Е.П.Блаватская

Новый Цикл

(сборник статей)

Приложение III

ЧТО МЫ МОЖЕМ СДЕЛАТЬ ДЛЯ ЛЮДЕЙ?

Я и мои друзья очень признательны вам за то, что вы ответили на мое письмо, опубликовав его и снабдив примечаниями в вашем журнале от 15 июля. С вашего позволения, мы хотели бы продолжить эту дискуссию. Те письма, которые я получил в ходе начавшегося диспута не только из Германии, но и из Англии[1], доказывают, что этот важнейший вопрос представляет интерес для ваших читателей по обе стороны Ла-Манша. И поскольку смысл моего первого письма был неверно истолкован, на этот раз я решил вынести его основной вопрос непосредственно в заголовок, чтобы тем самым подчеркнуть лейтмотив письма. Я и мои друзья не спрашиваем: следует ли нам делать что-либо для своих ближних или же нет? — но только: что мы можем и должны делать для них?

Вы соглашаетесь с нами — и об этом убедительно свидетельствует ваше примечание 1 на странице 309 к моему последнему письму — в том, что конечной целью, к которой должен стремиться мистик или оккультист, является достижение не совершенства в существовании (в «мире»), но абсолютного бытия: то есть мы должны освободиться от всякого существования во всех трех его мирах, или уровнях. Однако между нами остаются расхождения во мнениях по поводу того, следует ли нам, несмотря на это, помогать всем нашим ближним без разбора в их мирских делах; должны ли мы вмешиваться в их национальную и индивидуальную карму, дабы помочь им усовершенствовать «мир» и жить в нем более счастливо; и должны ли мы вместе с ними стараться разрешить социальные проблемы, развивать науки, искусства и индустрию, обучать их космологии, эволюции человека и вселенной и т.д., и т.п.; или же, напротив, нам надлежит ограничиться только тем, чтобы наставлять людей на путь мудрости, который будет уводить их от мира, непосредственно к пропагандируемой нами цели — абсолютному существованию (паранирване, мокше, Атме)? Следует ли нам, в связи с этим, ограничить свою помощь только теми, кто стремится освободиться от всякого индивидуального существования и жаждет избавиться от всякого эгоизма и ото всех стремлений и ищет только вечного мира?

Ответ. Коль скоро нижеподписавшаяся не обращается для обоснования своих взглядов и жизненной позиции ни к одному авторитету — уже покойному или ныне здравствующему — и ни к одной философской или религиозной системе, кроме одной — а именно эзотерических учений этики и философии, коих придерживаются те, кого мы называем «Учителями», — то и ответы свои мы должны давать в строгом соответствии с этими учениями. И первый мой ответ, соответственно, будет таким: ничто из того, что в состоянии помочь человеку вести в этом мире — коллективно или индивидуально — жизнь не то что более «счастливую», но хотя бы менее несчастную, не должно оставлять равнодушным теософа-оккультиста. И не важно, способствует ли эта помощь мирскому или духовному прогрессу человека: первой обязанностью теософа является постоянная готовность помочь человеку, по мере собственных сил и возможностей, не переставая при этом философствовать. Именно из-за того, что наши церковные и светские фарисеи слишком часто предлагают встречающимся им на пути несчастным, испытывающим либо физический, либо нравственный голод, христианские догматические трактаты вместо насущного хлеба, с каждым днем нашего века в мире становится все больше пессимизма и отчаяния. Счастье и радость, удовольствие и страдание — все это относительные понятия. Каждый из нас руководствуется в жизни собственными склонностями и пристрастиями: один стремится к мирским приобретениям, другой — к интеллектуальным, так что ни одна система не способна удовлетворить всех сразу. Вот почему в то время как один находит отдых и удовлетворение в семейных радостях, другой — в «социализме», а третий — «ищет только вечного мира», могут найтись и такие, кто стремится отыскать истину в какой-либо из многочисленных отраслей науки о природе и потому желает приобщиться к эзотерическим взглядам на «космологию и эволюцию человека и вселенной». — Е.П.Б.

По нашему мнению, последний из двух вариантов является правильным для мистика; тогда как первый более точно отражает наши собственные взгляды. Ваши примечания к моему предыдущему письму вполне согласуются с этим заключением, ибо в примечании 1 на странице 309 вы говорите: «Паранирвана достигается только с окончанием манвантары и с наступлением «ночи» вселенной, или пралайи». Но если конечная цель, паранирвана, может быть достигнута не индивидуально, а только солидарно всем нынешним человечеством, то представляется вполне резонным, что для осуществления нашего предназначения недостаточно всего лишь стараться подавлять собственное естество, но необходимо прежде всего содействовать ускорению мировой эволюции, способствуя «мирскому» развитию и готтентотов, и европейских вивисекторов, дабы они скорее смогли разглядеть свою наивысшую цель — спасение, и присоединились бы к нам в нашем общем продвижении к освобождению [смысл не совсем понятен].

Ответ. По нашему мнению, между «мистиком» и «теософом-эзотериком» или восточным оккультистом нет существенной разницы, и потому вышеозначенный образ действия не является «правильным для мистика». Тот, кто, «желая избавиться от всякого эгоизма», направляет всю свою благотворную энергию исключительно на ту часть человечества, которая разделяет его собственное мнение, проявляет себя человеком не только крайне эгоистичным, но вдобавок еще и виновным в необъективности и предвзятости. Когда же я говорила о том, что пара (или вернее — паранирвана) достигается только в конце манвантары, я вовсе не имела в виду «планетную», но исключительно всеобщую, космическую манвантару, т.е. ту, что наступает в конце «Века», а не «Дня» Брамы. Ибо наступление вселенской пралайи — это единственное время, когда человечество (не только земное человечество, но все прочие, населяющие небесные тела — звезды, солнца и планеты, на которых живут «люди», или «ману») «солидарно» достигает паранирваны; и даже тогда это будет не все человечество, но только те части человечеств, которые окажутся готовыми к ней. Замечание нашего корреспондента по поводу «готтентотов» и «европейских вивисекторов», похоже, продиктовано моим удивлением, вызванным тем, что мой ученый брат ведет речь только лишь об одном нашем маленьком и слаборазвитом земном человечестве. — Е.П.Б.

Вы имеете, в сравнении с нами, огромное преимущество, поскольку можете говорить обо всех этих вещах с совершенной уверенностью: «Так гласит эзотерическая доктрина», или «Так говорят мои учителя». Увы, мы не располагаем столь неоспоримыми подтверждениями нашей веры; напротив, мы хотим учиться и готовы принимать мудрость отовсюду, где бы она ни обнаружилась. Мы не можем сослаться ни на какой авторитет и ни на одно божественное откровение. Ибо если мы признаем ведантийские или буддийские доктрины, то только потому, что нас убеждают в их истинности предложенные нам логические аргументы; а в тех случаях, когда аргументы превосходят наше понимание, мы прибегаем к помощи интуиции: но в последнем случае мы получаем лишь нечто похожее на правду и потому по мере сил стараемся, чтобы наше логическое знание не отставало от интуитивного.

Ответ. Я могу говорить «с совершенной уверенностью» только о том, во что сама лично верю. Те же, кто не располагает таким же подтверждением своей веры, которое есть у меня, были бы доверчивыми простофилями, если бы принимали все, что им говорят, просто на веру. Автор этих строк верит в «авторитеты» (не говоря уже о «божественных откровениях») ничуть не более, чем наш корреспондент! Имея преимущество в сравнении с ним, я не нуждаюсь даже в том, чтобы прибегать к помощи своей интуиции, как это приходится делать ему, ведь непогрешимой интуиции действительно не бывает. А если я во что-то и верю, то только в то: 1) что в период детства человечества на нашей планете жили божественные люди, передавшие избранным представителям этого человечества тайные учения; 2) что эти учения сохранились до наших дней в неизменном виде; и 3) что Учителя очень хорошо разбираются в науке, основанной на этих учениях. — Е.П.Б.

Что касается вашего примечания 2 на странице 309, то у нас не было и нет ни малейшего намерения «подвергать вас критике», напротив, мы ни за что не позволили бы себе тратить свое время на опровержение того, что представляется нам ложным, мы склонны предоставлять всякого несогласного с нами его собственной эволюции, но мы всегда стремимся выявить позитивную информацию или аргументы, где бы мы их ни обнаружили. Более того, мы никогда не отрицали и никогда не забудем, сколь многим мы вам обязаны, ибо мы благодарны вам уже за то, что вы создали наше движение и подарили нам множество поразительных идей, прежде неведомых европейской цивилизации. И наша благодарность еще более возрастет, если вы (или ваши учителя) объясните нам, используя приемлемые и убедительные, с нашей точки зрения, аргументы, почему джива не может достичь паранирваны в любое время (a), и почему...

Ответ a). Здесь, очевидно, какое-то недоразумение. Я никогда не говорила, что ни одна джива не может достичь паранирваны, и никогда не имела в виду, что «конечная цель может быть достигнута только солидарно» всем нынешним человечеством. Утверждать подобное означало бы обвинять меня в таком вопиющем невежестве, в котором даже я не готова сознаться; вероятнее всего, мой корреспондент меня просто не понял. И поскольку каждая философская система Индии различает несколько видов пралайи, так же как и несколько нирванических (или «мокша») состояний, то д-р Хьюббе-Шляйден, вероятнее всего, спутал пракритика- и наймиттика-пралайю[2], различаемые ведантистами-вишишта-адвайтами. Я подозреваю даже, что мой уважаемый корреспондент впитал в свой разум гораздо больше учений этой конкретной секты, входящей в тройку ведантийских школ, нежели сам предполагает. Судя по всему, его «браминский гуру», о котором до нас долетело из Германии уже немало легенд, выкрасил своего ученика скорее в цвета философии Шри Рамануджачарьи, нежели Шри Шанкарачарьи. Однако это пустяк в сравнении с обстоятельствами, которые сильнее его, поскольку имеют кармический характер. Его отвращение к «космологии» и прочим наукам, включая теогонию, которые он противопоставляет чистой «этике», стало заметным с тех самых пор, когда за его просвещение взялся вышеназванный ученый гуру. Последний оповестил нас об этом лично после своего неожиданного salto mortali от эзотерики — слишком сложной чтобы понимать и потому учить — к этике, которую любой, кто знает один или два южноиндийских языка, может передать просто переписав тексты из философских сочинений, коими изобилует эта страна. А в результате мой уважаемый друг и корреспондент излагает вишишта-адвайту так же неосознанно, как мосье Журден говорил «прозой», хотя и полагает при этом, что стоит на позициях махаяны и чистой веданты. Если я ошибаюсь, то пусть меня поправят. Но как бы мог ведантист говорить о дживах, как будто это какие-то обособленные существа, независимые от Дживатмы — единой вселенской души! Это чисто вишишта-адвайтовская доктрина — утверждать, что Дживатма каждого индивидуального существа отлична от Дживатмы всех прочих индивидов. Мой корреспондент спрашивает: «Почему джива не может достичь паранирваны в любое время?» Мы отвечаем: если под «дживой» он подразумевает только «Высшую Сущность», или божественное Эго человека, то оно может достичь нирваны, но никак не паранирваны; да и то подобное возможно лишь в том случае, если эго станет дживанмуктой, что не слишком вяжется с определением «в любое время». Но если он понимает под «дживой» просто единую жизнь, которая заключена, по словам вишишта-адвайтов, в каждой частичке материи, при этом оставаясь отдельной от шариры, или тела, в котором она содержится, тогда вовсе непонятно, что именно он хотел этим сказать. Поскольку мы не согласны с тем, что Парабрахман только пронизывает каждую дживу, равно как и каждую частицу материи, но говорим, что Парабрахман неотделим от каждой дживы, как и от каждой частицы материи, потому что Парабрахман — это абсолют, и, по сути дела, Он и есть сама Дживатма в чистом виде (за неимением лучшего определения). Следовательно, прежде чем отвечать на заданный вопрос, я должна убедиться в том, что под паранирваной он подразумевает то же, что и я; и разобраться, о каком именно виде пралайи он ведет речь: о пракритика-маха-пралайе, повторяющейся каждые 311 040 000 000 000 лет; или о наймиттика-пралайе, приходящей следом за Брахма-кальпой, равной 1000 Маха-юг; или о чем-то еще? Приемлемые аргументы можно привести только тогда, когда обе дискутирующие стороны понимают друг друга. Я стою на эзотерических позициях, практически идентичных интерпретации адвайты, а д-р Хьюббе-Шляйден строит свои выводы на основе — ему лучше знать какой — системы, которую я, не будучи всеведущей, не берусь определить. — Е.П.Б.

...конечная цель может быть достигнута только солидарно всем ныне живущим человечеством. Для продолжения дискуссии на эту тему приведу несколько аргументов, опровергающих, как мне кажется, данные постулаты. Попробую, для начала, представить себе результаты, к коим может привести следование первой и второй точке зрения:

1.   Бескорыстие альтруиста выглядит совершенно по-разному в свете этих двух различных мнений. Начнем с нашего собственного взгляда на данный вопрос. Мистик, который верит в то, что может достичь освобождения от мира и от собственной индивидуальности независимо от кармы какого-либо иного существа или всего человечества, — это истинный альтруист, постольку, поскольку он — монист: иными словами — на основании тат твам аси[3]. Одинакова не форма и не индивидуальность, но бытие всех существ; и ему оно тоже принадлежит. И чем явственнее он ощущает собственную авидью, аджнану или отсутствие мудрости, тем очевиднее они для него и в окружающем мире: он видит, что все прочие существа тоже прозябают в невежестве, и по этой причине проникается к ним все большим состраданием (б). Рассмотрим теперь другую точку зрения: разве альтруизм...

Ответ б). Если человек чувствует «сострадание», но не стремится к тому, чтобы оно выливалось в адекватные практические результаты, то это уже не «альтруизм», но нечто совершенно иное. Подлинное самосовершенствование, с точки зрения эзотеризма, — это прежде всего действие. «Бездействие в деле милосердия становится действием, равносильным смертному греху». (См. «Два Пути» в «Голосе Безмолвия».) — Е.П.Б.

...оккультиста, который считает, что связан с кармой всех остальных людей и потому вынужден трудиться вместе с ними и ради них, не следует признать эгоистичным? Ибо разве не будет скрываться на дне подобного «бескорыстия» осознание того, что добиться собственного освобождения меньшей ценой все равно никак не удастся? Для такого человека единственным способом освободиться от эгоизма является принесение себя в жертву «миру»; тогда как мистик стремится принести себя в жертву вечному, абсолютному бытию. Каждый германский теософист, безусловно, рассматривает альтруизм как свой наипервейший долг; но, хотя мы не можем и не собираемся говорить за всех и каждого, мы все-таки склонны полагать, что альтруизм никогда не был популярен в этой стране в первой из двух своих вышеописанных форм (т.е. как принесение себя в жертву «миру»), но только в своем последнем варианте — как принесение себя в жертву вечному (в).

Ответ в). Оккультист ощущает себя «связанным с кармой всех остальных людей» не более, чем здоровый человек чувствует себя паралитиком из-за того, что парализовало его соседа. Однако даже это обстоятельство ни в коей мере не опровергает тот факт, что ходячие ноги первого и парализованные — второго эволюционировали из одного и того же источника и их первоисходной сущностью является Единая Жизнь. И следовательно, в его трудах на пользу менее удачливому собрату нет ничего эгоистического. С точки зрения эзотеризма, единственным путем, способом или методом принесения себя в жертву «вечному» является труд и самопожертвование ради коллективного духа Жизни, воплощением и наивысшим (для нас) божественным аспектом которого является Человечество. Обратитесь к нирманакае — к этому возвышенному учению, которое по сей день не понял толком ни один востоковед, но д-р Хьюббе-Шляйден может отыскать во II и III трактатах «Голоса Безмолвия». Ничто иное не в состоянии явить нам вечность; и для мистика или оккультиста нет иного пути к подлинному достижению вечности, что бы там ни говорили востоковеды и словари буддистских терминов, ибо реальное значение Трикая — тройственной силы воплощения Будды — и нирваны в ее трех негативных и позитивных определениях никогда не было им известно.

Если наш корреспондент полагает, что, называя «теософов» «теософистами», он тем самым изгоняет из своего повествования всякую софистику, то он заблуждается. Я заявляю это со всей ответственностью: взгляды, которые он излагает в своих письмах, являются, по моему скромному разумению, настоящими плодами софистики. И если я его снова не поняла, пусть меня снова поправят. — Е.П.Б.

2. Вы, должно быть, не совсем точно поняли нашу мысль, если заявляете в своем примечании на странице 309, что мы пропагандируем полное «отречение и изоляцию от мира». Мы склонны призывать к подобному отшельничеству не более, чем вы сами, ибо мы всего лишь рекомендуем «аскетическую жизнь», коль скоро она необходима для того, чтобы подготовить человека к выполнению тех задач, которые неизбежно возникают перед каждым, кто следует по пути окончательного освобождения от мира. Однако следование вашим взглядам, как нам кажется, толкает человека назад — к миру и к мирской жизни, с чем мы никак не можем согласиться, если только вы не приведете достаточно веские основания, оправдывающие предложенную вами политику. Необходимость присоединяться к другим людям во всех их мирских делах и стремлениях, чтобы помочь им и тем самым ускорить их продвижение к единой, совместной цели, противоречит нашей интуиции (a). А метод...

Ответ a). Трудно представить, как мои взгляды, высказанные в предыдущем письме, могли привести к подобному выводу; и вряд ли кто-нибудь сможет вспомнить, чтобы я когда-либо советовала своим братьям-теософам присоединяться к другим людям «во всех их мирских делах и стремлениях»! Нет смысла снова цитировать здесь сказанное мною в примечании 1 на странице 307, поскольку каждый может открыть нужную страницу и убедиться в том, что ничего подобного я не говорила. В ответ на одну заповедь я могу привести десять. «Ни нагота, ни спутанные волосы, ни грязь, ни посты, ни лежание на земле... ни неподвижное сидение не могут очистить того, кого переполняют сомнения», — говорит «Дхаммапада» (ст. 141). «Ни воздержание от рыбы и мяса, ни разгуливание нагишом, ни выбривание головы, ни спутанные волосы, и т.д., и т.п., не очистят человека, который еще не освободился от иллюзий», — добавляет «Амагандха-сутта» (7, 11). Именно это я и имела в виду. Между спасением через грязь и зловоние, которое практиковали Св. Лабро и некоторые факиры, и мирской жизнью, не пренебрегающей никакими интересами, конечно же, немалый диапазон. Но суровый аскетизм, практикуемый в гуще мирской жизни, гораздо более похвален, нежели уход от тех, кто думает не так, как мы сами, ибо в последнем случае мы лишаем себя возможности открыть им истину. — Е.П.Б.

...освобождения от мира через поощрение и ускорение мирских процессов напоминает нам бесконечный бег белки в колесе. Наши склонности подсказывают нам, что мы должны уйти от мирской жизни и трудиться обособленно — в монастыре или как-то иначе — вместе с теми и ради тех, кто стремится к той же самой цели — освобождению, и кто жаждет избавиться от всякой кармы — своей собственной или чьей бы то ни было еще. Мы намерены также оказывать помощь всем тем, кто вынужден оставаться в миру, но уже видит перед собою ту же цель, что и мы, и делает все возможное для того, чтобы присоединиться к нам. Мы не делаем секрета из наших целей и задач, мы готовы изложить свои взгляды и аргументы каждому, кто захочет их выслушать, и рады принять в свои ряды всякого, кто со всею искренностью этого пожелает (б). Но самое важное для нас...

Ответ б). Так же, как и мы. И если не каждый из нас живет в соответствии со своим наивысшим идеалом мудрости, то только потому, что мы, в конце концов, — люди, а не боги. Однако одного мы точно никогда не делаем (во всяком случае, те, кто входит в эзотерический круг): мы не ставим себя в пример другим людям, поскольку хорошо помним заповедь из «Амагандха-сутты», гласящую: «Самовосхваление, уничижение других, чванство, злые сообщения (осуждения) — все это создает (моральную) нечистоту»; и еще одну, из «Дхаммапады» (ст. 252): «Легко замечать ошибки других, но свои ошибки замечать трудно; чужие ошибки человек с удовольствием разоблачает, но свои собственные старается скрыть, как шулер скрывает от партнера по игре испорченные кости». — Е.П.Б.

...это стараться жить в соответствии со своим наивысшим идеалом мудрости, поскольку положительный пример может оказаться более полезным для наших ближних, нежели любая организованная пропаганда учения.

Кстати, в своем примечании вы связываете воедино Шопенгауэра и Эдуарда фон Гартмана[4]. Однако в данном вопросе они придерживаются противоположных взглядов. Шопенгауэр, как и большинство германских мистиков и теософистов, воспроизводит взгляды веданты и (экзотерического) буддизма, согласно которым окончательное освобождение может быть достигнуто только индивидуально и независимо от времени и кармы окружающих; тогда как мнение Гартманна более сходно с вашим, ибо он не верит в индивидуальное спасение и освобождение от мира; весь мистицизм, и в особенности тот, что называется ныне индийской философией, он считает заблуждением, а альтруистической обязанностью каждого полагает служение мирскому прогрессу с целью добиться его скорейшего завершения (это тот самый «умный современный философ», которого я упомянул на странице 435) (в).

Ответ в). Поскольку я никогда не читала фон Гартмана и мало что знаю о Шопенгауэре (да и не очень-то ими интересуюсь), то позволила себе упомянуть их только в качестве примеров наиболее вопиющего пессимизма; кстати, то, что вы говорите о Гартмане, полностью подтверждает мое предположение. И если, как вы говорите, Гартман считает «индийскую философию заблуждением», то неправомерно утверждать, будто его мнение сходно с моим, так как я придерживаюсь диаметрально противоположной точки зрения и полагаю, что Индия может вернуть Гартману тот же самый комплимент, причем с процентами. — Е.П.Б.

3. Может статься, что веданта и (экзотерический) буддизм согласуются вовсе не с вашими, а с нашими взглядами; более того, нет никаких сомнений в том, что именно так оно и есть. Вряд ли кто-то станет оспаривать тот факт, что Господь Будда, какую бы эзотерическую доктрину он ни исповедовал, создавал монастыри или же всячески поддерживал и одобрял их создание. Не знаю точно, стремился ли он к тому, чтобы все его ученики непременно стали бодхисатвами, но он со всей очевидностью указывал на «счастливую жизнь» бхикшу как на путь к спасению, нарочито воздерживался от преподавания космологии и всех других мирских наук, никогда не вмешивался в мирские дела людей и ограничивал свое служение им исключительно тем, что указывал дорогу к освобождению от существования. То же самое можно сказать и о веданте. Она запрещает всякую привязанность к мирским идеям и интересам, не одобряет проявление интереса к космологии и не поддерживает ни a fortiori эволюцию социализма, ни какие-либо другие мирские усовершенствования. Все это веданта называет аджнаной (а буддизм — авидьей), тогда как джнана (или мудрость) — единственная цель, к которой должен стремиться мудрец (джнани), — направлена исключительно на постижение вечного (истинной реальности, Атмы) (a).

Ответ a). Все зависит от того, что вы называете ведантой, — двайту или вишишта-адвайту. То, что наша точка зрения отлична от обеих, ни для кого не новость, так как я непрестанно об этом говорю. Но если как следует изучить эзотеризм упанишад и сравнить его с нашим эзотеризмом, то можно будет заметить их очевидное сходство. Я никогда не оспаривала те факты из биографии Будды, которые приводит наш корреспондент, хотя они связаны только с экзотерической его биографией. Следует также иметь в виду, что он не выдумал сам и не извлек из глубин собственного внутреннего сознания ту философию, которую проповедовал, но изобрел лишь оригинальный метод ее передачи. Его буддизм — это не что иное, как просто эзотерический бодхизм, передававшийся задолго до него в святая святых браминских храмов; и потому не приходится сомневаться в том, что он включает в себя немало доктрин, которые Господь Будда никогда не проповедовал публично. Но это отнюдь не означает, что он вовсе не проповедовал их своим архатам. Опять же, между «привязанностью к мирским идеям и интересам» и изучением космологии, которая, кстати говоря, не является «мирской наукой», зияет огромная пропасть. Первая имеет отношение к религиозному и философскому аскетизму, второе — необходимо для изучения оккультизма, который нельзя назвать буддийским, поскольку он — универсален. Без изучения космогонии и теогонии, демонстрирующих скрытую сторону каждой силы в Природе и их непосредственную связь и соотношение с силами, заключенными в человеке (или его принципами), не может быть никакой оккультной психофизики (или познания человека, как он есть на самом деле). Никто никого не принуждает изучать эзотерическую философию — это дело сугубо личное и добровольное; но отождествлять оккультизм с буддизмом или ведантизмом все-таки не следует. — Е.П.Б.

Понятие аджнани (неверно напечатанное в июльском номере на странице 436 как агнам) — это то, что в английских переводах «Сутт» и «Дхаммапады» передается словом «глупец». Оно никогда не связывалось с «умственными» способностями и потому не обозначало невежду, напротив, ученые гораздо чаще заслуживают определения аджнани, нежели «невежественные» мистики. Значение слова аджнани всегда относительно. Словом джнани может быть назван всякий, кто стремится к осознанию вечного в себе: так что, хотя совершенным джнани является только дживанмукта, каждого, кто движется по пути эволюции к этому же самому состоянию, тоже можно назвать (относительным) джнани: при этом всякого, кто стоит ниже его по степени своего развития, можно считать относительным аджнани. Но, поскольку каждый джнани видит впереди себя конечную цель, сам себя он может считать только аджнани — до тех пор, пока не достигнет состояния дживанмукта; более того, ни один мистик не назовет своего ближнего «глупцом» в «интеллектуальном» смысле этого слова, так как интеллект не имеет для него большого значения. Для него человек может быть «глупым» лишь постольку, поскольку он беспокоится о (мирском) существовании и желает еще чего-то, кроме мудрости, освобождения и паранирваны. А это состояние ума целиком определяется «волей», а не интеллектом индивида. «Воля» аджнани уносит его прочь от духа, в материю (по нисходящей дуге цикла); в то время как «воля» джнани освобождает его от пут материи, позволяя ему воспарить к вершинам «духа», выше всякого существования. Эта проблема преодоления «поворотной точки» круга, разумеется, никоим образом не связана с интеллектом, поскольку какая-нибудь сестра милосердия или скромный труженик могут обогнуть эту точку гораздо раньше, чем Бэконы, Гете, Гумбольдты и пр., продолжающие движение по нисходящей стороне существования, будучи привязанными к ней своими индивидуальными нуждами и желаниями (б).

Ответ б). Агнам появился в тексте вместо аджнани, конечно же, вследствие ошибки типографского работника. Подобного рода ошибками изобилует каждый журнал и каждая газета, и, полагаю, не только в Англии, но и в Германии; так что «Sphinx» грешит ими ничуть не менее, чем «Lucifer». Так уж распорядилась карма нашего печатника и корректора. Однако гораздо большая ошибка переводить слово аджнани как «глупец», что бы там ни говорили Били, Ольденберги, Веберы и Харди. Джняна (или правильнее — джнана) — это, конечно же, мудрость, но также и нечто большее, потому что это духовное знание божественных вещей, скрытых от всех, кто этим знанием не обладает, — знание, спасающее дживанмуктов, в совершенстве овладевших как карма-йогой, так и джнана-йогой. И если всех тех, кто пока не может назвать себя абсолютным знатоком джнаны (или джняны), следует считать «глупцами», это означает, что весь мир, за исключением нескольких йогов, состоит сплошь из глупцов, а высказывать подобное отношение к роду человеческому — значит перекарлейлить самого Карлейля в его отношении к своим соотечественникам. На самом же деле аджнана означает просто «незнание истинной Мудрости», или, буквально, «немудрость», а вовсе не «глупец». А объяснять, что слово «глупец» «никогда не связывалось с умственными способностями», — это все равно что не сказать ничего или даже еще более усугубить ситуацию, уподобившись слону в посудной лавке, ибо каждый знает, что в своем этимологическом значении и по определению любого словаря глупец — это человек, «лишенный ума», или «слабоумный». Я очень признательна доброму доктору за столь подробное истолкование этого спорного санскритского термина, но с учетом сложившихся обстоятельств вынуждена была привести свое собственное. Я сделала это ради читателей «Lucifer», а не ради себя, поскольку я знала все то, о чем он говорит (минус новое и весьма рискованное определение слова «глупец» и плюс кое-что еще), возможно, уже тогда, когда он еще только появился в этом мире майи. Вне сомнений, ни Бэкона, ни Гумбольдта, ни даже самого великого Геккеля, «свет Германии», нельзя назвать «джнани»; но это имя не подходит также ни одному европейцу из тех, кого я знаю, как бы далеко он ни продвинулся в освобождении себя от «индивидуальных нужд и желаний». — Е.П.Б.

4. Коль скоро мы согласны с тем, что все существование — а это значит, весь мир и все его эволюционные процессы, его радости и горести, его боги и демоны — это майя (иллюзия), или ложные представления об истинной реальности, то почему мы должны поддерживать и поощрять это недоразумение? (a)

Ответ a). Именно потому, что термин майя, так же как и «аджнана», по вашим же собственным словам, имеет только относительное значение. Мир... с «его радостями и горестями, его богами и демонами», а заодно и со всеми людьми, конечно же, выглядит всего лишь как эфемерное порождение майи (иллюзии), в сравнении с потрясающей реальностью — беспредельной вечностью. Однако здесь необходимо провести разграничительную линию. Поскольку мы не можем иметь даже приблизительно точного представления о непостижимой реальности, для нас — таких же иллюзорных, как и все, что находится за пределами этой реальности, — страдания и несчастья этой величайшей из всех иллюзий — человеческой жизни в универсальной махамайе — так вот, для нас эти страдания и несчастья остаются самой что ни на есть настоящей, хотя и очень печальной реальностью. Тень от вашего тела, танцующая на белой стене, реальна, поскольку она есть, причем реальна не только для вас, но и для всех, кто ее видит, потому что реальность так же относительна, как и иллюзия. И если одна «иллюзия» не в состоянии помочь другой такой же «иллюзии» изучить и познать истинную природу Высшей Сущности, то боюсь, что лишь очень немногим из нас когда-либо удастся вырваться из цепких когтей майи. — Е.П.Б.

5. Как и все вселенское существование, время и причинность также являются только майей, или, как это убедительно доказали Кант и Шопенгауэр, всего лишь нашими обусловленными представлениями, формами нашего интеллекта. Так почему же какой-либо момент времени, иными словами, момент одной из наших нереальных форм мышления, должен быть более предпочтителен для достижения паранирваны, чем любой другой? Для этой паранирваны, Атмы или истинной реальности любая манвантара так же нереальна, как и любая пралайя. Но то, что мы говорим здесь о времени, так же справедливо и для причинной связи, с какой бы точки зрения мы ее ни рассматривали. Если мы посмотрим на нее с позиций абсолютной реальности, вся причинность и карма покажутся нам нереальными; и в осознании этой нереальности как раз и кроется секрет освобождения от нее. Но даже если смотреть на нее, так сказать, с точки зрения аджнаны, считающей существование реальным, мы видим, что у причинности нет (во «времени») конца и не может быть никакого начала. А стало быть, абсолютно все равно, погружен мир в пралайю или же нет. И веданта совершенно справедливо замечает, что в любой пралайе остается каранашарира (причинное тело, аджнана) Ишвары и всякой дживы (то есть всего существования) (б). Да и может ли быть иначе? Разве не должна после разрушения...

Ответ б). Это, опять-таки, интерпретация вишишта-адвайты, которую наша эзотерическая школа не признает. Мы не можем сказать следом за ними, что исчезают одни только грубые тела, а сукшма-частицы, которые они считают несотворенными и неразрушимыми, остаются. Мы также не верим, что какой-либо ведантист из школы Шанкарачарьи согласился бы повторить подобную ересь. Ибо это было бы равносильно тому, чтобы сказать, будто маномайя-коша, соответствующая тому, что мы называем манасом (разумом), с ее волевыми ощущениями, и даже камарупа — носитель низшего манаса — тоже сохраняются во время пралайи. Прочтите страницу 185 в сборнике «Five Years of Theosophy», поразмышляйте над тремя классификациями человеческих принципов, и вам станет понятно, что каранашарира (термин, обозначающий просто коллективную человеческую монаду, или перевоплощающееся эго), «причинное тело», никак не может сохраняться; особенно если учесть, что это тело, как вы сами говорите, есть аджнана — невежество, или принцип немудрости, вполне подходящий под ваше определение «глупца». От одной только мысли о том, что этот «глупец» продолжит свое существование во время пралайи, поседеет любой философ-ведантист и даже просветленный дживанмукта, поскольку это будет означать, что даже последний может с полным правом снова называть себя «аджнани». Нет, то, как вы об этом написали, может быть только досадной опечаткой. Да и разве выживание каранашариры Ишвары, не говоря уже обо «всех дживах» (!), во время пралайи так уж необходимо для эволюции следующей вселенной? Ни один буддист — эзотерический или экзотерический и ортодоксальный — не признает Ишвару per se, будь то персонифицированный бог или независимый разумный принцип; тогда как некоторые ведантисты определили бы его просто как Парабрахман плюс майя (концепция, вполне приемлемая для периода господства майи, но не более того). Все, что остается во время пралайи, — это вечная потенциальность каждого состояния праджна (сознания), входящего в соответствующий уровень, или поле, сознания, называемое адвайтами чидакашей и чинматрой (абстрактным сознанием). А истинный ведантист скажет вам, что, будучи абсолютным, это абстрактное сознание является также совершенной бессознательностью. — Е.П.Б.

...вселенной, переходящей в пралайю, появиться со временем другая вселенная? И разве не предшествовало нашей нынешней вселенной бесчисленное множество других? Разве это было бы возможно, если бы причина существования не присутствовала в каждой пралайе так же, как и в каждой кальпе? А если это так, то почему пралайю следует считать более благоприятным моментом для достижения паранирваны, нежели любую манвантару?

6. Но если какой-то момент времени и какая-то фаза причинности более благоприятствуют достижению цели в сравнении с другими, то для чего тогда нужна пралайя после каждой манвантары, а не только в конце махакальпы или, по крайней мере, кальпы? В каждой кальпе (длящейся 4320 миллионов земных лет) — 14 манвантар и пралай; а в каждой маха-кальпе (311 040 миллиардов земных лет) — 504 000 (36 000 Ѕ 14) манвантар и пралай. Но почему возможность перехода в паранирвану предоставляется именно с такой частотой, а не чаще; или наоборот, почему это происходит не один-единственный раз в конце существования каждой вселенной? Иными словами, почему паранирвана достигается только рывками и только группами; и, если она действительно не может достигаться индивидуально в любое время, по мере готовности к ней человека, почему этот человек должен ждать, когда до нее дорастут все его собратья по человечеству? Ведь если это так, то почему бы ему тогда не подождать еще и всех животных, все растения, амеб и протоплазму, а также, возможно, все минералы на нашей планете и вдобавок обитателей всех остальных звезд нашей вселенной? (a)

Ответ a). Поскольку д-р Хьюббе-Шляйден излагает свои возражения в форме вопросов к утверждениям и аргументам, которые я никогда не формулировала и не выдвигала, то мне просто нечего сказать ему по этому поводу. — Е.П.Б.

7. Однако похоже, что основное затруднение кроется в данном случае несколько глубже. Для достижения паранирваны необходимо преодолеть ошибочную концепцию собственной отделенности, эгоизм индивидуальности, «жажду существования» (тришна, танха). Но разве не очевидно, что это ощущение индивидуальности может быть преодолено только индивидуально? Да и как этот процесс может зависеть от других индивидуальностей или от чего бы то ни было еще? Абстрактный эгоизм, являющийся причиной всего существования и, по сути дела, аджнаной и майей, никогда не может быть полностью изжит и уничтожен. Аджнана не имеет ни начала, ни конца; а число джив (атомов?) бесконечно. И если бы дживы всей вселенной исчезали только в паранирване, то до этого времени совокупная джива и аджнана не могла бы уменьшиться ни на один атом. Ведь, по большому счету, и джива и аджнана являются следствием отхода от реальности и неверных представлений. Так для чего же необходимо объединение пусть даже небольшой группы людей, если каждый из них должен избавиться от собственных неверных представлений о реальности? (б)

Ответ б). Единственный «отход от реальности и неверные представления», которые я здесь вижу, это его собственные. Меня очень радует ученость моего корреспондента, свидетельствующая о впечатляющем прогрессе, достигнутом им с тех пор, как я видела его в последний раз — почти три года назад, когда он еще находился в самом расцвете своей аджнаны. Но я все еще никак не могу понять, что он пытается доказать своими аргументами? — Е.П.Б.

Суммируя вышесказанное, попробую привести три примера, когда мистик или (экзотерический) буддист, бхикшу или архат, с одной стороны, и оккультист или теософ, с другой, действовали бы по-разному (при условии, что каждый из них неукоснительно придерживался бы свойственных для него взглядов и принципов). Безусловно, каждый из них ни за что не упустил бы возможность сделать что-нибудь на благо своих ближних: но дело все в том, что это благо они, скорее всего, будут представлять себе по-разному.

Предположим, что они встретили на своем пути несчастного, голодного беднягу, с которым они с радостью разделят свой последний кусок хлеба. Мистик при этом попытается объяснить человеку, что в теле необходимо просто поддерживать жизнь, поскольку заключенное в нем существо имеет собственное духовное предназначение и это предназначение состоит как раз в том, чтобы избавиться от всякого существования, а вместе с ним и от всех нужд и желаний; что необходимость просить подаяние, чтобы не умереть с голоду, — это вовсе не беда, ибо такая жизнь может быть даже более счастливой, чем жизнь богачей с ее воображаемыми проблемами и амбициями; более того, самым счастливым человеком на свете может стать именно бедняк, который ничего из себя не представляет и ничего не имеет в этом мире, — такой, как Будда и Иисус, — если его бедность сочетается с мудрым стремлением к вечности, единственной истинной и неизменной реальности, и божественному миру. И если мистик убедится в том, что сердце человека не откликается ни на какие призывы к истинной религиозности, он просто оставит его, хотя и не перестанет надеяться, что со временем и этот человек убедится в том, что все его мирские нужды и желания никогда не будут удовлетворены, поскольку их невозможно удовлетворить, и что истинное и непревзойденное счастье можно обрести только в стремлении к вечному. Иное дело оккультист. Он уверен, что все равно не сможет навсегда соединиться с вечностью, пока все остальные человеческие индивидуальности не пройдут, так же как и он, через все мирские соблазны и не разочаруются в них. Поэтому он прежде всего постарается помочь голодному бедняге преуспеть в мирских делах: вероятно, попробует обучить его какому-нибудь ремеслу или профессии, которая дала бы ему возможность самому зарабатывать себе на хлеб; или же составит вместе с ним какой-нибудь социалистический прожект, призванный улучшить материальное положение бедняков.

Ответ. В данном случае «мистик» поступает в точности так, как поступил бы теософ или оккультист Восточной Школы. Интересно было бы узнать, где это д-р Хьюббе-Шляйден познакомился с «оккультистами» описанного им типа? Если в Германии — то, искреннее сочувствуя оккультисту, который уверен, «что все равно не сможет навсегда соединиться с вечностью», пока каждая человеческая душа не разочаруется в «мирских соблазнах», я бы взяла на себя смелость пригласить его в Лондон, где тамошние оккультисты смогли бы лучше объяснить ему, что к чему. Похоже, что нашему корреспонденту следовало бы побольше рассказать о своем «оккультисте»: во всяком случае, уточнить его национальность. Опять же, «социализм» в письме всегда упоминается с явным неодобрением, так же как и «космология». В рядах Теософского Общества есть пока что только два английских социалиста; и каждый теософ может гордиться ими обоими и брать с них пример практического буддо- и христоподобного милосердия и добродетелей. Такие социалисты, как эти двое активных альтруистов, преисполненных бескорыстной любви и милосердия и готовых помочь всему, что страдает и нуждается в помощи, безусловно, стоят десяти тысяч мистиков и прочих — как германских, так и английских — теософистов, которые разглагольствуют вместо того, чтобы действовать, и проповедуют вместо того, чтобы учить. Перейдем, однако, ко второму примеру, предложенному нашим корреспондентом. — Е.П.Б.

Второе. Предположим, что мистик и оккультист встречают двух женщин, одна из которых характером подобна «Марфе», а другая — «Марии». Мистик, конечно же, напомнит обеим о том, что каждый человек обязан прежде всего добросовестно исполнять свои обязанности — все равно, вынужденные они или добровольные. Всякое дело, за которое он когда-либо взялся, и каждое обязательство по отношению к ближнему должно быть выполнено им «до последнего кодранта». Но, с другой стороны, и по той же самой причине мистик предупредит их о том, чтобы они не умножали более число своих привязанностей к миру и к мирским делам, исключая только те случаи, которые представляются им абсолютно неизбежными. Он также попытается обратить все их внимание на достижение конечной цели и зажечь в них искру возвышенного и неиссякаемого стремления к вечному. Иное дело оккультист. Возможно, он скажет все то же самое, что сказал и мистик, и это вполне удовлетворит «Марию». Но «Марфе» вряд ли понравится услышанное, так как покажется ей крайне нудным и утомительным; и оккультист, из сострадания к ее недуховности, постарается объяснить ей кое-что из эзотерической космологии или рассказать ей о возможности развить собственные психические способности и так далее.

Ответ. Похоже, кота, наконец-то, выпустили из мешка. Сначала меня просят ответить на вопросы, снабдив их примечаниями, а потом я вижу, вместо ясных и четких формулировок, не что иное, как очевидные намеки на несостоятельность методов работы Теософского Общества! Тех, кому не нравятся «эзотерическая космология» и развитие психических способностей, никто не заставляет тратить на них свое время. Однако все эти возражения я уже слышала четыре года назад: и тогда их инициатором тоже был «гуру», хорошо известный нам обоим; и тогда этому ученому «мистику» тоже наскучило быть чела и у него неожиданно возникло желание стать учителем. Так что эта песенка стара. — Е.П.Б.

И третье. Предположим, что нашему мистику и нашему оккультисту встретится больной, который обратится к ним за помощью. Оба, конечно же, постараются вылечить его, по мере возможности. И в то же время оба не преминут воспользоватьcя случаем, чтобы обратить своего пациента к вечному, опять-таки — по мере возможности. Они постараются объяснить ему, что все в мире является только правомерным следствием той или иной причины; и, если он сейчас осознанно страдает от своей болезни, значит, он сам когда-то осознанно создал соответствующую и адекватную причину этой болезни — в нынешней или в одной из прошлых своих жизней. И что единственный способ навсегда освободиться от всех болезней и несчастий состоит в том, чтобы не создавать более причин, стараясь воздерживаться от каких-либо действий и избавляться от своих потребностей и желаний, дабы вознестись таким образом над всеми причинно-следственными связями (кармой). А для этого ему надлежит заменить свои прежние дурные стремления хорошими; затем хорошие — еще лучшими; и наконец, еще лучшие — самыми лучшими; не переставая, впрочем, все это время иметь в виду нашу наивысшую цель — спасение, и стараясь, по возможности, жить в вечном. Ибо только такой способ мышления способен окончательно освободить нас от несовершенств существования.

И если пациент так и не оценит всей силы этой продолжительной серии аргументов или же они ему не понравятся, мистик просто уйдет, оставив его на милость его собственной судьбы, в надежде, что когда-нибудь, когда его разум станет более восприимчивым, ему встретится на пути еще один такой же мистик.

Иное дело оккультист. Этот сочтет своей обязанностью ни в коем случае не отставать от больного, с кармой которого, равно как и с кармой всех остальных людей, он неразрывно и неизлечимо связан. Он не оставит больного в покое до тех пор, пока не дотянет его до того возвышенного состояния подлинно духовного развития, в котором он начнет осознавать свою конечную цель и стремиться к ней «всем своим сердцем, всей душой и изо всех своих сил». А кроме этого, оккультист постарается еще и помочь ему устроить свою мирскую жизнь таким образом, чтобы она максимально способствовала его дальнейшему духовному прогрессу. Он непременно убедит пациента в том, что вегетарианство, а еще лучше фруктовая диета — это единственная пища, полностью гармонирующая с человеческой природой; он не забудет также обучить его основным правилам эзотерической гигиены; он покажет, как правильно пользоваться своей жизненной энергией (месмеризмом); а поскольку новобранцу вряд ли покажется привлекательной безымянная и бесформенная вечность, оккультист постарается на первых порах привлечь его перспективою обретения эзотерического знания и оккультных способностей.

А теперь вы окажете нам неоценимую услугу, если аргументированно объясните, почему оккультист прав, а мистик ошибается; или почему паранирвана не может быть достигнута индивидуально и в любое время, как только джнана, обретенная в состоянии самадхи, испепелит всю индивидуальную карму; и при чем тут карма какого-то другого индивида или всего человечества?

Искренне ваш

Хьюббе-Шляйден

Нойхаузен, Мюнхен, сентябрь 1889 г.

 

Ответ. Поскольку ни один оккультист из тех, кого я знаю, ни за что не повел бы себя вышеописанным образом, то и ответа никакого быть не может. Мы, теософы, и особенно ваша покорная слуга, слишком заняты нашей работой, чтобы тратить время на анализ надуманных ситуаций и художественного вымысла. Вот когда наш плодовитый корреспондент сообщит нам, кого он имеет в виду в данном случае под именем «оккультиста» и когда и где именно этот последний действовал подобным образом, тогда я буду к его услугам. Возможно, он ведет речь о ком-то из теософов, или вернее — о ком-то из членов Теософского Общества? Но я, во всяком случае, никогда не встречала «оккультиста», который подходил бы под это описание. Что же касается заключительного вопроса, то, как мне кажется, я уже дала на него достаточно внятный ответ в своих предыдущих примечаниях к этому письму.

Так же искренне ваша

Е.П.Блаватская

 

Письмо Хьюббе-Шляйдена по поводу ответа Е.П. Блаватской на предыдущее письмо (см. «Усовершенствовать мир или освободить его?»). Впервые опубликовано в журнале «Lucifer», Vol. V, № 26, October, 1889, p. 156-165.

 

[1] И, возможно, также из Мадраса? — Ред. «Lucifer».

[2] * Пракритика-пралайя (санскр.) — пралайя, следующая за Веком Брамы, когда все, что существует, растворяется в своей предвечной сущности (или Пракрити). Наймиттика (санскр.) — временное или случайное; употребляется по отношению к одному из четырех видов пралай.

[3] * Тат твам аси (ты еси то) — одно из великих речений упанишад. Его произнес, обучая своего сына Шветакету, учитель Уддалака Арунея. Им намекается на тождество сокровенной сути человека с последним основанием внешнего мира, Атманом и Брахманом.

[4] * Гартман Эдуард (1842-1950) — немецкий философ-идеалист, сторонник панпсихизма. Основой сущего считал абсолютно бессознательное духовное начало — мировую волю («Философия бессознательного»). В этике вслед за А.Шопенгауэром разрабатывал концепцию пессимизма.

 

К началу страницы → К оглавлению сборника "Новый Цикл" 

 
 

 
html counterсчетчик посетителей сайта
TOP.proext.com ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU