Вопрос V

О минеральной монаде

Любое английское выражение, которое правильно передает соответствующую идею, «санкционировано Адептами». Почему бы нет? Термин «монада» применим к скрытой жизни минерала в такой же мере, как и к жизни растений и животных. Моногенист[41] может возразить против этого термина, особенно против самой идеи, в то время как полигенист[42] — если только он не является материалистом — возможно, этого не сделает. Что же касается других категорий ученых, то они отклонят даже концепцию о человеческой монаде... и назовут ее «ненаучной». Какое отношение имеет монада к атому? Она не связана ни с атомом, ни с молекулой, как они интерпретируются современной наукой. Ее нельзя также сравнить ни с микроорганизмом, некогда отнесенным к разряду полигастритных инфузорий, а ныне причисленных к растениям и классифицированным как водоросль; ни с monas перипатетиков[43]. Разумеется, по своему физическому составу минеральная монада отличается от человеческой, которая нематериальна и не может быть описана химическими символами. Короче говоря, минеральная монада одна — монады же высших животных и человека многочисленны. В противном случае, как можно объяснить математически эволюционное и духовное развитие четырех царств? — На это затруднение великолепно указал чела С.Т.К. Чери в июньском номере «The Theosophist» (с. 232, 233). Монада — это комбинация двух последних принципов в человеке — шестого и седьмого, а точнее говоря, термин «человеческая монада» применим только к Духовной душе, а не к ее высшему духовному оживляющему принципу. Но после отделения от последнего Духовная душа утратила бы свое существование, свое бытие — отсюда и ее название. Структура (вероятно, необходимо употребить это слово, шокирующее азиатов, чтобы приспособиться к европейскому мышлению) Буддхи, шестого принципа, состоит из субстрата того, что вы назвали бы материей (вернее, центром духовной силы) в ее шестом и седьмом состояниях; оживляющий АТМАН является частью ЕДИНОЙ ЖИЗНИ, или Парабрахма. Итак, монадический субстрат (если можно так выразиться) минерального, растительного и животного царства, хотя и является одним и тем же на протяжении всех последовательных циклов эволюции от самых низших элементалов до царства Дэв[44], но все же отличается степенью развития.

Было бы большим заблуждением представлять монаду в виде изолированной сущности, медленно прокладывающей свой обособленный путь через низшие царства и после неисчислимых трансмиграций преобразующейся в человеческое существо; короче говоря, неверно думать, что монада Гумбольта вызрела из монады атома амфибола[45]. Вместо выражения «минеральная монада» было бы правильнее использовать терминологию физической науки, дифференцирующей каждый атом, и обозначить ее Единой Монадой, проявляющейся в той форме Пракрити, которая называется минеральным царством. Каждый атом или молекула, фигурирующие в любой научной гипотезе, не есть частица чего-то оживляемого чем-то психическим, чему предстоит превратиться в человека через эоны времени. Это конкретное проявление вселенской энергии, которая сама еще не индивидуализировалась — последовательное проявление единого вселенского monas. Сей Океан не дробится на капли, потенциально находящиеся в его составе, до тех пор, пока течение жизненного импульса не достигнет эволюционной стадии появления человека. Тенденция к отделению индивидуальных монад нарастает постепенно и получает свое полное выражение на стадии высших животных. Перипатетики употребляли слово monas применительно ко всему Космосу, в пантеистическом значении; оккультисты же, хотя и принимают эту идею из соображений удобства, описывают нарастающие стадии эволюции конкретного из абстрактного в терминах, одним из которых является «минеральная монада». Этот термин означает всего лишь, что приливная волна духовной эволюции проходит через эту электрическую дугу ее цепи. «Монадический субстрат» начинает незаметно дифференцироваться в растительном царстве. Поскольку монады — это однородные явления, как правильно охарактеризовал их Лейбниц, то именно духовное вещество оживляет их на различных стадиях их разделения и составляет собственно монаду — а не атомическая масса, являющаяся лишь проводником и субстанцией, через которую вибрирует сознание низших и высших степеней. И хотя, как доказано экспериментально, среди растений, считающихся чувствительными, только немногие обладают сознательным восприятием, которое Лейбниц назвал апперцепцией, в то время как остальные имеют лишь внутреннюю активность, которую можно определить как растительное нервное ощущение (было бы неверно называть его перцепцией) — все же даже растительная монада остается еще Единой Монадой второй степени пробуждения чувств. Лейбниц несколько раз вплотную подходил к истине, но неверно определил эволюцию монады и часто допускал грубые ошибки. Существует семь царств. В первую группу входят элементалы трех степеней — нарождающиеся центры силы, от первой стадии дифференциации Мулапракрити до третьей, то есть от полной бессознательности к полувосприятию. Вторая, более высокая группа включает в себя царства от растительного до человеческого. Таким образом, минеральное царство является центральным или поворотным пунктом в процессе совершенствования «монадической субстанции», рассматриваемой в аспекте эволюционирующей энергии. Итак, три уровня элементалов, минеральное царство, три уровня объективной физической природы — вот семь звеньев эволюционной цепи. Погружение духа в материю, эквивалентное восхождению в физической эволюции; подъем из предельных глубин материальности (минерального царства) к своему status quo ante  с соответствующим распадом твердых организмов вплоть до Нирваны — точки исчезновения дифференциации материи. Быть может, нам легче будет это представить с помощью простой диаграммы.

Линия AD показывает постепенное затемнение духа по мере погружения в плотную материю; точка D обозначает эволюционное положение минерального царства, начиная с зарождения d и заканчивая ее предельною плотностью a; точки a, b и с в левой части рисунка символизируют три стадии эволюции элементалов, то есть три последовательных этапа прохождения духовного импульса (через царство элементалов, о котором мало позволено говорить), прежде чем они облекутся в наиболее плотную форму материи; точки с, b, и a в правой части диаграммы обозначают три класса органической жизни — растения, животные, человек. То, что является полной обскурацией[46] для духа, для его антипода — материи — символизирует полное совершенство; эта идея выражена линиями AD и DA. Стрелки указывают на линию движения эволюционного импульса от вхождения в водоворот материи и до возврата к субъективности АБСОЛЮТА. Центральною, самою толстой линией dd показано минеральное царство.

Время моногенистов прошло. Даже те, кто верит в персонального Бога (например, профессор Агасси), проповедуют теперь, что «...наблюдается явный прогресс в преемственности существ, обитающих на поверхности земли. Это поступательное развитие заключается в усиливающемся сходстве с живою фауной, особенно среди позвоночных, в их увеличивающейся похожести на человека... Человек является тем самым пределом, к которому стремятся все животные создания, начиная с первых рыб палеозойской эры» («Principles of Zoology», pp. 205-206).

Минеральная монада — не индивидуальность в латентном состоянии, а всепроникающая сила, имеющая на данном этапе развития в качестве проводника материю в ее самом низшем и самом плотном земном состоянии; в человеке монада полностью развита, потенциальна и либо пассивна, либо абсолютно активна, в соответствии с качеством оболочек — пятью низшими и более материальными принципами. Она полностью освобождается в царстве Дэв и в своем наивысшем состоянии — стоящем на одну ступень ниже ЕДИНОЙ Вселенской Жизни.

(Продолжение следует).

[Далее будет дан частичный ответ на «Вопросы VII и VIII», связанные с Владыкою Буддой и Шри Шанкарачарьей. Пока что на них отвечает наш брат, м-р Т.Субба Роу.]

Вопрос VIII

Дата рождения Шри Шанкарачарьи и его учение

Всегда затруднительно определить точную дату какого-либо конкретного события, происходившего в древней Индии, и эту сложность значительно усугубляют теории европейских востоковедов, чья деятельность в этом направлении имеет неизменную тенденцию к внесению еще большей путаницы в народные легенды и предания, которые часто изменялись в угоду узко сектантским интересам. Полностью выяснить причины, приведшие к такому результату, можно путем изучения предпосылок, на которых базируются данные теории. Труды многих из этих востоковедов зачастую отличаются поверхностным знакомством с индийской литературой, философией, религией и индусскими традициями, а также высокомерным игнорированием мнения индусских писателей и ученых. Нередко эти авторы берут факты и даты из произведений своих предшественников или современников, руководствуясь предположением, что они достоверны, и не утруждают себя дальнейшими самостоятельными исследованиями. Даже если кто-то и приводит дату с оттенком сомнения в ее точности, то его последователи зачастую цитируют ее так, как будто она абсолютно правильна. Одна неверная дата влечет за собой другую и одно ложное умозаключение выводится из другого, такого же ненадежного и нелогичного. Следовательно, чтобы установить достоверность какой-то конкретной даты, указанной этими авторами, необходимо тщательно проверить всю построенную ими хронологию индийской истории. Для удобства перечислим некоторые вышеупомянутые предположения, выдвинутые европейскими востоковедами, прежде чем рассматривать их мнение относительно даты рождения Шанкарачарьи.

I. Многие из этих писателей не совсем свободны от предрассудков, посеянных вредною доктриной, вольно или невольно вытекающей из Библии, будто возраст нашего мира исчисляется всего лишь шестью тысячами лет. Мы не хотим сказать, что любой из этих авторов стал бы сейчас всерьез подумывать о защите упомянутого учения. Тем не менее, оно оказало заметное влияние на умы христианских ученых, когда они приступили к исследованию азиатской хронологии. Если какому-то конкретному событию в древней Индии, Египте или Китае приписывался 5- или 6-тысячелетний срок давности, то он сразу же отвергался этими авторами без попыток проверить правильность заявления.

II. Они совершенно не допускают мысли, что написание какого-либо фрагмента Вед может относиться ко времени, предшествовавшему появлению Пятикнижия, даже когда выдвигаемых аргументов в пользу старшинства Вед достаточно, чтобы убедить беспристрастного исследователя, не зараженного христианской предвзятостью. Поэтому верхний предел индийской древности определен для них Ветхим Заветом, и фактически они высказывают предположение, что любую книгу ведической и санскритской литературы и практически все события индийской истории следует датировать периодом между появлением Ветхого Завета, с одной стороны, и нынешним временем — с другой.

III. Часто выдвигаются необоснованные предположения, будто каждый отрывок Вед, содержащий философские или метафизические идеи, следует считать более поздней вставкой, а каждую книгу на философскую тему — произведением, написанным во времена после Будды или в начале Христианской эры. По мнению этих авторов, цивилизация, философия и наука возникли не ранее VI или VII веков до прихода Христа, а человечество стало зарождаться из «глубин животной дикости» в пределах последних 4-5 тысяч лет.

IV. Предполагается также, что основоположником буддизма был Гаутама Будда. Идея о том, что буддизм, джайнизм и философия Архатов существовали раньше, отвергается как нелепое измышление буддистов, которые таким образом пытались приписать своей религии глубочайшую древность. Вследствие сего ошибочного подхода, они объявляют каждую индусскую книгу, относящуюся к буддийскому учению, написанной после Гаутамы Будды. Например, м-р Вебер[47] считает, что Вьяса, автор Брахма-сутр, написал их в V веке по христианскому летосчислению. Для большинства индусов это поистине обескураживающее откровение.

V. Как только они узнают, что индусские писания или предания приписывают несколько работ на различные темы одному автору, они очень часто высказывают предположение — и в большинстве случаев явно беспочвенное, — что указанные труды следует считать произведениями разных писателей. Придерживаясь такой линии рассуждений, они обнаружили двух Бадараяна (Вьяса), двух Патанджали и трех Вараручи. Мы не хотим этим сказать, что в каждом случае идентичность имен равнозначна идентичности личностей. Но мы не можем не протестовать против таких предположений, не обеспеченных доказательствами и нацеленных главным образом на подкрепление уже заранее сделанных выводов или на создание очередной излюбленной гипотезы.

VI. Эти авторы часто предпринимают попытки упорядочить хронологию исторических событий древней Индии, используя в качестве критерия различные этапы развития санскрита и индийской литературы. Временной период каждой стадии определяется в основном способом, аналогичным тому, с помощью которого геологи пытаются установить продолжительность постепенного формирования различных слоев земной коры. Но нам не удалось разглядеть в этих расчетах и намека на точный метод. Вся история индийского народа в равной мере важна. Всякий, кто познакомится с характеристикой, данной Максом Мюллером[48], так называемым Сутра, Брахмана, Мантра и Канда периодам[49], увидит, что эти соображения не были учтены. Длительность становления этих четырех Шрути[50] ведической литературы определена совершенно произвольно.

Перечисление недостатков, замеченных нами в научных трудах европейских востоковедов, имеет целью показать нашим читателям, что небезопасно всегда полагаться на выводы, сделанные этими авторами относительно дат в древнеиндийской истории.

При изучении различных цитат и преданий, отобранных европейскими востоковедами для вычисления времени рождения Шанкарачарьи, особое внимание следует уделить следующему моменту: является ли обсуждаемая личность самым первым Шанкарачарьей, создавшим доктрину адвайты, или одним из его последователей, ставших адхипатами[51] различных матхамов[52], основанных им и его преемниками. Многие из матхадхипатов-адвайтистов, унаследовавших его учение (особенно, в матхаме Шрингери), были людьми, широко известными в свое время во всей Индии. Их часто упоминали под общим именем Шанкарачарья. Следовательно, любая ссылка на одного из этих матхадхипатов может ввести в заблуждение, что речь идет о самом первом Шанкарачарье.

М-р Барт[53], чье мнение относительно года рождения Шанкарачарьи цитируется в лондонском «The Theosophist» в качестве аргумента против соответствующей даты, приведенной в «Эзотерическом буддизме» м-ра Синнетта, явно не тщательно изучил сей предмет. Он ничем не аргументирует своих выводов и даже не упоминает о существовании других авторитетных и традиционных мнений, не совпадающих с предложенною им датой. Дата, которую он связывает с Шанкарачарьей, указана на с. 89 его книги «Религии Индии» в несущественной сноске следующего содержания: «Временем жизни Шанкарачарьи обычно считается VIII век, но мы больше склоняемся в пользу XIX века. Согласно заслуживающему наибольшего доверия традиционному мнению, он родился 10-го числа месяца Мадхава (апрель-май) 788 года н.э. («Ind. Studien», t. xiv, p.353). Правда, другие предания отводят ему II и V века («Ind. Antiq.», i, 361; vii, 282). С другой стороны, автор «Дабистана» (ii, 141)[54] отодвигает эту дату аж к началу XIV столетия». Мистер Барт явно ошибается, говоря, что обычно Шанкарачарью датируют VIII веком. Бытует столько же преданий о том, что он жил в одном из веков до Христианской эры, как и о том, что он существовал в одном из столетий после наступления новой эры; из нижеследующего будет видно, что фактически доказательства говорят в пользу первых. Создается впечатление, что большинство востоковедов придерживаются собственных точек зрения на данную проблему. Похоже, что Макс Мюллер никогда не уделял внимания этой теме. Монье Вильямс механически переписал эту дату у м-ра Вильсона[55], а м-р Вебер, кажется, полагается на тот же авторитет, не утруждая себя дальнейшим изучением означенного предмета. Пожалуй, мистер Вильсон — единственный востоковед, исследовавший данный предмет довольно тщательно и внимательно. Он откровенно признается, что «никакими способами невозможно определить точный период его (Шанкары) творчества»[56]. При таком положении вещей процитированная выше сноска, безусловно, вводит в большое заблуждение. Мистер Барт не сообщает своим читателям, откуда он узнал о традиции, на которую ссылается, и на чем основана его уверенность, что она имеет отношение к первому Шанкарачарье и что именно она является «самой общепринятой». Раз этот вопрос остается открытым, то м-ру Барту не следовало бы отдавать предпочтение какой-то определенной дате, не располагая вескими аргументами в ее защиту. Другие упомянутые предания, разумеется, не увеличивают весомости традиции, на которую пал выбор м-ра Барта. Вышеназванная сноска, кажется, претендует на роль полного перечня всех авторитетов и традиций, связанных с данной проблемой, хотя фактически самые важные из них остались без рассмотрения, что будет продемонстрировано ниже. Доводы в пользу предложенной даты рождения Шанкарачарьи отсутствуют и в других местах книги м-ра Барта, но в ней есть несколько отдельных отрывков, которые могут быть расценены либо как выводы, сделанные из обсуждаемого заявления, либо как аргументы в его поддержку, и поэтому их необходимо рассмотреть.

М-р Барт обнаружил некую связь между появлением Шанкары в Индии и началом преследования буддистов, которое, по его мнению, происходило в VII и VIII веках. В своей книге (на с. 89) он говорит об «огромном отклике на притеснение буддизма, которое было начато в Деккане[57] в VII и VIII столетиях школами Кумарилы[58] и Шанкары», а на с. 135 заявляет, что «ученики Кумарилы и Шанкары, объединенные в военизированные монашеские ордена, являли собою яростных защитников ортодоксии...». Однако сила этих утверждений значительно ослабевает под действием высказываний автора (с. 89 и 134) по поводу отсутствия в изученных до сих пор достоверных документах каких-либо свидетельств гонений на буддистов со стороны Шанкары, а также по поводу абсурдности легенд, согласно которым он уничтожил буддистов от Гималаев до мыса Кумари[59].

В высшей степени нелепо говорить (как это сделано в выше процитированном абзаце) о союзе Шанкары с Кумарилой. Почти каждому индусу хорошо известно, что последователи пурва-мимансы[60] (Кумарила комментировал Сутры) были самыми большими и непримиримыми оппонентами Шанкары и его доктрины. М-р Барт, похоже, совершенно не осведомлен ни о пурва-мимансе и мировоззрении Кумарилы, ни о масштабах и целях философии веданты Шанкары. Непонятно, какие факты дали автору повод утверждать, что в VII и VIII веках начались сильные гонения на буддистов, инициатором и исполнителем коих был Шанкара. В его книге есть несколько мест, в которых проглядывает мысль, что эту дату нельзя считать совершенно правильной. На с. 135 он говорит, что буддизм начал преследоваться еще во времена Ашоки.

В таком случае в самом деле было бы удивительно, если бы ортодоксальные индусы на протяжении почти десяти веков хранили молчание, не предпринимая ответных мер по отношению к своим врагам. Политическое господство, достигнутое буддистами в годы правления Ашоки, продлилось недолго; а индусы получали поддержку от весьма могущественных царей как до, так и после начала Христианской эры. Более того, на с. 132 своей книги автор пишет, что в VII веке буддизм находился в упадке. Трудно поверить, что притеснение буддистов началось только тогда, когда их религиозное влияние пошло на убыль. Ни один великий религиозный учитель или реформатор не стал бы тратить время и силы на опровержение уже потерпевшей крушение религии. Но на каком основании утверждается, что Шанкара был когда-либо причастен к этому? Если бы основною целью его проповедей было вызвать противодействие буддизму, то он, безусловно, оставил бы нам несколько литературных трудов, посвященных критике буддийских доктрин и выявлению их недостатков. С другой стороны, он даже не упоминает сего учения в своих независимых работах. Несмотря на то, что он был плодовитым писателем, во всем его литературном наследии нет ни одного отрывка (за исключением нескольких замечаний в его «Комментариях» к Брахма-сутрам относительно теории природы восприятия, поддерживаемой некоторыми буддистами), где бы шла речь о буддистах или их доктринах; да и само включение этих немногочисленных замечаний в его «Комментарии» было продиктовано упоминанием буддистов в Сутрах, которые он толковал. Поскольку, по нашему скромному мнению, сии Брахма-сутры были составлены самим Вьясой (а не каким-то Вьясой V столетия Христианской эры, измышленным мистером Вебером), то имеющиеся там ссылки сделаны на буддизм, существовавший до Гаутамы Будды. Из этих немногочисленных замечаний нашим читателям станет ясно, что никакого отношения к преследованию буддистов Шанкарачарья не имел.

В подтверждение наших слов можно процитировать выдержки из предисловия м-ра Вильсона к первому изданию его «Санскрито-английского словаря». По поводу участия Шанкарачарьи в притеснении буддистов он пишет следующее: «Хотя народное предание делает Шанкарачарью инициатором гонения на баддха, все же в этом случае у нас есть причины не доверять этому мнению, исходя из того, что у сего реформатора был мягкий характер, в описаниях он неизменно предстает благородным и терпимым и, судя по моим впечатлениям от ведантических трудов, а также на основании более весомых доказательств Раммохана Роя[61], который позволил мне ссылаться на него, похоже, что следы его причастности к каким бы то ни было гонениям совершенно отсутствуют в его собственных, полностью сохранившихся до настоящего времени произведениях, целью которых ни в коем случае не было исправление баддха или любой иной “ереси”, а лишь опровержение всех иных доктрин, кроме собственной, и реформирование или, точнее, повторное создание четвертого религиозного ордена». Далее он замечает, что «приписывать ему инициирование травли — распространенное заблуждение; похоже, он вообще не принимал участия в этом гнусном деле и, в частности, не был вовлечен в полемику ни с одним из баддха».

Из вышесказанного ясно, что дату рождения Шанкары нельзя соотносить со временем начала притеснения буддистов, даже если было бы возможно определить этот период.

Мистер Барт, кажется, обнаружил некую связь между философскими системами Шанкары, Рамануджи[62] и Анандатиртха, а также арабскими купцами, приезжавшими в Индию в первые века Хиджры[63], и он заслуживает всяческих похвал за оригинальное открытие. Эта загадочная, оккультная зависимость между философией адвайты и арабской торговлей упоминается в его книге на стр. 212; возможно, она имеет отношение к обсуждаемому вопросу, если только не является плодом его воображения. По моему скромному мнению, единственный аргумент, выдвигаемый им в поддержку своей теории, не убедителен. Жизнь Будды служит для индусов выдающимся примером великого религиозного движения под руководством одного-единственного Учителя, и им не было нужды копировать жизнеописание арабского пророка. В книге м-ра Барта ссылка на дату рождения Шанкары дается еще в одном месте. На с. 207 он пишет следующее: «Например, Шива, к которому взывают в начале драмы “Шакунтала” и который является одновременно богом, жрецом и жертвоприношением и чье тело — вся Вселенная, суть ведантическая идея. Об этих письменных свидетельствах, видимо, забывают, когда заявляют (как это иногда случается), что Шанкара был основоположником сектантского ведантизма». Но похоже, что это также предают забвению, когда утверждают (как это иногда делают востоковеды типа м-ра Барта), что Шанкара жил спустя один или несколько веков после автора «Шакунталы».

Из вышеперечисленных замечаний очевидно, что точка зрения м-ра Барта относительно даты рождения Шанкары не выдерживает критики. Поскольку м-р Вильсон изучал этот вопрос, судя по всему, довольно тщательно и внимательно, обратимся к его мнению и посмотрим, насколько оно подкреплено надлежащими доказательствами. Для вычисления даты рождения Амара Синха[64] (которое, в конечном итоге, закончилось полным провалом), он должен был определить исторический отрезок времени, в который жил Шанкара. Впоследствии он упоминает об этом периоде в предисловии к первому изданию своего «Санскритского словаря». Процитируем и прокомментируем из этого предисловия те отрывки, которые имеют отношение к обсуждаемой теме. М-р Вильсон пишет следующее:

«По поводу года рождения Шанкары у индусов существует такой же разнобой мнений, как и по любому другому выдающемуся событию. Брахманы Кудали-матхама, основавшие заведение для преподавания его системы, утверждают, что он появился на свет 2000 лет назад; по одним версиям, он родился примерно в начале Христианской эры, по другим — спустя три или четыре столетия; согласно рукописной хронике правления царей Конга, имеющейся в коллекции полковника Маккензи, он был современником Тиру Викрама Дэва Чакраварти — монарха Скандапуры в Деккане, правившего в 178 году н.э. Там сказано, что он основал в Шрингери[65], на окраине Западных Гат (ныне это территория штата Майсур[66], учебное заведение, сохранившееся до наших дней, осуществлявшее верховное руководство смарта-брахманами[67] Индийского полуострова; он жил 1600 лет назад, а по широко распространенному мнению — около 1200 лет назад. «Бходжапрабандха» причисляет Шанкару к знаменитым современникам этого принца — в этом случае он должен был родиться на рубеже VIII и XIX веков. Последователи Мадхвачарьи[68] из Тулувы, кажется, нашли выход, как примирить эти противоречивые оценки, — они высказали предположение, что он рождался трижды: первый раз в Сивули, в Тулуве, приблизительно 1500 лет назад, затем в Малабаре[69], несколько столетий спустя и, наконец, в Падукачайтре, в Тулуве, не позднее шестисот лет назад; последним утверждением, соответствующим истине, они, очевидно, намеревались выказать почтение основоположнику своей религии и помочь ему восторжествовать над Шанкарой в этой измышленной полемике. Брахманы-вайшнавы из Мадурая[70] говорят, что Шанкара появился на свет в XIX веке эры Саливахана, что соответствует X столетию нашей эры; д-р Тейлор полагает, что мы будем недалеки от истины, если отодвинем его дату рождения на 900 лет назад, а м-р Кольбрук склонен считать, что со времени его рождения прошло примерно 1000 лет; с последней оценкой согласен и мой друг, Раммохан Рой — добросовестный исследователь работ Шанкары и глубокомысленный проповедник его доктрин. Он пришел к выводу, что «исходя из вычислений духовных поколений последователей Шанкара-свами, начиная с его времен и до наших дней, получается, что он жил, вероятно, между VII и VIII веками Христианской эры». Этот временной отрезок совпадает с заявлениями, полученными д-ром Бучананом в ходе поездки по родине Шанкары, по Малабару, и повторяет показания «Керала утпатти» — исторического и статистического документа этой провинции, в котором (как видно из приведенной д-ром Дунканом цитате из него) упоминается об упорядочении этим философом кастовых отношений в Малабаре, имевшем место примерно за тысячу лет до 1798 г. Однако следует отметить, что в рукописном переводе этого же труда, имеющемся в распоряжении полковника Маккензи, утверждается, что Шанкарачарья родился где-то в середине V столетия, то есть приблизительно 13 или 14 веков назад — такая оценка отличается от заявления д-ра Дункана. Не столь существенное расхождение, возникшее из-за неточности либо оригинала, либо перевода, влечет за собою много явных ошибок, и поэтому на этот труд нельзя полагаться. Следовательно, перевешивают авторитетные свидетельства в пользу тысячелетней давности, и я склонен согласиться с этим мнением о времени рождения Шанкары и датировать его концом VIII — началом XIX века Христианской эры».

Прежде чем прокомментировать вышеприведенный отрывок, добавим еще несколько авторитетных мнений к списку, предоставленному м-ром Вильсоном.

В работе под названием «Краткие биографические очерки о знаменитых индусских авторах», опубликованной в 1860 г. в Бомбее Джанарданом Рамчендерджи, говорится, что Шанкара жил 2500 лет назад, а по мнению других — 2200 лет назад. В летописях Кумбаконам-матхама приводится список чуть ли не из 66 матхадхипат, начиная с Шанкары и до настоящего времени, из чего видно, что он жил более 2000 лет назад.

В хрониках Кудали-матхама, на которые ссылался мистер Вильсон, а также Шрингери-матхама (являющегося филиалом первого, с идентичными традициями), дается одна и та же дата. На их вычисления можно смело полагаться, поскольку они подтверждаются датами, записанными на местах Самадхи (некоторое подобие надгробного памятника) всех сменявших друг друга Гуру Шрингери-матхама; а этот список приводит нас к началу Христианской эры.

М-р Вильсон не сообщает о природе, происхождении или достоверности расчетов, согласно которым жизнь Шанкары датируется III или IV столетием Христианской эры, либо ее началом; также нет ясности относительно того, что упомянутая им история царей Конга имеет отношение именно к самому первому Шанкарачарье. Эти традиционные мнения явно не совпадают с выводом, к которому пришел м-р Вильсон, и непонятно, на каком основании он отверг их. Совершенно очевидно, что мистер Вильсон ошибается, говоря, что по сведениям Шрингери-матхама, Шанкара появился на свет 1600 лет назад. Мы ранее ссылались на данные Шрингери-матхама, и они в точности совпадают с таковыми брахманов Кудали-матхама. В этом мы убедились благодаря списку учителей с датами их жизни, хранящемуся в Шрингери-матхаме и опубликованному несколько дней назад представителем этого храма в Мадрасе. Далее, мы не смогли обнаружить «общепринятой традиции», согласно которой Шанкара родился «1200 лет назад». Насколько нам известно, в Индии нет такого общераспространенного поверья. Большинство населения Южной Индии до сих пор доверяло свидетельствам Шрингери-матхама, а в Северной Индии, похоже, на этот счет нет единой общепринятой традиции, а лишь множество противоречивых мнений.

Поистине, удивительно, как востоковед с такими притязаниями, как у мистера Вильсона, может перепутать поэта по имени Шанкара, упомянутого в «Бходжапарабандха», с великим проповедником адвайты. Ни один индус никогда не сделал бы такой нелепой ошибки. К нашему изумлению, кое-кто из этих европейских востоковедов время от времени выборочно цитирует высказывания, содержащиеся в таких произведениях, как «Бходжапарабандха», «Катхасаритсагара», «Раджатарамгири» и «Панчатантра», как будто это исторические труды. В другом месте своего предисловия мистер Вильсон высказывает мнение, что на сию «Бходжапарабандху» совершенно нельзя полагаться, ибо некоторые утверждения, содержащиеся в ней, не соответствуют его теории о дате рождения Амарасинха, и поэтому он цитирует их неверно, дабы подогнать под собственные предположения о времени жизни Шанкары. Бесспорно, последовательность не относится к числу отличительных черт научных трудов большинства европейских востоковедов. Личность, упомянутая в «Бходжапарабандха», всегда была известна под именем Шанкара Кави, а не Шанкарачарья; и ни в одной из индусских книг никогда не называли основоположника философии адвайты Шанкарой Кави.

Думаем, что нет необходимости говорить что-либо о традиционных представлениях последователей Мадхвы или мнении вайшнавских браминов из Мадурая относительно даты рождения Шанкары. По нашему скромному разумению, и от тех, и от других вряд ли можно ожидать чего-нибудь, кроме лживых высказываний о жизни Шанкары и его учении. Они всегда были преисполнены желания доказать всему миру, что их доктрины появились до Шанкары и что философия адвайты представляет собою искаженный вариант предшествовавшего ей ортодоксального индуизма. И следовательно, они определяют ее возраст не более чем 1500 годами.

Непонятно, почему доктор Тейлор считает, что Шанкара жил 900 лет назад, или на каком основании м-р Кольбрук склонен отодвигать появление Шанкары на свет примерно на 1000 лет. Нельзя доверять таким утверждениям без предварительного и тщательного анализа аргументов в их пользу.

К счастью, мистер Вильсон предоставил нам обоснование точки зрения Раммохан Роя. Нас хотят убедить, что Раммохан Рой проводил свои вычисления на основе списка учителей, то есть Гуру монастыря Шрингери, так как это был единственный опубликованный в то время список, ибо ни в одном другом монастыре, кроме, пожалуй, Кумбаконам-матхама, не сохранился непрерываемый перечень Гуру. В таком случае, при наличии древнего списка (хранящегося в Шрингери-матхаме), где указаны даты жизни различных Учителей, отпадает надобность в подобных расчетах (которые по своей природе не что иное, как предположения). Поскольку эти даты до сих пор не были опубликованы и Раммохан Рой располагал только рядом имен, то при определении даты жизни Шанкары он вынужден был приписывать каждому Учителю усредненный возраст. Следовательно, его информация не имеет никакого значения, раз у нас есть доказательства Шрингери-матхама, согласно которым, как мы уже говорили, Шанкара жил в одном из веков до начала Христианской эры. Те же замечания справедливы и для вычислений (если бы они были сделаны) на основе списка Учителей, имеющегося в Кумбаконам-матхаме.

Не следует слишком полагаться на устные свидетельства, полученные д-ром Бучананом[71] от незнакомых людей во время его поездки по Малабару. Рассмотрим только выводы, которые можно сделать из оценок, содержащихся в «Керала утпатти». Похоже, что в различных рукописных копиях этого труда приводятся разные даты, связанные с Шанкарачарьей; даже если бы дело обстояло иначе, мы не вправе доверять этой книге по ряду причин, в том числе:

I. Общеизвестно, что традиции Малабара отличаются большим своеобразием. Их сторонники постоянно приписывают происхождение оных некому великому Риши или философу древней Индии. Одни из них (возможно, большинство) утверждают, что начало некоторым из этих обычаев положил Парашурама[72], оставив особые Смрити[73] для соблюдения их населением Малабара; другие говорят, что эти необычные традиции ввел именно Шанкарачарья. Нетрудно понять, почему роль их родоначальника отводится этим двум личностям. Согласно Пуранам, Парашурама некоторое время жил в Малабаре, а по индусскому поверью, в этой же местности родился и Шанкара. Однако сомнительно, чтобы кто-то из них имел какое-нибудь отношение к этим специфическим обычаям. В работах Шанкары нет и намека на подобные традиции. Похоже, что все свои усилия он сосредоточил на религиозной реформе, и очень маловероятно, что он когда-либо уделял внимание местным обычаям Малабара. Вряд ли бы он, стремясь возродить философию древних Риши, санкционировал такие традиции Малабара, которые шли бы в разрез с правилами, изложенными в Смрити самих Риши; и насколько нам известно, он не оставил письменных предписаний относительно каст Малабара.

II. Утверждения, содержащиеся в «Керала утпатти», противоречат жизнеописанию Шанкары почти во всех «Виджая-шанкара» (биографиях Шанкары), изученных до сих пор, а именно: «Шанкара-диг-виджая» Видьяраньи, «Шанкара-виджая-виласа» Читсукхачарьи, «Брихат-шанкара-виджая» и прочее. Согласно этим работам, Шанкара уехал из Малабара на восьмом году жизни, а вернулся в свою родную деревню, когда его мать лежала на смертном одре, и пробыл там только несколько дней. Трудно сказать, в какой период жизни он занимался составлением кастовых уставов для Малабара.

III. В вышеупомянутой книге («Керала утпатти») Малабар охарактеризован как место блистательной победы Бхаттапады[74] над буддистами; изгнав их оттуда, этот Учитель сам поселился в Малабаре. Одного только этого утверждения достаточно, чтобы показать нашим читателям надуманность оценок, содержащихся в этой книге. Согласно любому другому индусскому трактату, великий Учитель пурва-мимансы родился в Северной Индии; там же жили почти все его знаменитые ученики и последователи; по мнению Видьяраньи, он умер в Аллахабаде.

По перечисленным выше причинам мы не можем полагаться на это сообщение о Малабаре.

Изучив предания и источники, рассмотренные нами выше, м-р Вильсон приходит к выводу, что Шанкарачарья жил в конце VIII — начале XIX веков после Р.Х. Как явствует из биографических очерков, опубликованных в Бомбее, а также из свидетельств монастырей Шрингери, Кудали и Кумбаконам и преданий, бытующих в Бомбейском округе, даты его жизни отодвигаются к одному из последних столетий до Христианской эры. С другой стороны, «Керала утпатти», сведения, полученные д-ром Бучананом во время его путешествия по Малабару, а также мнения д-ра Тейлора и м-ра Кольбрука сходятся в том, что он жил тысячу лет назад. Остальные предания, упомянутые м-ром Вильсоном, противоречат как его собственному суждению, так и выводам о том, что Шанкара жил раньше Христа. Предоставляем самим читателям возможность решать с учетом этих обстоятельств, правомерно ли заявление м-ра Вильсона о том, что «авторитетные свидетельства полностью перевешивают в пользу» его теории.

Мы уже упомянули труды почти всех европейских востоковедов, высказавшихся по данному вопросу, и вряд ли следует говорить, что дата рождения Шанкары еще ждет своего уточнения.

Мы вынуждены столь пространно комментировать точки зрения европейских востоковедов относительно времени жизни Шанкары, ибо если все будут считать, что эта тема полностью раскрыта в их работах, то невозможно будет привлечь внимание к мнению индийских и тибетских посвященных. Разумеется, Адепты, упомянутые лондонским теософом, в состоянии внести ясность в некоторые вопросы истории индийской религии. Но в нынешних условиях весьма маловероятно, что Их идеи будут восприняты широкой общественностью, если только они не будут подкреплены общедоступными свидетельствами. А поскольку не всегда есть возможность предоставить такие доказательства, то очень мало пользы от разглашения имеющихся в распоряжении Адептов сведений, покуда общественность добровольно не признает почтенный возраст и достоверность Их преданий, силу Их возможностей и обширность знаний. При отсутствии таких подтверждений, как уже указывалось выше, Их мнения, скорее всего, будут отвергнуты как абсурдные и несостоятельные; Их побуждения, несомненно, будут поставлены под вопрос, и даже будут предприниматься попытки отрицать сам факт Их существования. Как индусы, так и англичане часто спрашивают, почему Адепты не горят желанием обнародовать хотя бы часть своих знаний, по крайней мере, о физических законах. В самой постановке вопроса наблюдается непонимание различий между способом познания Адептов и современной научной методикой открытия и изучения природных явлений и управляющих ими законов. До тех пор, пока Адепты не обоснуют свои умозаключения в рамках аргументации, принятой нынешней наукой, они будут оставаться бездоказательными для внешнего мира. Разумеется, Адепты не могут развить у значительного числа людей способности, необходимые для постижения оккультных истин; и Им не всегда удается убедить в своей правоте с помощью обычных научных методов, если только все факты и законы, на которых должна строиться их демонстрация, уже не были одобрены современной наукой. Нельзя ожидать от Адептов предвосхищения открытий, предстоящих в течение следующих четырех-пяти столетий, и в то же время обоснования какой-либо великой научной истины — после изучения связанных с нею феноменов и закономерностей природы — полностью удовлетворяющего образованную публику и не выходящего за пределы ее разумения.

Однако прежде чем назвать точную дату жизни Шанкары, известную индийским и тибетским посвященным, укажем несколько фактов, с помощью которых можно определить эту дату приблизительно. По нашему скромному мнению, все опубликованные до сих пор шанкара-виджая заслуживают доверия, ибо они не противоречат друг другу по части его общего жизнеописания. Тем не менее, мы не можем полагаться на «Шанкара-виджая» Анандагири[75], напечатанную в Калькутте. Калькуттское издание не только отличается во многих местах от рукописных копий этой же работы, найденных в Южной Индии, но и расходится со всеми другими изученными ранее шанкара-виджая. Судя по стилю и некоторым высказанным в ней замечаниям, ясно, что она не была написана Анандагири — одним из четырех главных учеников Шанкары и комментатором его «Упанишада-бхашья»[76]. К примеру, в этой биографии Шанкара представлен как автор стиха, который можно найти в «Адхикаранаратнамала», написанной Видьяраньей в XIV веке. В нем повествуется о том, что Шанкара велел двум своим ученикам проповедовать доктрины вишишта-адвайты[77] и двайты[78], являющиеся полною противоположностью его собственного учения. В упомянутой книге говорится, что Шанкара, в сопровождении Сурешварачарьи, отправился победить в споре Манданамишру, хотя последний при посвящении взял себе имя Сурешварачарья. Здесь необходимо указать все встречающиеся в этой книге ошибки и нелепости. Достаточно сказать, что, по нашему мнению, она не была написана Анандагири, а является произведением некоего неизвестного автора, который, похоже, недостаточно осведомлен в истории философии адвайты. «Шанкара-виджая», написанная Видьяраньей (или выдающимся комментатором Вед Саяначарьей[79]), безусловно, является самым надежным источником сведений об основных событиях жизни Шанкары. Ее авторство получило всеобщее признание, а содержащиеся в ней сведения, согласно заявлениям самого автора, были почерпнуты из некоторых старых биографий Шанкары, существовавших во время ее составления. Учитывая обширные познания автора, его осведомленность и возможность подбирать материал для своей работы в бытность настоятелем монастыря Шрингери, мы вправе полагать, что в основу своей книги он положил самые достоверные данные, какие ему только удалось найти. Тем не менее, м-р Вильсон заявляет, что книга, о которой идет речь, является «чрезмерно поэтизированным пересказом легенд», чтобы ее можно было использовать в качестве надежного источника. Мы согласны, что стиль ее весьма поэтичен, но не разделяем мнения, что она является сборником легенд. М-ра Вильсона нисколько не оправдывает то обстоятельство, что он дал оценку книге, находясь под впечатлением от описанных в ней удивительных феноменов, показанных Шанкарой. Наверное, этот образованный востоковед не стал бы рассматривать библейские рассказы о Христе под таким же углом зрения. Христианство не обладает исключительной привилегией быть религией, основанной чудотворцем.

Принято считать, что Гуру Шанкары был человек, которого звали Говинда-йог, но не всем известно, что этим йогом был Патанджали — великий автор Махабхашьи и Йога-сутр, только под новым именем. Согласно южноиндийскому преданию, в обоснованности которого у нас есть очень большие сомнения, Говинда-йог был одним из чела Патанджали. Но из пятой главы (стихи 94, 95, 96 и 97) «Шанкара-виджаи» Видьяраньи совершенно очевидно вытекает, что Говинда-йог и Патанджали — это одно и то же лицо. С незапамятных времен посвященные хранят предание, что Патанджали взял себе имя Говинда-йог, когда Гаудапада давал ему посвящение. Бесспорно, что Видьяранья представил нам Патанджали в качестве Гуру Шанкары лишь с целью усиления значения личности и учения последнего. Адвайтисты считают Шанкару намного более великим, чем Патанджали, поэтому протекция Видьяраньи ничего не может прибавить к репутации Шанкары. Более того, взгляды Патанджали не полностью совпадают с идеями Шанкары. Из трудов Шанкары ясно, что он не придавал значения занятиям хатха-йогой, описанию которой Патанджали посвятил Йога-сутры. При таких обстоятельствах, если бы у Видьяраньи было право выбора гуру для Шанкары, то он, несомненно, изобразил бы в роли его Учителя самого Вьясу (который, как предполагается, был еще жив). Следовательно, мы не видим причин для сомнений в правильности показаний Видьяраньи. Поэтому, ввиду того, что Патанджали был Гуру Шанкары и чела Гаудапады, дата его рождения позволит нам определить годы жизни Шанкары и Гаудапады. Здесь следует указать нашим читателям на ошибку в книге м-ра Синнетта «Эзотерический буддизм» (цит. изд., стр. 148) относительно последнего из перечисленных лиц. Там он представлен в качестве Гуру Шанкары; мы же полагаем, что м-ру Синнетту сообщили, что он был Парамагуру Шанкары, но неправильно истолковав смысл этого слова, м-р Синнетт написал, что он был Гуру Шанкары.

Среди востоковедов широко распространено мнение, что Патанджали жил до начала Христианской эры. М-р Барт датирует его II веком до Р.Х., вторя Гольдштюккеру, и его точку зрения разделяет Монье Вильямс. Альбрехт Вебер, тщательно изучивший труды всех востоковедов, писавших на эту тему, пришел к заключению, что «на данный момент мы должны довольствоваться... мнением, что “Бхашья” была составлена где-то между 140 годом до и 60 годом после Р.Х. Учитывая общее плачевное состояние хронологии индийской литературы, такой вывод, несмотря на его неопределенность, немаловажен»[80]. И даже эта дата была вычислена с помощью одного-двух несущественных замечаний из Махабхашьи Патанджали. Рискованно делать подобные умозаключения, особенно когда известно (из традиционных представлений индусских лингвистов), что некоторые части Махабхашьи были утеряны и что эти пробелы впоследствии были заполнены другими писателями. Даже если предположить, что процитированные предложения написаны самим Патанджали, то в них нет ничего позволяющего определить точную дату рождения этого писателя. Например, связь между фразой «arunad Yavanah Sвketam» и военным походом Менандера против Айодхьи в период между 144 и 120 годами до Р.Х. является всего лишь плодом воображения Гольдштюккера. Это выражение не содержит даже намека на экспедицию Менандера. Мы полагаем, что Патанджали упоминает о нападении яванов на Айодхью, произошедшем при жизни отца Сагары[81] и описанном в «Харивамше»[82]. Этот поход был предпринят задолго до Рамы, и не существует никаких подтверждений, будто Менандер имел к нему отношение. Вывод Гольдштюккера базируется на предположении, что Патанджали не было известно ни о какой другой экспедиции яванов против Айодхьи, а из «Харивамши» (написанной Вьясой) легко можно увидеть, что такая догадка беспочвенна. Следовательно, вся теория Гольдштюккера, построенная на таком непрочном фундаменте, рассыпается в пух и прах. Невозможно также делать бесспорные выводы лишь на основании имен царей, упомянутых в Махабхашье, даже если их очередность прослежена самим Патанджали, ибо в одной и той же династии найдется несколько правителей с одинаковыми именами. Из перечисленных выше замечаний ясно, что мы не можем, подобно Веберу, определить верхний предел появления Патанджали на свет 140 годом до Р.Х. А теперь посмотрим, устанавливают ли другие востоковеды какие-либо иные временные ограничения. Поскольку дата рождения Панини[83] остается все еще под вопросом, то она не является надежным ориентиром. Но отдельные востоковеды предполагают, что Панини жил некоторое время спустя после вторжения Александра Македонского, исходя из того, что в своей книге по грамматике Панини объясняет образование слова яванани. Нам очень жаль, что европейские востоковеды потратили столько усилий на создание теории на таком зыбком фундаменте, не выяснив предварительно значение слова явана и не установив время первого знакомства индусов с греками. Неразумно выдвигать необоснованные предположения, что это знакомство началось во время нашествия Александра Великого. С другой стороны, есть много причин считать, что о греках индусы знали задолго до этого события. Согласно преданиям индийских посвященных, Пифагор посещал Индию. Он упоминается в индийских астрологических трудах под именем Яваначарья. Более того, нет полной уверенности, что древнеиндусские авторы использовали слово явана только лишь применительно к грекам. Вероятно, впервые оно было употреблено по отношению к египтянам и эфиопам; может быть, оно распространялось сначала на греков из армии Александра, а впоследствии — на всех греков, персов и арабов. В «Харивамше», помимо вторжения яванов в Айодхью, описан и другой, последующий поход Кала Явана (Черного Явана) на Индию при жизни Кришны, предпринятый, вероятно, эфиопами. Как бы то ни было, насколько нам известно, нет веских доводов в пользу гипотезы о том, что индусские писатели стали употреблять слово явана после нашествия Александра. Не следует придавать значения выводам о датах рождения Панини и Катьяяны[84] (оба жили до Патанджали), сделанным на основании утверждений, содержащихся в «Катха-сарит-сагара», которая есть не что иное, как сборник легенд. Теперь востоковеды убедились, что по заявлениям Сюан-Цзяна.  невозможно датировать время жизни Панини и Катьяяны, и поэтому нам нет необходимости их комментировать. Следовательно, для европейских востоковедов даты рождения Панини и Катьяяны остаются все еще невыясненными. Вероятно, Гольдштюккер прав, считая, что Панини жил раньше Будды, а оценки буддистов совпадают с традиционными представлениями посвященных о том, что Катьяяна был современником Будды. Из того факта, что Патанджали составил Махабхашью предположительно после того, как Панини написал свои Сутры, а Катьяяна — свою «Варттику», мы можем заключить только, что она была завершена после рождения Будды. Существует несколько соображений, позволяющих нам остановиться на предположении, что Патанджали, скорее всего, жил примерно в 500-м году до Р.Х. Макс Мюллер относит Сутры к периоду между 500 и 600 годам до Р.Х. Мы разделяем его точку зрения, что этот период заканчивается 500 годом до н.э., хотя трудно сказать, как далеко уходит его начало вглубь индийской истории. Тот факт, что Патанджали является автором Йога-сутр, до сих пор не вызывал никаких сомнений ни у кого из индусских писателей.

Тем не менее, м-р Вебер считает, что Йога-сутры и Махабхашья имеют разных авторов, хотя ничем не подкрепляет эту догадку. Мы очень сильно сомневаемся в способности европейских востоковедов когда-либо установить зависимость между первой аnhika из Махабхашьи и реальными секретами хатха-йоги, изложенными в Йога-сутрах. Никто, кроме посвященного, не поймет весь смысл упомянутой аnhika; а «бессмертие Логосов» или Шабда[85] — это одна из главных доктрин древних гимнософистов Индии, которые были в основном хатха-йогами. По мнению индусских авторов и пандитов, Патанджали написал три работы, а именно: Махабхашью, Йога-сутры и книгу по медицине и анатомии; и нет никаких причин оспаривать эту точку зрения. Следовательно, мы должны соотнести жизнь Патанджали с периодом написания Сутр, и этот вывод полностью подтверждается традиционными представлениями индийских посвященных. Поскольку Шанкарачарья был современником Патанджали (будучи его чела), то он, должно быть, жил примерно в то же время. Таким образом, мы доказали беспочвенность заявлений некоторых европейских востоковедов, будто Шанкара родился спустя восемь или девять веков после Христа. Далее, мы показали, что Шанкара был чела Патанджали и что даты его жизни следует вычислять с учетом времени деятельности Патанджали. Мы также объяснили, почему ни 140-й год до Р.Х., ни начало нашествия Александра Великого не могут быть выбраны в качестве максимального временного предела, до которого следует вести поиск его следов, и, наконец, мы высказали несколько соображений по поводу правомерности нашей гипотезы о том, что Патанджали и его чела Шанкара жили в период написания Сутр. Теперь, пожалуй, мы отважимся открыто объявить точную дату рождения Шанкарачарьи, известную тибетским и индийским посвященным. Согласно имеющимся у них историческим сведениям, он родился в 510 году до Р.Х. (через 51 год и 2 месяца после Нирваны Будды), и думается, что убедительные доказательства в пользу этой даты можно найти в Индии, если правильно расшифровать надписи в Кондживераме, Шрингери, Джаганнатхе, Бенаресе, Кашмире и других многочисленных местах, где побывал Шанкара. Шанкара построил Кондживерам, который считается одним из древнейших городов в Южной Индии; и с помощью тщательных исследований можно установить время его создания. Но даже только что приведенное свидетельство подтверждает справедливость такой оценки Адептов. Поскольку Гаудапада был Гуру Шанкарачарьи, то определение даты его рождения полностью зависит от года рождения Шанкары; и есть все основания полагать, что он жил раньше Будды. В завершение этой непомерно длинной статьи сообщаем, что в следующем выпуске «The Theosophist» будут напечатаны наши замечания по поводу даты рождения Будды и доктрины Шанкарачарьи.

Т.Субба Роу

 Вопрос VI

Причины «исторических неувязок»

Задан вопрос, нет ли в письме, процитированном в «Эзотерическом буддизме» на с. 62, «ошибки» в том, что «древние греки и римляне» названы «атлантами». Наш ответ таков: совершенно никакой. Слово «атлант» было употреблено в общем смысле.

Возражение против использования его применительно к древним грекам и римлянам на том основании, что они были ариями, а «их язык является промежуточным между санскритом и современными европейскими диалектами», — беспочвенно. С таким же успехом ученый будущей шестой расы, который никогда не слышал о (вероятном) частичном затоплении европейских турок, может протестовать против отнесения босфорских турок к числу уцелевших европейцев. «Турки, безусловно, являются семитами, — мог бы сказать он через 12000 лет после нас, — их язык занимает промежуточное положение между арабским и современными языками нашей шестой расы»[86].

«Историческая неувязка» порождена безапелляционным утверждением востоковедов, построенном на филологическом фундаменте. Профессор Макс Мюллер блестяще показал[87], что санскрит является «старшей сестрой» — но ни в коем случае не матерью — всех современных языков. Что же касается «матери», то, по предположению профессора и его коллег, ею был «ныне не существующий язык, на котором разговаривала, вероятно, нарождающаяся арийская раса». В ответ на вопрос: «Каким был этот язык?» — Запад глаголит: «Кто знает?» Когда спрашивают, «в какие геологические периоды процветала эта вымершая раса», — тот же выразительный голос изрекает: «В доисторические времена, продолжительность коих сейчас никто не может определить». Однако это мог быть и санскрит, еще неокультуренный и неотшлифованный, поскольку «предки греков, итальянцев, славян, германцев и кельтов» жили на «территориях, граничащих» с местами обитания этой ушедшей расы, ибо лингвистический анализ позволяет филологам обнаружить в языке каждой арийской нации следы «речи богов». В то же время эти же самые востоковеды утверждают, что классический санскрит возник на самом рубеже новой эры, и отводят ведическому санскриту последние 3000 лет (или менее того) до христианской эры.

Итак, по утверждению Адептов, атланты утонули свыше 9000 лет до Р.Х.[88] Тогда как можно говорить, что «древние греки и римляне» были атлантами! Как такое может быть, если обе нации являются арийскими, а их язык происходит от санскрита? Более того, западные ученые знают, что греческий и латинский языки формировались в течение целых исторических периодов, а сами греки и римляне не существовали как нации еще 11000 лет до Р.Х. Поистине, выдвигающие такие предположения не понимают их крайней антинаучности!

Таковы критические замечания на сие... «историческое недоразумение». Обвиняемые полностью сознают всю опасность сложившейся ситуации, но тем не менее, настаивают на своем утверждении. Пожалуй, единственное, чему можно здесь возразить, так это тому, что названия наций использованы неправильно. Можно поспорить с тем, что упоминать дальних предков и их потомков, в равной мере как «греков и римлян», — такой же анахронизм, как называть древних кельтов галлами или инсубров — французами. По сути дела, так оно и есть. Но помимо благовидного оправдания, что названия этих народов были употреблены в личном письме, написанном, как всегда, в большой спешке и едва ли достойном чести быть процитированным verbatim со всеми его несовершенствами, существуют, вероятно, и другие, более весомые возражения против того, чтобы именовать упомянутый народ как-либо иначе. Одно неправильное название стоит другого; и говорить в приватном письме о древних эллинах из Эллады или Magna Graecia и о латинах[89] из Лация было бы не только педантично, но и так же неверно, как и употреблять упомянутое название, которое, возможно, и звучит более «исторически» достоверно. Истина в том, что подобно предкам почти всех индоевропейцев (или, лучше сказать, индо-германских иафетидов?[90]), означенные подрасы греков и римлян ведут свою родословную намного дальше. Их происхождение теряется во мраке той таинственной эпохи, того «доисторического» периода, который вызывает у современных историков такое чувство тошноты, что все выползающее из его необозримых глубин сразу же без колебаний прогоняется прочь как обманчивый призрак, mythos праздной сказки или более поздней легенды, не заслуживающей серьезного внимания. Атлантических «древних греков» нельзя охарактеризовать даже как автохтонов[91] — удобный термин, используемый для нивелирования происхождения любого народа, чей возраст невозможно определить и который, по крайней мере по отношению к эллинам, означает, безусловно, больше, нежели просто «уроженцы этих мест» или первые аборигены; и все же так называемый миф о Девкалионе и Пирре, бесспорно, не более неправдоподобен и фантастичен, чем легенда об Адаме и Еве, которую еще сто лет назад никто не осмелился бы поставить под сомнение. А в своем эзотерическом значении греческие предания, пожалуй, более соответствуют истине, нежели многие так называемые исторические события периода проведения Олимпиад — хотя и Гесиод, и Гомер, вероятно, не сумели отразить греческие мифы в своем эпосе. Римлян нельзя отнести ни к умбро-сабеллам[92], ни даже к италийцам[93]. Может быть, если бы историки знали немного больше о япигах — итальянских «автохтонах», то они дали бы «древним римлянам» именно это название. Но тогда возникло бы очередное затруднение: истории известно, что римские завоеватели гнали перед собой и в конечном итоге заперли в расщелинах Калабрийских скал сей таинственный и несчастный народ, продемонстрировав таким образом отсутствие какого бы то ни было родства с ним. Более того, западные археологи придерживаются своих взглядов и не принимают к рассмотрению чужих догадок. А поскольку им не удалось прочесть надписи, сделанные на неизвестном языке, и загадочные знаки на япигийских памятниках и на протяжении многих лет они объявляли их не поддающимися расшифровке, то тому, кто осмелится вмешаться в путаницу, созданную докторами наук, будет напомнено об арабской пословице о предложении совета. Итак, похоже, что едва ли представляется возможным дать «древним грекам и римлянам» их законное, истинное имя и при этом угодить «историкам». Но поскольку в предыдущих «Ответах» приходилось неоднократно шокировать науку самыми ненаучными предположениями и до окончания этой серии статей неизбежно возникнут затруднения филологического, археологического, а также исторического характера, то, вероятно, будет разумнее сразу же дать залп из оккультной батареи и покончить с этой темой.

Далее, Адепты отрицают самым решительным образом, что западной науке что-либо известно о росте и развитии индо-арийской расы, которую они узрели «на заре человеческой истории» в ее «патриархальной целостности» на берегах Амударьи. Прежде чем оспаривать или напрочь отвергать нашу позицию по поводу «древних греков и римлян», западным востоковедам следует углубить свои представления о возрасте этой расы и об арийском языке, а также заполнить бесчисленные пробелы в истории, чего, похоже, не позволяет сделать ни одна из их гипотез. Несмотря на полное невежество в вопросе об изначальных предках индо-европейских народов и невзирая на то, что никто из историков еще не отважился назвать даже самую приблизительную дату разделения арийских народов и определить истоки санскрита, они не очень-то утруждают себя скромностью, приличествующей в этой ситуации. Отнеся это великое разъединение народов к самому «началу традиционной исторической хронологии», согласно которой Ведическая эпоха служит «фоном, на котором разворачивается действо всего индийского мира» (о котором, по их собственному признанию, они не знают ровным счетом ничего), тем не менее, любую из древнейших песен Ригведы они спокойно относят к новой эре — на основании «внутренних доказательств» — и делают это без малейших колебаний, как например, м-р Фергюссон, причисливший к эре постхристианства самый старинный индийский храм, высеченный из скалы, просто судя по его... «внешней форме». Что до их непристойных скандалов, взаимных обвинений и персональных разборок по поводу учености, то чем меньше об этом говорить, тем лучше.

Как сказал великий оксфордский санскритолог, «лингвистические доказательства — самые неопровержимые»[94]. К сказанному можно добавить: «Если они не противоречат историческим фактам и этнографии». Это вероятнее всего — и без сомнения так и есть, насколько позволяют судить его знания — «единственные заслуживающие внимания свидетельства принадлежности к доисторическим периодам»; однако когда что-то становится известно об этих «доисторических временах» и то, что мы знаем об определенных предполагаемых архаичных нациях, оказывается диаметрально противоположным его «лингвистическим свидетельствам», то Адептам, вероятно, позволительно придерживаться собственных взглядов, даже если они отличаются от мнения величайшего из ныне здравствующих филологов. Изучение языка — это всего лишь часть (хотя, спору нет, основная часть) истинной филологии. Чтобы обрести законченность, она должна — как правильно выразился Бёкх — стать почти тождественна истории. Мы охотно признаем право западных языковедов, вынужденных работать в условиях полного отсутствия исторического материала, опираясь в своих исследованиях на сравнительную грамматику и идентификацию корней основного словарного запаса изученных ими или, вероятно, известных им языков, представлять полученные результаты как единственно верные доказательства. Но хотелось бы, чтобы и они признавали такие же права за учеными других наций, даже если они принадлежат — по мнению высших западных авторитетов — к менее развитым, нежели индо-европейская группа: ибо едва ли возможно, чтобы, придерживаясь иных направлений и ограничив кругозор системой, исключающей гипотезы и простые утверждения, восточные ученые сохранили бы для себя совершенно подлинную летопись тех периодов, которые их оппоненты считают до-историческими. Тот факт, что западные ученые мужи именуют себя «учеными», а о комментаторах древних авторов (туземных санскритологах и археологах) часто отзываются как о «калькуттских» или «индийских дилетантах», не служит доказательством истинной неполноценности последних, а скорее делает уместным напоминание о мудрой китайской пословице, гласящей, что «самомнение редко соседствует с учтивостью».

Следовательно, Адептов мало, если вообще трогают трудности, с которыми сталкивается западная история. Согласно их знаниям — основанным на документальных записях, из которых, как уже сказано, исключены гипотезы и в которых даже психологический аспект играет весьма второстепенную роль, — история индийского и других народов простирается намного дальше той едва различимой отметки, которая маячит на горизонте западного мира как точка отсчета его истории. Записи, сделанные в течение ряда эпох на основе астрономических и астрологических вычислений, не могут быть неточными. (Это новое «затруднение» — на сей раз палеографическое, которое может возникнуть в связи с упоминанием Зодиакального круга, известного в Индии и Центральной Азии еще до начала Христианской эры, будет обсуждаться в следующей статье.)

«Члену Английского Т.О.» предлагаются на выбор два источника информации, две группы учителей. Школа западных историков укомплектована в основном маститыми этнографами, филологами, антропологами, археологами и востоковедами. Другая школа состоит из безвестных азиатов, принадлежащих к расе, на которую — несмотря на утверждения мистера Макса Мюллера, «что в его венах (английского солдата) течет та же кровь, что и у смуглого бенгальца», — многие образованные представители западной цивилизации смотрят, как правило, свысока. Эта горстка людей — чью историю, религию, язык, традиции и науку цепкие руки завоевателей обезобразили до неузнаваемости; людей, доживших до того времени, когда западные ученые присвоили себе монопольное, не подлежащее пересмотру право оценивать правильность трактовки значений, хронологию дат и историческую ценность архитектурных и палеографических реликвий их родины, — едва ли надеется быть услышанной. Западная общественность мало задумывается (если задумывается вообще) о том, что их ученые до недавнего времени проторяли себе узкую тропу среди руин экклезиастического, догматического прошлого, будучи зажатыми со всех сторон «откровениями» Бога, «для которого тысяча лет пролетает, как один день», и поэтому были вынуждены спрессовывать тысячелетия в столетия, а века в годы и приписывать, самое большее, тысячелетний возраст тому, что насчитывает десять тысяч лет. И все это ради спасения в глазах образованного общества пошатнувшегося престижа своей религии, собственного благополучия и доброго имени. Но даже освободившись от предубеждений, они вынуждены были защищать честь иудейской религиозной хронологии, атакуемой упрямыми фактами, и в результате становились (часто бессознательно) рабами искусственной истории, подогнанной под жесткие рамки культового догмата. Этот чисто психологический, но очень существенный пустяк не получил должного осмысления. Однако все мы знаем, как вместо того, чтобы признать связь между санскритом и готическим, кельтским, греческим, латинским и древнеперсидским языками, они подтасовывали факты, похищали из библиотек древние тексты и неистово отрицали филологические открытия. До нас доходили также вести о том, что Дугалд Стюарт[95] и его коллеги, видя, что подобные открытия одновременно подразумевают признание этнического родства носителей сих языков, а как следствие, и подрыв престижа праотцов мировых рас — Сима, Хама и Иафета[96], — отрицали перед лицом фактов, что «санскрит когда-либо был живым разговорным языком», поддерживая такими заявлениями теорию, будто «он был изобретен брахманами, которые создали свой санскрит по образцу греческого языка и латыни». И опять же, нам известно, что большинство востоковедов готовы покривить душою, только чтобы не допустить признания за индийской культурой (идет ли речь о рукописях, надписях на монументах, искусстве или науке) более древнего возраста, уходящего в доxристианскую эпоху. Поскольку происхождение и историю языческого мира ограничили несколькими столетиями до Р.Х., то выходит, что в эту эпоху мать-земля, восстановив силы после тяжких трудов каменного века, произвела на свет почти без перерыва множество высокоцивилизованных народов — и потому, согласно ложным притязаниям, заколдованный круг индийской археологии располагается между (неизвестным им) годом Самватской эры и X в. по западной хронологии.

Ответчикам, которым вменяется в вину такое серьезное «историческое недоразумение», для устранения его не остается ничего другого, как повторить свое прежнее заявление: все зависит от той исторической древности индо-арийской расы, которая будет за нею признана. В качестве первого шага следует выяснить, что известно самой истории о том почти доисторическом периоде, когда первобытные арийские племена еще не ступили на землю Европы. Начиная с самой последней «Энциклопедии» и кончая трудами профессора Макса Мюллера и других востоковедов, мы получили следующую картину: ученые признают, что в очень отдаленные времена, еще до ответвления арийских народов (несущих в себе зачатки индогерманских языков) от главного родительского ствола и еще до того, как они ринулись врассыпную бороздить просторы Европы и Азии в поисках нового пристанища, существовал «единый варварский (?) народ как физический и социальный представитель нарождающейся арийской расы». Этот народ говорил на «не существующем ныне арийском языке», из которого через ряд видоизменений (наверняка требующих намного больше тысячелетий, нежели допускают наши искатели исторических неувязок?) постепенно возникли... все последующие языки, на которых говорят кавказские народы.

Это почти все, что западная история знает о своем происхождении. Подобно брату Раваны[97], Кумбхакарне (индусскому Рип Ван Винклу[98], многие столетия она спала тяжелым сном без сновидений. Когда же наконец она очнулась, то с удивлением обнаружила, что «нарождающаяся арийская раса» разрослась в десятки народов, национальностей и подрас, большинство из которых со временем пришли в упадок и выродились, многие исчезли навсегда, и потому не представляется никакой возможности составить генеалогию более молодых народов. Но оставим в покое «младшего брата». Что же касается «самого старшего брата, индуса», который, как сообщает нам профессор Макс Мюллер, «последним покинул общий дом» арийской семьи и которому этот выдающийся филолог любезно пытается сообщить сейчас его собственную историю, — он, индус, заявляет, что пока его индо-европейская родня спала безмятежным сном под сенью Ноева ковчега, он не смыкал глаз и зорко наблюдал за всеми событиями из своей высокой Гималайской твердыни; и что он записал их на языке, который хотя и непонятен индо-европейскому переселенцу, как и япигийские надписи, но совершенно ясен его пользователям. За это преступление он предан теперь проклятию как фальсификатор летописей своих предков. Пока что для Индии специально оставлен чистый лист, который «будет заполнен после извлечения чистого металла истории из руды брахманских преувеличений и суеверий»[99]. Однако будучи не в состоянии выполнить намеченную программу, востоковеды убедили себя в том, что в этой «руде» нет ничего, кроме шлака. Они сделали даже больше: переключили свое внимание с «суеверий» и «преувеличений» брахманов на библейские откровения и хронологию. Ведам была противопоставлена Книга Бытия. Абсурдные притязания на их древность были немедленно пресечены уменьшением срока давности их написания до положенных размеров — 4004 год до Р.Х.: это мерило мирового возраста, а брахманские «предрассудки и басни» о долголетии арийских Риши были разоблачены убедительными историческими доказательствами, представленными «генеалогией и возрастом библейских патриархов, начиная с Адама и кончая Ноем» — чья продолжительность жизни была, соответственно 930—950 лет, не говоря уже о Мафусаиле[100], который умер раньше срока, в возрасте 969 лет.

Принимая в расчет эти соображения, индусы имеют некоторое право отказаться от предложения подкорректировать свои анналы с помощью западной истории и хронологии. Они же, напротив, весьма вежливо советуют западным ученым, прежде чем категорично отрицать любое высказывание азиатов об эпохах, которые являются доисторическими в представлении европейцев, сначала доказать, что сами европейские народы знают доподлинно свою историю. Только после того, как они справятся с этой задачей, они могут на досуге помочь своим этническим соседям провести обрезку их генеалогических деревьев. У наших раджпутов — и не только у них — есть совершенно точные семейные родословные, которые записывались без пробелов на протяжении двух тысяч лет и более того до Р.Х. (что доказано полковником Тодом); эти летописи признаны британским правительством и учитываются при официальных контактах с индийскими князьями. Недостаточно лишь изучить разрозненные фрагменты санскритской литературы (даже если их количество доходит до 10000 текстов, как хвастливо заявляют некоторые), к которым они были допущены, чтобы уверенно говорить о «первых арийских поселенцах в Индии» и утверждать, что, «будучи предоставленными самими себе, без прошлого и без будущего (!), они не могли делать ничего другого, как размышлять о самих себе»[101] — и следовательно, они не могли знать абсолютно ничего о других народах. Для правильного понимания и раскрытия внутреннего смысла многих из этих текстов их надо читать в свете эзотерических знаний, овладев языком тайного шифра браминов, которому, как правило, наклеивается ярлык «теологическая тарабарщина». Если человек хочет составить правильное представление о древних арийцах, о том, были ли у них достаточно развиты социальные и политические добродетели, интересовались ли они историей, или нет — недостаточно заявлять о знании ведического и классического санскрита, а также пракрита[102] и Арьябхашья. Для понимания эзотерического смысла древней брахманической литературы необходимо, как только что было сказано, иметь ключ к брахманическому шифру. Овладение условными терминами, используемыми в Пуранах, Араньяках[103] и Упанишадах — это особая наука, намного более сложная, нежели даже изучение 3996 афористических правил Панини или его алгебраических символов. Справедливости ради следует сказать, что большинство брахманов сами забыли правильное толкование этих священных текстов. Однако они достаточно хорошо знают о двойном значении своих рукописей, чтобы не испытывать недоумения при виде энергичных попыток европейских востоковедов защитить приоритет своих национальных письменных свидетельств и достоинство своей науки путем такого довольно оригинального безапелляционного толкования. Как бы невежливо это ни казалось, мы предлагаем европейским филологам доказать в более убедительной, чем принятой до сих пор форме, что они могут лучше, нежели даже средний индусский пандит-санскритолог, определить возраст «языка богов»; что они действительно в состоянии безошибочно проследить — через все разветвления бесчисленных поколений — развитие «ныне исчезнувшего арийского языка», претерпевшего на Западе многочисленные и разнообразные видоизменения, и его основную эволюцию на Востоке сначала в ведический, а затем в классический санскрит и сделать это с того момента, когда русло материнской реки стало делиться на новые этнические рукава. Наконец, если востоковеды, пользуясь своими умозрительными выводами, сделанными на основе фрагментов санскритской литературы, рассуждают о природе всего того, о чем они ничего не знают, — об историческом прошлом великой нации, которую они потеряли из виду в «момент зарождения» и вновь заметили только в период ее последнего вырождения, — то индийские ученые ничего не ведали и никогда ничего не узнают об этой истории. Пока востоковеды не докажут все это, можно найти лишь слабое оправдание того апломба и высокомерия, которые сквозят почти в каждой их работе об Индии и ее истории. Не имея ровным счетом никакого представления о тех бесчисленных столетиях, которые отделяют арийских брахманов Центральной Азии от брахманов, живших накануне возникновения буддизма, они не вправе утверждать, что посвященный индоариец знает о себе меньше, чем иностранец. Поскольку для них эти периоды являются белым пятном, то они не правомочны заявлять, что у ариев не было «собственной» политической истории, что единственной сферой их деятельности были «религия и философия... в уединенном созерцании». Нечего сказать, глубокомысленный вывод, сделанный из древнейших песен Ригведы, живописующих активную жизнь, бесконечные войны, победы и поражения. Они также, согласно элементарной логике, не могут уверять, будто «Индия не имеет своего места в политической истории мира» или что «до момента возникновения индийского буддизма отсутствует согласованность в хронологии исторических событий, записанных брахманами и другими народами»[104] — ибо они знают об этой архаичной истории «других народов» не больше, чем о таковой брахманов. Все их выводы, догадки и систематизация гипотез распространяются на период, начинающийся чуть ранее II века до Р.Х. или даже позже, и базируются на отдаленном подобии истинных исторических фактов. Прежде чем требовать нашего внимания, они должны все это доказать. В противном случае, какими бы «бесспорными» ни были лингвистические свидетельства, наличия санскритских корней во всех европейских языках будет недостаточно, чтобы обосновать: 1) что до того, как арийские завоеватели спустились к Семиречью, они никогда не покидали своих северных районов; 2) объяснить, почему «самый старший брат, индус», был вынужден «последним уйти из общего дома» арийской семьи. Для филолога подобное предположение может выглядеть «вполне естественным». Однако не менее оправдано и все возрастающее подозрение брахманов, что в основе такой программы лежала какая-то оккультная причина. Что в целях спасения своей теории востоковеды заставили «старшего брата» так неправдоподобно долго мешкать на берегах Амударьи — или где там еще «самый младший брат» определил его местопребывание — в «первобытном состоянии», после того как последний «увидел, как все его братья отправились в сторону заходящего солнца»[105]. У нас есть причины полагать, что объяснение сей надуманной задержки кроется в необходимости притянуть эту расу поближе к Христианской эре и изобразить старшего «брата» пассивным и безразличным, размышляющим только о себе — дабы его древность, «пустые идолопоклоннические мифы» и, возможно, его традиционные представления о делах других народов не нарушали составленную для него хронологию. Это подозрение усиливается, когда в книге (чисто научного и философского характера), которую мы так обильно цитировали, находим такие повторяющиеся замечания и даже пророчества, как: «Похоже, история учит, что всякому человечеству понадобилось пройти поэтапное обучение, прежде чем по прошествии необходимого периода времени оно смогло получить доступ к христианским истинам». Или: «Древние мировые религии были лишь молоком природы, вслед за которым в положенное время появился хлеб жизни», а также снисходительные выражения вроде: «в буддизме есть доля истины, как и в любой другой ложной мировой религии. Но...»[106]. Создается впечатление, что атмосфера Кембриджа и Оксфорда не располагает к признанию за Индией древности, а за ее философскими системами — достоинств![107]

Страницы эзотерической истории

Все вышесказанное — длинное, но необходимое тезисное изложение — должно показать, что азиатские ученые имеют право в большинстве случаев воздерживаться от огласки своих знаний; что причина обсуждаемой «исторической загадки» кроется не просто в исторических фактах, а скорее, в степени противодействия стародавних, освещенных веками предположений, зачастую поднятых на неприступную высоту исторических аксиом; что ни одно заявление, поступившее из нашей части света, не будет рассмотрено до тех пор, пока его не снабдят подпорками из обломков излюбленных западных гипотез исторического или религиозного характера. Все же, после неумных нападок, которым оккультные науки подвергались до сих пор, нападок, в которых аргументы подменялись бранью, а спокойное расследование — тупым отрицанием, приятно обнаружить, что на Западе еще остались люди, способные выйти на поединок, вооружившись философией, и трезво и честно обсуждать идеи, выдвигаемые нашими убеленными сединами доктринами, проявляя должное уважение к истине и соблюдая достоинство, приличествующее науке. Только те, чьим единственным желанием является утверждение истины, а не защита заранее сделанных выводов, вправе ожидать открытого изложения фактов. Возвращаясь к предмету нашего обсуждения, мы предоставим их этому меньшинству в пределах дозволенного.

В летописях оккультистов не делается различий между «атлантическими» предками древних греков и римлян. Частично подтвержденные и отчасти опровергаемые признанной, канонизированной историей, их записи рассказывают об античных латинах из классической легенды, именуемых италиками — о том народе, который, пройдя через Апеннины (точно так же, как — да будет известно! — их индо-арийские братья еще до них перешли через Гиндукуш[108]), зашел на полуостров с севера, где задолго до Ромула сохранились лишь его имя и нарождающийся язык. Невежественная история сообщает нам, что латины «мифической эпохи» так эллинизировались в богатых колониях Magna Graecia, что от их первоначальной национальности ничего не осталось. Она уверяет, что именно сами латины — эти доримские итальянцы, которые, поселившись в Лации, с самого начала ограждали себя от греческого влияния — были праотцами римлян. Полемизируя с экзотерической историей, оккультные анналы гласят, что если (вследствие обстоятельств слишком многообразных и запутанных, чтобы говорить о них здесь) поселенцы Лация сохранили свою изначальную национальность чуть дольше их братьев, которые вместе с ними первыми ступили на этот полуостров после ухода с Востока (который не был их родным домом), то они потеряли ее очень скоро по другим причинам. Будучи свободными от самнитов[109] в первый период, они не избежали нашествия других завоевателей. В то время как западные историки собирают разрозненные, искаженные и неполные письменные свидетельства различных племен и народов и пытаются составить из них вразумительную мозаику в соответствии с самым лучшим и правдоподобным рисунком и полностью отрицают традиционные мифы, оккультисты не обращают ни малейшего внимания ни на тщеславные самовосхваления упомянутых завоевателей, ни на их надписи, высеченные на камнях. Их также не интересуют и отдельные крупицы так называемой исторической информации, зачастую состряпанной заинтересованными кругами, встречающиеся то тут, то там в виде поддельных фрагментов в произведениях классических авторов. Оккультисты прослеживают этническое родство и его разветвление на различные национальности, расы и подрасы более простым способом, который позволяет им проводить свои исследования с той же уверенностью, с какой географ отыскивает нужное место на карте. Как географу по различно окрашенным линиям легко проследить границы многих государств и их географическое положение, ландшафт и разделяющие их моря, реки и горы, так и оккультист, разглядывая отчетливо видимые (ему) аурические контуры и цветовые оттенки внутреннего человека, может безошибочно определить, к какой из семи различных человеческих семей, а также к какой особой группе и даже подгруппе данной семьи принадлежит тот или иной народ, племя или человек. Многим, кто не знаком с этническим разнообразием аурических излучений нервной системы и не признает никаких теорий о «внутреннем человеке», в научность которых верят лишь немногие, сие покажется туманным и непонятным. Весь вопрос упирается в проблему реальности или нереальности этого внутреннего человека, существование которого открывается посредством ясновидения, а наличие его ода, или нервных эманаций, доказано фон Рейхенбахом[110]. Если признать это явление и интуитивно понять, что внутренняя оболочка, в силу своей более тесной связи с единою невидимой реальностью, должна быть еще более резко выражена, чем внешняя физическая, тогда без особого труда можно будет вникнуть в смысл нашей теории. В самом деле, даже соответствующий склад физического тела и специфические особенности какого-либо человека, как правило, позволяют визуально определить его национальность не только опытному этнографу, но  обычному наблюдателю. С первого взгляда англичан легко отличить от французов, немцев — от итальянцев, не говоря уже о типичных различиях между человеческими коренными группами[111], в соответствии с антропологической классификацией. Похоже, нетрудно понять, что гораздо более выраженное различие в типах и характеристиках должно существовать между внутренними расами, которые населяют эти «телесные обители». Помимо этой весьма заметной психологической и астральной дифференциации, имеются еще и документальные записи в виде непрерываемой серии хронологических таблиц и истории постепенного выделения рас и подрас из трех геологических, исходных рас. Эти знания посвященных всех доисторических и древнейших храмов вплоть до наших дней собраны в нашей Книге Чисел и других трудах.

Следовательно, на основе двойной проверки (которую Запад может и не признавать, если ему так хочется), мы утверждаем, что в результате сильного смешения различных подрас — таких, как япигийская, этрусская, пеласгийская, а позднее значительной примеси эллинского и кельтско-гальского элементов в крови первобытных италиков из Лация, — в племенах, собранных Ромулом на берегах Тибра, осталось столько же латинизма, сколько его сейчас в романском народе Валахии[112]. Разумеется, если полностью отрицать историческую основу мифа о близнецах весталки Сильвии, а также легенду о создании сыном Энея[113] Альба Лонга[114], тогда ясно, что все сделанные заявления должны точно так же быть причислены к современным измышлениям, построенным на не заслуживающих никакого внимания легендах «мифической эпохи». Однако для авторов подобных заявлений в этих мифах содержится больше истины, нежели в упомянутом историческом периоде правления самых древних римлян. Остается сожалеть, что сие наше утверждение должно вступить в противоречие с авторитетными выводами Моммсена и прочих. Тем не менее, мы сообщаем только то, что для Адептов является фактом, который надо понимать следующим образом. Все (кроме нереальной даты основания Рима — апрель 753 года до н.э.), о чем говорится в древних преданиях относительно Pomerium[115], а также о тройственном союзе Рамны, Луцеры и Тиции[116], упомянутом в мифе о Ромуле, в действительности намного ближе к истине, нежели то, что общепринятой историей преподносится как подлинные события, происходившие начиная со времен Пунических и Македонских войн и кончая возникновением и падением Римской империи. Бесспорно, что основатели Рима были нечистокровным народом, образованным слиянием остатков многих первобытных племен, — уцелело лишь несколько истинно романских семей, потомков отдельной подрасы, пришедшей вместе с умбро-сабеллами с востока. А поскольку последние вплоть до средних веков сохраняли отчетливо проступавшую сквозь сабинский элемент окраску, оставшуюся в горных районах без примеси, то кровь истинных римлян была эллинской с самого начала. Знаменитый Римский союз — не вымысел, а историческая правда. Династия царей, берущая начало от Троянского Энея, является фактом; а представление о том, что Ромул — просто символическое обозначение народа (каким в свое время были Эол, Дорий и Ион), а не живой человек, необоснованно. Его могут поддерживать только историографы, склонные простить себе грех исповедания догмы о том, что Сим, Хам и Иафет были историческими личностями, некогда жившими предками человечества, а также грех сожжения на жертвенном костре любого подлинно исторического, но не иудейского предания, легенды или свидетельства, претендующего на то же место, которое занимают эти трое привилегированных древних мореходов, — вместо того, чтобы подобрастно распластаться у их ног, как и подобает всем «абсурдным мифам», бабушкиным сказкам и предрассудкам.

Таким образом выходит, что вызвавшие возражение утверждения (с. 56 и 62 «Эзотерического буддизма»), которые якобы создали «исторические затруднения», были сделаны корреспондентом мистера Синнетта не с целью посрамления западной теории, а исключительно из соображений сохранения верности исторической правде. Будут ли они приняты в тех краях, где главным инструментом критики, похоже, служат в основном догадки (удостоенные почетного звания «научных гипотез»), волнует авторов этого труда столь же мало, как создателя Сфинкса могли бы интересовать неблагосклонные замечания случайного путника по поводу обезображенного временем выражения лица сего величественного символа. Предложения, где сказано, что «греки и римляне были небольшими подрасами... нашей кавказской семьи» (с. 56) и что «древние греки и римляне были остатками атлантов (современные принадлежат к 5-й расе)» (с. 62), раскрывают реальное положение вещей. Под древними греками, бывшими «остатками атлантов», подразумеваются эпонимические[117] предки эолийцев, дорийцев и ионийцев. Связывая воедино древних греков и римлян без разбора, авторы хотели показать, что первобытные латины были поглощены Magna Graecia, а относя «современных» их представителей — обоих этих небольших ответвлений, из вен которых уже отфильтрованы последние капли крови атлантов, — к пятой расе, они имели в виду, что у них уже нет крови четвертой, монголоидной расы. Оккультисты различают расы, занимающие промежуточное положение между двумя любыми коренными расами, а западные ученые — нет. «Древние римляне» были эллинами в новом этническом одеянии; а древние греки — истинными кровными предками будущих римлян. Следует обратить внимание на следующий (имеющий непосредственное отношение к этой теме) факт — один из числа многих, исторически тесно связанных с «мифической» эпохой атлантов. Это легенды, их тоже можно причислить к разряду спорных исторических вопросов. Однако их логическая четкость способна опрокинуть все этнографические и генеалогические построения.

Напомнив читателям, что атланты, как и жители современной Европы, состояли из многих народов, говоривших на разных диалектах (производных от трех первичных коренных языков первой, второй и третьей рас), вновь вернемся к Посейдонису — его последнему звену, уцелевшему 12 000 лет назад. Точно так же, как главным элементом языков пятой расы является арийский санскрит «коричнево-белой» геологической семьи или расы, так и у атлантов доминирующим был язык, который ныне сохранился лишь в диалектах некоторых племен американских индейцев, в речи китайцев с острова Чайнамен и горцев Цзянси[118]. Этот язык представлял собою смесь агглютинативных[119] и моносиллабических[120] компонентов, как их назвали бы современные филологи. Короче говоря, это был язык «красно-желтой», второй или средней геологической расы (мы настаиваем на термине «геологическая»). Большой процент генофонда монголоидной, четвертой коренной расы можно было бы обнаружить, разумеется, у арийцев пятой расы. Но это ни в коей мере не означает отсутствия в ней беспримесных, чисто арийских народов. Некоторые небольшие острова, разбросанные вокруг Посейдониса, были покинуты жителями в результате землетрясений, происходивших задолго до окончательной катастрофы, которая одна только и осталась в памяти людей благодаря некоторым письменным свидетельствам. Предание гласит, что одно из малых племен (эолийцы), ставшее островным после эмиграции из дальних северных стран, вынуждено было вновь покинуть место своего обитания перед угрозою затопления. Если, несмотря на мнения востоковедов и предположение мистера Ф.Ленормана (придумавшего название для народа, в чьем туманном контуре, маячившем в далеком прошлом, он смутно разглядел предтечу вавилонян), мы скажем, что сей арийский народ, пришедший из Центральной Азии, колыбели пятой расы человечества, принадлежал к аккадийским племенам, то возникнет новое историко-этнографическое затруднение. Однако утверждается, что эти «аккадийцы» были «урало-алтайским» народом не больше, чем любой из современных британских народов является одним из десяти таинственных колен Израилевых, которые так определенно упомянуты в Библии, но... отсутствуют в истории. Заключив такой pacta conventa между современными точными (?) и древними оккультными науками, продолжим разговор о мифах. Древние эолийцы, фактически принадлежа к пятой расе (в своей изначальной связи с арийской центральноазиатской семьей), все же были атлантами не только в силу своего долгого, продолжавшегося несколько тысячелетий проживания на ныне затопленном континенте, но и вследствие кровного сближения с ними через смешанные браки. Поэтому, вероятно, не так далеко от истины желание м-ра Гексли рассматривать самих меланохроидов[121] (греков, включенных в эту группу или тип) как «результат скрещивания ксантохроидов[122] и австралоидов», к числу коих он относит низшие классы Южной Индии и до некоторой степени египтян. Как бы то ни было, атлантические эолийцы были, в основном, арийцами так же, как баски — аллофилийцы, по д-ру Причарду[123] — теперь являются южными европейцами, хотя первоначально принадлежали к дравидской южноиндийской семье (их предки никогда не были европейскими аборигенами до первой иммиграции арийцев, как предполагают некоторые). Сказано, что напуганное частыми землетрясениями и видимым приближением катастрофы, это племя погрузилось на флотилию ковчегов, чтобы, покинув Геркулесовы столбы и проплавав вдоль побережья несколько лет, высадиться на берегах Эгейского моря на земле Пирры (нынешней Фессалии, которой они дали имя Эолия). Там они продолжили свои деловые отношения с богами до горы Олимп. Теперь можно сообщить (с риском создать «сложность географического характера»), что в ту мифологическую эпоху Греция, Крит, Сицилия, Сардиния и многие другие средиземноморские острова были просто отдаленными владениями или колониями атлантов. Далее «легенда» повествует о том, что эолийцы делали частые остановки вдоль берегов Испании, Франции и Италии, и память об их «магических искусствах» все еще хранится среди потомков древних массилийцев[124], среди более поздних племен, населявших Новый Карфаген, а также среди жителей Сиракуз и морских портов Этрурии. И здесь, пожалуй, археологам опять бы не помешало — с разрешения антропологов — пусть и с опозданием, проследить происхождение различных аборигенов с помощью мифов и фольклора, ибо этот источник может оказаться более благодатным и надежным, чем их «не поддающиеся расшифровке» памятники. История уловила лишь туманный отблеск сих реальных автохтонов, спустя тысячелетия после того, как они поселились в Древней Греции — в тот момент, когда жители Эпира пересекли горы Пинд после изгнания черных магов со своей родины в Беотию. Но история никогда не прислушивалась к народным легендам, рассказывающим о «проклятых колдунах», которые ушли, оставив после себя в наследство немало секретов своего дьявольского искусства, слава о котором, пережив века, стала теперь достоянием истории — или, если угодно, классической греческой и римской мифологии. До наших дней бытуют народные сказания о том, как древние предки фессалийцев, прославившиеся своими магами, пришли из-за Геркулесовых столбов, прося о защите и укрытии от великого Зевса и умоляя отца богов спасти их от Потопа. Но «отец» прогнал их с Олимпа, позволив их племени обосноваться у подножия горы, в долинах и на побережье Эгейского моря.

Так выглядит самый старый миф о древних фессалийцах. А теперь выясним, на каком языке разговаривали атлантические эолийцы. История не может ответить на этот вопрос. Тем не менее, достаточно напомнить лишь о некоторых общепризнанных и нескольких еще неизвестных фактах, чтобы у читателей с развитой интуицией наступило озарение. Ныне доказано, что в древности было широко распространено представление, будто человек родился от земли. Так в наше время невежественно объясняют термин «автохтоны». Почти во всех упрощенных народных мифах — начиная с санскритского ария, «порожденного землею», в некотором смысле, хозяина почвы, древнегреческого Эрехтея[125], которому в ранние исторические периоды поклонялись в Акрополе и которому Гомер дал определение «тот, кого породила земля» (Илиада, II, 548), и кончая Адамом, вылепленным из «красной глины», — история о генетической основе имеет глубокий оккультный смысл, ибо косвенно связана с происхождением человека и последующих подрас. Таким образом, мифы об Эллине, сыне красной Пирры (самое древнее название Фессалии), и о Маннусе — известном предке германцев, сыне Туискона[126], «красного сына земли», имеют не только прямое отношение к нашей легенде об Атлантиде, но еще и объясняют разделение человечества на геологические группы в соответствии с оккультной классификацией. Только такая классификация способна объяснить западным ученым кажущееся им странным, если не абсурдным, совпадение, что семитский Адам (личность, получившая Божественное откровение) имеет отношение к красной земле наряду с арийскими Пиррой, Туисконом и прочими вымышленными героями «глупых» россказней. Тем, кто понимает оккультный смысл ведического стиха III; 34, 9 и других, в которых полчища Дасью[127] названы «желтыми», не покажутся фантастическими определения восточных оккультистов, называющих пятую человеческую расу «коричнево-белой», а четвертую коренную расу — «красно-желтой». «Hatvi dasyun praryam varnam avat», — сказано об Индре, который, убив Дасью, защитил цвет ариев; и опять же, Индра «открыл свет для ариев, а Дасью был оставлен слева» (II, 11, 18)[128]. Пусть изучающие оккультизм не забывают, что греческий Ной, Девкалион, муж Пирры — считался сыном Прометея, похитившего с Неба огонь (то есть тайную Мудрость «правой руки», оккультные знания); что Прометей является единственным братом Атласа; что он также единственный сын Азии и Титана Япета[129] — антигероя, с которого иудеи позаимствовали своего Иафета, чтобы замаскировать каббалистический, халдейский смысл собственных популярных мифов; и что он также является антиподом Девкалиона. Прометей создал человека из земли и воды[130], а после похищения огня с Олимпа — горы в Греции — был прикован к скале на далеком Кавказе. Между Олимпом и горою Казбек значительное расстояние. Оккультисты говорят, что если четвертая раса — в некотором смысле наш антипод — зародилась и развилась на Атлантическом континенте, то пятая раса зародилась и развилась в Азии. (Например, древнегреческий географ Страбон называет Арьяной, землею ариев, целую страну, расположенную между Индийским океаном на юге, Гиндукушем и Паропамизом[131] на севере и Персидским заливом на западе.) Миф о Прометее рассказывает о вымирании цивилизованной части четвертой расы, которую Зевс полностью уничтожил, дабы создать новую расу, а Прометей (обладавший священным огнем знания) частично спас ее «для будущего посева». Но возникновение этого мифа предшествует гибели Посейдониса более чем на 70 тысяч лет — как бы это ни казалось невероятным. В число семи великих мировых континентов, описанных в Вишну Пуране (Книга II, глава 2), входит и Атлантида, хотя, разумеется, под другим названием. Ила и Ира — санскритские понятия-синонимы (см. Амаракошу[132]), означающие «землю» или «родную почву», а также Илавриту — часть Илы, центральную точку Индии (Джамбу-двипы), которая была центром семи великих материков до затопления огромного Атлантического континента, жалким остатком которого был Посейдонис. Хотя смысл сказанного будет понятен любому брахману, мы готовы помочь европейцам еще несколькими пояснениями.

Если в «Разоблаченной Изиде» — труде, встреченном почти всеобщим бойкотом — «член Английского Т.О.» откроет с. 589 (том I), он найдет там еще одну старую восточную легенду. «Некий остров... (где сейчас простирается пустыня Гоби) был населен последними остатками расы, предшествовавшей нашей» — горсткою Адептов — «сынов Бога», ныне именуемых Брахма Питри; в халдейской каббале они упоминаются под другим, но сходным названием. Тем, кто не знаком с оккультными науками, «Разоблаченная Изида» может показаться очень запутанной и противоречивой. Оккультист же почитает ее правильной, и, несмотря на сознательно неисправленные недостатки (ибо это первая осторожная попытка просветить западное мышление с помощью лучика восточного эзотерического света), в ней раскрывается больше фактов, нежели когда-либо до ее появления. Пусть любой прочтет эти страницы, и тогда он поймет, что «сии шесть рас», упомянутые в Законах Ману, относятся к подрасам четвертой расы (с. 590). В дополнение к этому читатель должен познакомиться со статьей «Семеричный принцип в эзотеризме» и изучить список Ману нашего четвертого круга (июньский номер «The Theosophist», с. 254). И собрав всю информацию воедино, он, вероятно, разглядит истину. На с. 590-596 он прочтет, что Атлантида упоминается в «тайных книгах Востока» (еще не изуродованных западными исследователями) под другим именем на священном иератическом, или жреческом, языке. А затем ему будет показано, что Атлантида — название не просто одного острова, а целого континента, от которого до сего дня сохранились многие острова и островки. Отдаленные предки некоторых обитателей нынешнего убогого рыбацкого поселения Акла (некогда Атлан), неподалеку от залива Ураба, одно время были так же тесно связаны с древними греками и римлянами, как и с «истинными китайцами внутренних районов», о чем упомянуто на с. 57 «Эзотерического буддизма». До появления карты, изданной в St. Die в 1507 году, где впервые встречается название Америка, оная считалась частью Индии; и как бы ни казалось странным тем, кто не следит за таинственной работой человеческого ума и его бессознательным приближением к скрытым истинам — даже аборигены нового континента, краснокожие племена — монголоиды, по определению м-ра Гексли, назывались indians. Это обстоятельство приписывается теперь воле случая — очень удобная отговорка! Поистине, это странное совпадение для того, кто не знает (наука отказывается даже санкционировать эту смелую гипотезу), что было время, когда Индийский полуостров находился на одном, а Южная Америка — на другом конце линии, образованной архипелагом островов и континентов. В доисторические времена Индия располагалась не только в районе истоков Амударьи и Сырдарьи, но и во времена, описанные в истории, существовала Верхняя, Нижняя и Западная Индия, а еще ранее она имела двойное соединение с обеими Америками. Земли праотцов тех, кого Аммиан Марцеллин[133] называет «брахманами Верхней Индии», простирались от Кашмира далеко вглубь (нынешней) пустыни Шамо. Пешком — почти не замочив ног — можно было попасть на полуостров Аляска через Манчжурию, через будущий Татарский пролив, Курильские и Алеутские острова, в то время как другой путешественник, имевший при себе каноэ, стартовав с юга и пройдя Сиам[134] и Полинезийские острова, мог очутиться в любой части Южно-Американского континента. В «Разоблаченной Изиде» (т. I, с. 593), наряду с «сынами Бога» — Брахма Питри упоминаются Thevetatas — сохранившиеся в этрусском пантеоне злые и приносящие несчастье боги, Involute — скрытые, закутанные в саван боги, Consentes, Complices и Novensiles — все это замаскированные остатки атлантов; в то время как этрусское искусство предсказания («Дисциплина»), продемонстрированное Тагетом[135], незавуалировано идет прямо от атлантического царя Thevetat, «невидимого» Дракона, чье имя сохранилось до наших дней среди сиамцев и бирманцев, а также в аллегорических рассказах буддийских «Джатак»[136] как противодействующая сила под именем Девадата. А Тагет был сыном Thevetat до того, как стал внуком этрусского Юпитера-Тиния[137]. Пытались ли западные востоковеды установить связь между всеми этими Драконами и Змиями, между «силами Зла» в циклах эпических преданий персов и индийцев, греков и евреев; между поединками Индры и великана; между арийскими Нагами и иранским Ажи-Дахака[138], между гватемальским Драконом и Змием Книги Бытия — и т.д., и т.д., и т.д.? Профессор Макс Мюллер не верит в такую связь. Пусть так. Но... четвертая раса людей — «людей», обладавших неограниченным зрением и способных узнавать мгновенно обо всем, даже о сокрытом, упоминается в «Пополь-Вух», священной книге гватемальцев; а вавилонский Ксисутр, гораздо более поздний иудейский Ной, индусский Вайвасвата[139] и греческий Девкалион — все они идентичны великому Отцу из «Пополь-Вуха», который подобно остальным аллегорическим (не мифическим) Патриархам, в свою очередь и в свое время спасся на огромной лодке от последнего грандиозного потопа — поглотившего Атлантиду.

Чтобы стать индо-арийцем, Вайвасвате необязательно было встречаться со своим Спасителем (Вишну, в образе рыбы) на территории современной Индии или даже где-то на Азиатском континенте; также нет необходимости считать, что он сам был седьмым великим Ману (см. перечень Ману в июльском номере «The Theosophist»), достаточно того, что индусский Ной принадлежал к роду Вайвасваты и олицетворял пятую расу. Итак, последний атлантический остров исчез примерно 11000 лет назад, а пятая раса, возглавляемая арийцами, начала свою эволюцию, согласно точным сведениям адептов, около миллиона или 900 000 лет назад. А историки и антропологи, даже проявив предельное великодушие, не могут расщедриться больше, чем на период от 20 до 100 тысяч лет для всей человеческой эволюции. Поэтому мы задаем им законный вопрос: в какой момент этой предполагаемой сотни тысяч лет возник, по их мнению, коренной зародыш «древнегреческой и древнеримской» наследственной линии? Кто входил в его состав? Существует ли информация или «гипотеза» о месте его проживания после разъединения арийских народов? И где обитали предки семитских и урало-алтайских подрас? Для опровержения чужих мнений недостаточно голословных заявлений, что последние жили обособленно от первых, и остановиться на этом — тогда получится новый пробел в этнографической истории человечества. Поскольку Азию называют иногда «колыбелью человечества» и установленным фактом является то, что Центральная Азия была также колыбелью семитских и урало-алтайских народов (как учит Книга Бытия), а в соответствии с теорией ассириологов, урало-алтайцы предшествовали вавилонским семитам, тогда где, в какой точке земного шара эти семито-урало-алтайские народы отделились от родительского клана и что стало с оным? Им не могло быть небольшое иудейское племя Патриархов; пока не будет доказано, что на берегах Амударьи или Евфрата также находился Эдемский сад, отгороженный от места обитания детей Каина, до тех пор филологов, пытающихся заполнить белые пятна всемирной истории своими доморощенными гипотезами, можно считать некомпетентными в этом вопросе так же, как и тех, кого они просвещают.

По логике вещей, если в те отдаленные времена предки этих различных групп находились вместе, тогда эти же самые корни общего родительского древа в равной степени прослеживались бы и в их сформировавшихся языках, подобно тому, как это делается в индоевропейских наречиях. И поскольку куда бы мы ни свернули, повсюду наталкиваемся на неспокойное море догадок, обрамленное зыбкими песками гипотез, а вдоль линии горизонта выстроен частокол из ориентирных столбов с вымышленными датами, то Адепты снова спрашивают: почему всем внушают благоговейный трепет перед европейскою наукой, выдаваемой за высший авторитет? Насколько азиатским ученым известно, эта наука — за исключением ее чисто математических и физических отраслей — представляет собою подобие тайного союза для взаимной поддержки и где-то даже восхищения. Они почтительно склоняют головы перед Королевскими обществами физиков, химиков и до некоторой степени — даже натуралистов. Но отказываются обращать хотя бы малейшее внимание на совершенно спекулятивные и гипотетические так называемые «науки» современных физиологов, этнографов, филологов и так далее — сборище самовозвеличенных Эдипов, которым не дано найти ответа на загадку Сфинкса-природы, и потому они удушают ее.

Обвиняемые по данному делу, памятуя о вышесказанном, а также отчасти прозревая будущее, полагают, что «историческая трудность», вызванная неисторическим заявлением, вынуждает сделать нечто большее, нежели просто повторно констатировать факт. Они знали, что будучи в меньшинстве, не имеют шансов быть услышанными и понятыми антагонистически настроенным большинством, и поэтому им не пристало употреблять выражение «мы утверждаем» относительно вопросов, по которым западные профессора придерживаются противоположных взглядов. Если бы группа, так сказать, непризнанных проповедников и исследователей неавторитетных и неузаконенных наук вызвала на поединок августейшее сообщество всемирно известных оракулов, то это было бы расценено как неслыханная наглость. Поэтому их претензии (в этом и других случаях) для начала были бы рассмотрены в предельно уменьшенном масштабе во всех аспектах, кроме психологического. Адептам оккультных искусств лучше хранить молчание при несогласии с «А.Г.Н.» (адептами гипотетических наук) пока они не докажут, хотя бы частично, ложную значимость последних и шаткость их основополагающих научных доктрин. Таким способом они смогли бы заставить своих оппонентов призадуматься над тем, что оккультисты могут быть в конечном итоге правы. Тем не менее, полное молчание, которое советуют сейчас хранить, было бы роковым. Помимо подозрений в неспособности полемизировать, оно могло бы вызвать новые недовольства среди честного меньшинства и привести к очередным обвинениям в эгоизме авторов. Именно поэтому Адепты согласились, в пределах допустимого, удовлетворить запросы членов Лондонской теософской ложи, устранив, по крайней мере частично, несколько самых бросающихся в глаза препятствий и указав, как избежать их в будущем, путем изучения не-научной, но в действительности подлинной, вместо так называемой исторически достоверной, но на самом деле мифической всемирной истории. Они полагают, что этого им удалось добиться (по крайней мере, с некоторыми вопрошателями), просто показав им или, вернее, напомнив, что поскольку ни один исторический факт как таковой не может устоять против «предположения Адептов» (историки невежественны в вопросе доримских и догреческих истоков за пределами смутных очертаний этрусков и пеласгов), то в них не может содержаться никаких реальных исторических несоответствий. Авторы не требуют и не ожидают пощады от критиков, не являющихся членами Т.О. Адепты не намерены просить снисхождения у гипотетических наук, а также взывать к слепой вере членов Лондонской ложи, ибо это противоречило бы их главному принципу: вера должна следовать за знанием. Адепты совершенно довольны, что им разрешили хранить молчание, держа при себе то, что им известно, до той поры, пока не найдется достойный преемник этих знаний. Так они и поступали на протяжении веков и могут подождать еще. Более того, в настоящее время им было бы даже лучше не «привлекать внимания» и не «добиваться уважения». Итак, они предоставляют своей аудитории возможность сначала проверить все их заявления в ярком, хотя и довольно неустойчивом свете современной науки, а затем либо принять эти факты, либо отвергнуть, по усмотрению добросовестных исследователей.

Короче говоря, Адептов — если они действительно являются таковыми — совершенно не должны волновать результаты этой проверки. Они сообщают только то, что имеет для них законную силу, и оперируют лишь фактами.

На очереди — рассмотрение филологических и археологических «трудностей».

Филологические и археологические «трудности»

Здесь сразу два вопроса в одном. Выяснения причины, по которым азиатские ученые вынуждены отказаться от руководства западной исторической науки, остается объяснить их не менее непоколебимое упорство в следовании тому же курсу и в области филологии и археологии. Выражая самое искреннее восхищение изобретательными современными методиками прочтения исторического прошлого народов, к настоящему моменту в большинстве своем прекративших существование, а также прослеживания развития их языков, ныне мертвых, исследователи восточного оккультизма и даже малообразованные индусские ученые, знакомые со своею национальной литературой, вряд ли станут разделять уверенность западных филологов в надежности их агглютинативных методов применительно к Индии и санскритской литературе. Их веру в сии западные методики подрывают, по крайней мере, три хорошо изученных обстоятельства (из числа многих других).

1. Из нескольких десятков выдающихся востоковедов даже двое не приходят к единому мнению о verbatim переводе санскритских текстов. Точно так же не наблюдается единодушия в интерпретации предполагаемого смысла неясных отрывков.

2. Хотя нумизматика в меньшей степени базируется на голых догадках, однако, отталкиваясь, так сказать, от прочной основы, от точно установленной даты (поскольку она неизбежно должна вывести на правильную хронологию, а в нашем конкретном случае — на возраст древнеиндийской истории), археологи до сих пор не получили достоверных результатов. По их собственному признанию, они вряд ли могут объяснить, почему в качестве надежных ориентиров были выбраны Самват и Саливахана эры, ибо истинные исходные точки обеих этих эпох находятся за пределами досягаемости европейских востоковедов; тем не менее они без колебаний датировали их начало соответственно «57 годом до и 78 годом после Р.Х.» и приписали вымышленный возраст археологическим реликвиям.

3. Величайшие авторитеты в области индийской археологии и архитектуры — генерал Каннингхем и м-р Фергюссон — являются выразителями двух крайне полярных точек зрения. Археология призвана вырабатывать надежные критерии оценок и, казалось бы, не должна давать поводов для недоумений. Пусть западные эксперты назовут хотя бы одну древнеиндийскую реликвию (будь то рукопись или монумент с надписью либо без оной), возраст которой не вызывал бы споров. Стоит одному археологу определить некую дату — скажем, I веком — другой тут же пытается подтянуть ее поближе к X или XIV столетию Христианской эры. Если генерал Каннингхем датирует сооружение сохранившегося храма в Будда Гайе[140] I веком после Р.Х., то, по мнению м-ра Фергюссона, его внешнее оформление было сделано в XIV веке; а несчастные свидетели их полемики вынуждены пребывать в полной растерянности. Обратив внимание на это расхождение во взглядах в «Отчете об археологическом обследовании Индии», честный и одаренный главный инженер Будда Гайи, м-р Дж.Д.Беглар, замечает, что «несмотря на его (Фергюссона) высокий авторитет, его мнением можно решительно пренебречь», и тотчас же выносит свой вердикт: данный храм построен в VI веке. В то время как предположения одного археолога классифицируются другим как «безнадежно ошибочные», идентификация буддийских реликвий этим оппонентом объявляется, в свою очередь, «совершенно несостоятельной». И такая ситуация складывается вокруг любой находки.

Когда «признанные» авторитеты согласятся — по крайней мере, между собою, — тогда можно будет уличить их в коллективном невежестве. А до тех пор — поскольку их домыслы не могут служить основою для истории — Адепты не имеют ни времени, ни желания оставлять более важные дела ради опровержения пустых гипотез, таких же многочисленных, как и их самонадеянные создатели. Пусть слепые ведут слепых, если не в состоянии воспринимать свет[141].

Как в «исторической», так и в этой новой, «археологической трудности», а именно, в явном анахронизме даты рождения нашего Господа, опять затрагивается проблема «древних греков и римлян». Будучи моложе наших братьев-атлантов, они кажутся опаснее в силу своего непосредственного союза с филологами в нашем споре о буддийских анналах. Профессор Макс Мюллер — самый честный и образованный санскритолог, с которым на редкость единодушны в этом конкретном вопросе большинство его оппонентов — сообщил нам, что «все в индийской хронологии связано с датой рождения Чандрагупты»[142] — Сандракоттоса греков. «Любая из этих дат (в китайской и цейлонской хронологиях) неприемлема, ибо она не согласуется с греческой хронологией...» Только лишь в ярком свете этого нового «александрийского маяка», направленного на несколько синхронизмов, случайно предоставленных греческими и римскими классиками, предлагается сейчас осторожно рассматривать «необычные» заявления «Адептов». Для западных востоковедов исторический буддизм начинается с Ашоки, хотя, даже надев греческие очки, они не могут увидеть ничего дальше периода жизни Чандрагупты. Следовательно, «до этого времени буддийская хронология является традиционной и совершенно абсурдной»[143]. Более того, в Брахманах ничего не сказано о баддха — следовательно, до «Сандракоттоса» они не существовали, и ни буддисты, ни брахманы не имеют права ни на какое описание своей истории, кроме того, что предлагают им западные мыслители. Не иначе как муза истории повернулась спиною к сменявшим друг друга событиям, если «историки» признаются в своей неспособности заполнить огромные лакуны[144] между предполагаемой индо-арийской иммиграцией en masse через Гиндукуш и правлением Ашоки. Не имея ничего более основательного, они прибегают к помощи противоречивых выводов и предположений. А азиатские оккультисты, чьи праотцы составляли летописи, и даже некоторые образованные местные пандиты — полагают, что эта задача им по плечу. Однако их слова остаются неуслышанными. Смрити — традиционная история, которая для тех, кто умеет разгадывать ее аллегории, полна безупречной исторической правды и служит путеводною нитью Ариадны в извилистом лабиринте прошлого — недавно была единодушно признана сборником преувеличений, чудовищных басен, «неуклюжей подделкой первых веков новой эры». Ее уже открыто объявили не представляющей никакой ценности не только для составления точных хронологий, но и для общеисторических целей. Так, с помощью произвольных суждений, основанных на нелепых интерпретациях (очень часто являющихся прямым результатом сектантских предубеждений), востоковеды поднялись до уровня филологической ворожбы. Их ученые причуды быстро вытесняют — даже в умах многих европеизированных индусов — важные исторические факты, что лежат неразгаданными под пластом экзотерической фразеологии Пуран и прочей литературы Смрити. Следовательно, восточный посвященный должен объявить неверными показания тех востоковедов, которые, злоупотребляя своим дутым авторитетом, проматывают самые священные реликвии его страны, и прежде чем предъявить свои аргументы, ему следует намекнуть образованным европейским санскритологам и археологам, что в хронологическом аспекте разница сумм их серий гипотетических исторических событий оказывается ошибочной от начала и до конца. Он знает, что одна-единственная неверная цифра в арифметической прогрессии зачастую приводит все вычисления к безнадежной путанице: в результате умножения в этом случае получается, как правило, вместо точной итоговой суммы нечто совершенно неожиданное. Ярким доказательством тому может, служить построение западными востоковедами гипотетических хронологий на основе дат, относящихся к некоторым индусским эпохам. При определении возраста какого-либо текста или сооружения они, разумеется, вынуждены ориентироваться с помощью одного из дохристианских периодов истории Индии, вычисленного теоретическим или иным способом. И все же — по крайней мере, в одном случае — они постоянно жалуются, что совершенно не уверены в правильности определения точки отсчета самой важной из этих эпох. Например, им действительно не известны достоверные даты жизни Викрамадитьи[145], правление которого положило начало эре Самват. По мнению одних, пик славы Викрамадитьи приходился на 56 год до Р.Х., по мнению других — на 86 год, согласно третьим — на VI век Христианской эры; в то время как м-р Фергюссон считает, что эра Самват началась не ранее «десятого столетия новой эры». Короче говоря, по словам д-ра Вебера, «мы не располагаем никакими точными данными для доказательства того, что эпоха Викрамадитьи начинается с года его рождения, с какого-то знаменательного события или с года его смерти, либо, наконец, что она не была просто введена им по астрономическим соображениям». В индийской истории было несколько Викрамадитья и Викрамов, ибо это не имя, а почетный титул, как недавно выяснили востоковеды. Можно ли рассчитывать на построение достоверной хронологии, пользуясь такими ненадежными предпосылками, особенно когда — как в случае с эрой Самват — краеугольная дата перемещается по прихоти востоковедов в интервале между I и X веками?

Итак, на поверку, похоже, выходит, что при датировании индийских древностей англо-индийские и европейские археологи часто грешат самыми нелепыми анахронизмами. Что, одним словом, до сих пор они изучали историю математическим способом, пребывая почти в каждом случае в полном неведении относительно первого члена уравнения! Тем не менее, они предлагают азиатскому ученому проверить и исправить его собственные даты при мерцающем свете этого хронологического марева. Более того, «член Английского Т.О.», безусловно, не станет ожидать от нас доверия к таким западным ориентирам в деле, требующем большой точности! И возможно, он позволит нам придерживаться собственных взглядов, поскольку мы знаем, что наши даты не являются гипотетическими и не подлежат пересмотру. Если такие ветераны археологии, как генерал Каннингхем, похоже, не избежали подозрения и открыто подвергаются критике со стороны своих коллег, то в таком случае палеография едва ли заслуживает названия точной науки. Этого неугомонного любителя древностей неоднократно осуждали и профессор Вебер, и другие за неразборчивое отнесение находок к эре Самват. Другие востоковеды тоже не отличались снисходительностью, особенно те, кто, быть может, под влиянием своих прежних пристрастий к библейской хронологии предпочитают полагаться в вопросах датирования событий индийской истории на собственные эмоции, а не на научную интуицию. Некоторые из них хотели бы заставить нас поверить, что эра Самват «совсем не прослеживается в периоды, предшествующие Христианской эпохе». Керн[146] пытается доказать, что индийские астрономы стали исчислять эту эру «только после лета Господнего 1000». Профессор Вебер, язвительно ссылаясь на генерала Каннингхема, замечает, что «другие, наоборот, любую надпись, где упоминается Самват или Самватсара, без колебаний, где только можно, причисляют к эре Самват. Так, например, Каннингхем (в своем докладе «Archaeological Survey of India») прямо относит надпись, датированную «Samv. 5», к 52 году до Р.Х.» и заканчивает это заявление следующим сетованиям: «Следовательно, поскольку в настоящее время, к сожалению, нет ничего другого (кроме сей неизвестной эры), что могло бы служить для нас ориентиром, то в большинстве случаев вопрос о принадлежности той или иной надписи к определенной эпохе и, следовательно, даты, запечатленной на этой надписи, остается открытым».

Это очень существенное признание. Приятно обнаружить такое подобие искренности у европейского востоковеда, хотя это, похоже, представляет угрозу для индийской археологии. Посвященные брахманы знают точные даты своих исторических эпох и потому остаются безучастными к таким откровениям. Они придерживаются взглядов, высказанных некогда Адептами, и никакие новые открытия или видоизмененные гипотезы признанных авторитетов не могут повлиять на их хронологию. И даже если бы западным археологам и нумизматам взбрело в голову изменить дату рождения нашего Господа и Благословенного Спасителя с VII века до Р.Х. на VII век н.э., то это еще больше усилило бы наше восхищение столь удивительным талантом бросаться датами и целыми эпохами, словно теннисными мячами.

Мы откровенно предупреждаем всех искренних и пытливых теософов о том, что бесполезно рассуждать о дате рождения нашего Господа Санггья, отвергая a priori все брахманические, цейлонские, китайские и тибетские исторические данные под весьма надуманным и бесчестным предлогом, будто они не согласуются с хронологией, составленной горсткою греков, посетивших нашу страну через 300 лет после означенного события. Греция никогда не была связана с буддизмом, и даже без учета того факта, что классики взяли эти даты просто на веру у своих почитаемых авторов — нескольких греков, живших за много столетий до них самих, — их хронология сама по себе слишком несовершенна, а их исторические летописи в части описания национальных триумфов слишком напыщенны и зачастую прямо противоречат истине, чтобы вызывать доверие у кого-либо менее предвзятого, чем европейский востоковед средней руки. Стараться установить в индийской истории подлинные даты путем соединения этих событий с придуманным «нашествием», одновременно признаваясь, что «мы напрасно ищем в брахманической или буддийской литературе хотя бы намек на завоевания Александра Македонского, и невозможно соотнести какое-либо из исторических событий, связанных с походами Александра, с исторической традицией Индии», — означает нечто большее, нежели простую демонстрацию некомпетентности в этом вопросе: если бы к этому не был причастен профессор Макс Мюллер, мы сочли бы данные высказывания за преднамеренный обман.

Наши нелицеприятные слова, без сомнения, призваны шокировать многих европейцев, воспитанных в трепетном благоговении перед «научным авторитетом», который для них сродни родовому божеству дикарей. Но тем не менее, сия отповедь вполне заслуженна, как будет видно из нескольких примеров. К таким интеллектуалам, как профессор Вебер, которого мы считаем предводителем немецких востоковедов, питающих любовь к Христу, разумеется, не подходит слово «тупость». При виде того, как продуманно и злонамеренно извращена хронология в пользу «греческого влияния», христианских интересов и его собственных предвзятых теорий, — напрашивается другое и даже более резкое определение. Какими словами передать чувства, возникающие при чтении такого невольного признания в ученой изворотливости, которое Вебер неоднократно демонстрирует («The History Indian Literature». London: Trubner & Co., 1878), убеждая в необходимости допустить предположение, что в тот или иной абзац «позднее были внесены поправки», или навязывая фантастические хронологические вставки в тексты, имеющие общепризнанную древность, — на том основании, что «в противном случае эти даты окажутся либо слишком далекими, либо слишком близкими»! И это основной лейтмотив всей его политики: fiat hypothesis, ruat coelum! С другой стороны, профессор Макс Мюллер, энтузиаст-индофил — каким он предстает на первый взгляд — втискивает века в свой хронологический наперсток без малейших признаков угрызения совести...

Приведенные примеры весьма показательны, ибо эти два востоковеда являются светилами филологии и индийской палеографии. В угоду их мнениям датируются наши национальные памятники и извращается история нашего народа, что приводит к очень вредным последствиям: история, дабы ввести в заблуждение потомков, пишется ныне на основе ложных анналов и искаженных фактов, которые, исходя из их очевидности, должны приниматься без возражений, как продукт самого честного и тщательного критического анализа. Если профессор Мюллер не желает слышать ни о каком другом подходе к индийской хронологии, кроме греческого, то профессор Вебер обнаруживает греческое влияние — в его представлении, универсальный растворитель — на развитие индийской религии, философии, литературы, астрономии, медицины, архитектуры и так далее. В подкрепление этого ложного вывода используются изощреннейшая софистика и абсурднейшие этимологические умозаключения. Если с помощью сравнительной мифологии и удалось что-то доподлинно установить, то это факт, что западные основополагающие религиозные идеи и большая часть западных богов были заимствованы греками из религий, процветавших в Северной Индии — колыбели основного эллинического ядра. Сейчас этот факт полностью игнорируется, ибо он вносит помехи в работу отлаженного механизма критики. И хотя нет ничего разумнее вывода, что греческие астрономические термины были унаследованы из родительского языка, профессор Вебер пытается убедить нас, что «тем не менее именно греческое влияние вдохнуло жизнь в индийскую астрономию». Короче говоря, почтенные предки индусов заимствовали астрономическую терминологию и даже свои Зодиакальные знаки, а также обучились искусству наблюдения за звездами у эллинического младенца! Это доказательство влечет за собою следующее: впредь относительная древность астрономических текстов должна определяться по наличию или отсутствию в них названий созвездий и Зодиакальных знаков; первые имеют явно греческое происхождение, для последних характерны «санскритские названия, переведенные с греческого». Таким образом, «Книга Законов Ману, в которой они (планеты) не упоминаются», считается древнее Свода Законов Яджнавалкьи[147], в котором «говорится о поклонении им» (с. 249—250) и так далее. Но санскритологами разработан еще один, более совершенный способ «безошибочного» определения возраста текстов, помимо ориентации по названиям созвездий и Зодиакальных знаков, а именно: любое случайное упоминание в них слова «явана» в каждом случае переводится как «греки». Нас уверяют, что это единственно возможная проверка, если не считать «внутренней хронологии, вытекающей из характера самих работ и содержащихся в них цитат». В результате — абсурдное заявление, будто «индийские астрономы постоянно упоминают яванов как своих учителей». Следовательно, их учителями были греки, поскольку для Вебера и иже с ним «явана» и «греки» — взаимозаменяемые понятия. Но как оказалось, индийский титул Яваначарья принадлежал одному-единственному греку, а именно — Пифагору, точно так же, как Шанкарачарья — титул лишь одного индусского философа; и древние арийские астрономы цитировали его высказывания с целью критического их рассмотрения и сопоставления с доктринами своей астрономической науки, унаследованной от собственных предков и усовершенствованной задолго до него. Почетное звание Ачарья (учитель) было присвоено ему наряду с другими образованными астрономами и мистиками; и это, разумеется, не означает, что Пифагор или какой-нибудь другой греческий «учитель» был обязательно единственным учителем брахманов. На протяжении многих веков до того, как «греки Александра Великого» распространили «свое влияние» на Джамбу-двипу, слово «Yavana», производное от «Yuvan» («молодой» или «более молодой»), широко использовалось для обозначения людей более молодой расы. Индусам были известны яваны севера, запада, юга и востока. До греков это прозвище получили персы, индо-скифы и другие народы. Аналогичную параллель можно провести и в наши дни. Любого иностранца тибетцы называют «пелинг»; китайцы именуют европейцев «рыжеволосые дьяволы», а мусульмане любого не исповедующего ислам зовут «кафир». Будущие профессоры Веберы, следуя показанному им сейчас примеру, через 10000 лет, вероятно, смогут утверждать на основании сохранившихся к тому времени фрагментов мусульманской литературы, что незадолго до начала их эры в Кафиристане была написана Библия, а жившие там англичане, французы, русские и немцы перевели ее для себя или «сочинили» под «влиянием магометанства». Если в Юга Пуране из Гарга-самхиты говорится о походе яванов «до Паталипутры»[148], значит, вся Индия была захвачена либо македонцами, либо селевкидами! Но, разумеется, нашему западному критику неизвестно, что Айодхья Рамы в течение двух тысячелетий отражала набеги различных монгольских и прочих урало-алтайских племен, помимо индо-скифских — со стороны Непала и Гималаев. Похоже, что профессор Вебер окончательно запугал себя призраком разбуженного им же самим явана, если допытывается, «действительно ли под словом яваны подразумеваются греки... или, быть может, только их индо-скифские и прочие потомки, за которыми впоследствии было закреплено это имя». Ему следовало бы прибегнуть к этому здравому сомнению вместо менторского тона и во многих других случаях.

Но... если пропалывать предрассудки вилами, то они никогда не переведутся. После поверхностного знакомства с истиной выдающийся ученый хотя и поколебался в своих убеждениях, но тем не менее возобновил обвинения с новой силой. Нас очень удивило свежеиспеченное открытие, что Асурамайя[149], самый древний астроном, неоднократно упоминаемый в индийском эпосе, «идентичен греческому Птолемею». Причиной сего умозаключения стало то, что «имя последнего — как мы видим из надписей Пиядаси[150] — превратилось в индийское «Турамайя», из которого очень легко могло возникнуть имя «Асурамайя»; и с тех пор, в более позднем переводе... сей Майя четко отождествился на Западе с Ромака-пура».

Если бы «надписи Пиядаси» были обнаружены на месте древней Вавилонии, то можно было бы предположить, что слово «Турамайя» произошло от «Тураномайя» или, вернее, «манья» (mania). Однако если учесть, что надписи Пиядаси, несомненно, связаны с Индией, а этим титулом обладали лишь два царя — Чандрагупта и Дхармашока — тогда какое отношение имеет «греческий Птолемей» к «Турамайе», а сами греки — к «Асурамайе», кроме разве что еще одного повода затащить индийского астронома под сень оболванивающего «греческого влияния», произрастающего на «анчарном древе» западной филологии? Далее мы узнаем, что поскольку «Панини однажды упомянул яванов, то есть греков, и объяснил образование слова yavanani, к которому, согласно “Варттике”, необходимо добавить слово lipi — “рукопись”, то, следовательно, это слово означает “рукопись яванов”» — то есть греков и никого другого.

Будут ли немецкие филологи (столь долго и тщетно пытавшиеся объяснить это слово) чрезвычайно удивлены, если им расскажут, что они еще больше удалились от истины? Что yavanani означает вовсе не «греческий письменный документ», а любое иностранное литературное произведение? Что отсутствие слова «рукопись» в древних текстах, за исключением упоминания имен иноземцев, ни в коей мере не предполагает, что они не были знакомы ни с какими-либо иными, кроме греческих, литературными трудами, или что у них не было своих собственных до появления Панини... (по теории профессора Макса Мюллера)? Ибо деванагари имеет тот же возраст, что и Веды, и признается настолько священным, что брахманам вначале под страхом смерти, а позднее — под угрозою вечного гонения на них не разрешалось даже упоминать его название в присутствии непосвященных; и менее всего — рассказывать кому-либо о существовании тайных храмовых библиотек.

Таким образом, под словом yavanani — «к которому, согласно “Варттике”, необходимо добавить слово lipi — “писание”» — всегда подразумевается «письменный документ» всяческих ино-земцев вообще, будь то финикийцы, римляне или греки. Что до нелепых предположений профессора Макса Мюллера о том, что письменность «в Индии не использовалась в литературных целях» до наступления эпохи Панини (опять же, согласуясь с разрешением греков), то этот вопрос рассмотрен одним чела в последнем номере данного журнала.

Аналогичным образом для западных ученых остались неизвестными некоторые нижеследующие очень важные факты (какими бы неправдоподобными они ни казались). Во-первых, арийская Великая война, Маха-Бхарата, и Троянская война, описанная Гомером, — обе, являясь плодом воображения в части биографий отдельных персонажей и второстепенных действующих лиц, но в основе своей будучи подлинно историческими — относятся к одному циклу событий, поскольку в этих бессмертных эпосах многие столетия (включая разделение разных народов и рас, ошибочно приписанных только к Центральной Азии) были спрессованы до масштабов одной драмы, разворачивавшейся в течение всего лишь нескольких лет. Во-вторых, в те незапамятные времена предки арийских греков и арийских брахманов были так же тесно связаны и переплетены между собою, как нынешние арии и так называемые дравиды. В-третьих, до появления исторического Рамы, с которого началась непрерывная династия правителей Удайпура[151], Раджпутану[152] населяло столько же прямых потомков «греков» пост-атлантического периода, сколько и в поселениях, возникших после Трои и лежащих в основании других городов, построенных до наступления эпохи Magna Graecia, быстро ассимилировавшихся эллинами предков современных раджпутов. Те, кому знакомо истинное значение древних эпических произведений, не могут не призадуматься, что же все-таки предпочтительнее для этих интуитивных востоковедов: прослыть обманщиками или обманутыми, — и из сострадания они готовы поделиться с ними своими сомнениями[153]. На какие мысли наводит попытка профессора Вебера при «определении более точного места Рамаяны (названной им “искусственным эпосом в истории литературы”) вывести гипотезу о том, что «изменения, которые претерпели жизнеописания Рамы в руках Вальмики, вызваны знакомством с серией мифов о Трое; и я также попытался определить более точное место этого произведения в истории литературы. И пришел к выводу, что время его написания должно быть где-то в начале Христианской эры, но в любом случае, в одну из эпох, когда уже было установлено влияние Греции на Индию»! Это уже безнадежный случай. Если наличествующая в тройном индийском эпосе «внутренняя хронология» — а мы бы добавили, и внешнее соответствие вещей — не открыла глаза сверхкритичных профессоров на многие исторические факты, содержащиеся в его поразительных аллегориях; если многозначительные упоминания о «черных яванах» и «белых яванах», указывающие на существование совершенно различных народов, было полностью ими проигнорировано[154]; а перечисление в Махабхарате множества рас, народов, племен, кланов (с отдельными характеристиками для каждого из них на санскрите) не побудило проследить их этническую эволюцию и идентифицировать их с нынешними европейскими потомками, — то трудно ожидать от их учености чего-либо, кроме мозаики наукообразных догадок. Упомянутый научный метод критического анализа однажды может привести к единству мнений о том, что буддизм целиком взят из «Жития Варлаама и Иосафата»[155], написанного святым Иоанном Дамаскиным, или что наша религия была скопирована с известной римско-католической легенды VIII века, в которой Владыка Гаутама фигурирует как христианский святой; и, наконец, что Веды были написаны в Афинах под руководством святого Георгия, божественного преемника Тезея. Боясь не упустить ничего, что доказывало бы полное одержание Джамбу-двипы демоном «греческого влияния», д-р Вебер мстительно бросает последнее оскорбление в лицо Индии, замечая, что если «шпили в западной архитектуре обязаны своим происхождением имитации буддийских ступ... то, с другой стороны, в большинстве древних индусских сооружений, несомненно, чувствуется греческое влияние». У доктора Раджендра Лала Митры есть все основания протестовать «патриотично против идеи какого-либо греческого влияния на развитие индийской архитектуры». Если его национальная литература приписывается «греческому влиянию», то уж, по крайней мере, могли бы пощадить хотя бы храмы. Можно понять, как Египетский зал Британского музея в Лондоне отражает влияние разрушенных храмов на Ниле; но гораздо более трудная задача — даже для немецкого профессора — доказать, что архаичные строения древней Арьяварты предвещали проявление гения ныне покойного и оплакиваемого сэра Кристофера Рена![156] В результате этого палеографического грабежа Индия лишилась права собственности. Даже медицина приписывается некоему эллинистическому влиянию. Нам говорят (на этот раз Рудольф фон Рот), что «только сопоставление принципов индийской медицины с таковыми греческой позволяет судить о происхождении, возрасте и достоинствах первой», а «a propos предписания Чараки[157] об обязанностях врача по отношению к своему пациенту, — добавляет доктор Вебер, — он цитирует некоторые поразительно совпадающие выражения из клятвы Асклепиада»[158]. Итак, западными учеными установлено, что Индия эллинизирована с головы до ног и до прихода греческих врачей не имела даже собственной медицины.

Место Шакьямуни в истории

Ни один востоковед — за исключением, пожалуй, настолько рассудительного, чтобы не сказать, глубокомысленного, как профессор Вебер, — так яростно не опровергает индусскую и буддийскую хронологию, как профессор Макс Мюллер. Совершенно ясно, что если он и индофил, то никак не буддофил. Вот и генерал Каннингхем — несмотря на некоторую независимость в своих археологических изысканиях — соглашается с ним сверх всякого благоразумия, не принимая во внимание возможных будущих открытий[159]. Мы вынуждены, в свою очередь, возразить этому великому оксфордскому профессору.

Свидетельствам Пуран и Махаванши — которые он также считает безнадежно запутанными и противоречивыми (хотя историк сэр Эмерсон Теннент[160] с большой теплотой отзывается об исключи

тельной точности этого цейлонского исторического произведения) — он противопоставляет греческих классиков и их хронологию. Для него существуют только «нашествие Александра», «завоевание» и «посланец Селевка-Победителя[161] — Мегастен», несмотря на то, что в брахманских летописях нет ни малейшего намека на сие «завоевание»; и хотя в любой надписи Пиядаси упоминаются имена Антиоха, Птолемея, Мага, Антигона[162] и даже самого Александра Великого — в качестве вассалов царя Пиядаси — этого македонца упорно величают «Завоеватель Индии». Другими словами, если каждое случайное упоминание об Индии, встречающееся у любого малоизвестного греческого автора, надо принимать безоговорочно, то все индийские свидетельства, литературные или археологические, следует рассматривать в самую последнюю очередь. Пока они не будут проверены оселком эллинистической непогрешимости, по мнению профессора Вебера, их надо воспринимать как «всего лишь безусловно пустое бахвальство». Ох уж это неподражаемое западное чувство справедливости![163]

Оккультные анналы свидетельствуют об обратном. В них сказано (и пусть докажут, что это не так), что Александр Великий никогда не вторгался в Индию далее Таксилы, которая даже не вполне соответствует современному Аттоку. Ропот в войсках Александра Македонского начался именно в этом месте, а не в Hyphasis, как утверждается. Поскольку он никогда не ходил на Гидасп, или Джелам, поэтому не мог оказаться и на Сатледже[164]. Точно так же Александр никогда не основывал сатрапий или греческих колоний в Пенджабе. Единственные поселения, оставшиеся после него и известные брахманам — насчитывающие несколько десятков покалеченных солдат и туземок, насильственно взятых ими в жены, — были разбросаны вдоль Кармании и Дранджиана, тогдашних естественных границ Индии. И если не считать колонистами многие тысячи убитых и тех, кто навеки остался под раскаленными песками Гедрозии, там не было никаких иных, кроме существовавших в богатом воображении греческих историков. Хваленое «покорение Индии» ограничивалось районами, расположенными между Карманией и Аттоком на востоке и западе и Белучистаном и Гиндукушем — на юге и севере, то есть странами, которые в представлении тогдашних греков составляли всю Индию. Построенные им на Гидаспе флоты — фикция; а его «победоносное шествие через всю сражавшуюся армию Индии» — еще одна выдумка. Однако речь сейчас пойдет не о «мировом завоевателе», а скорее о мнимой точности и даже недостоверности сообщений его военачальников и соотечественников, чьи смутные воспоминания, использованные классическими писателями, причислены ныне к категории безупречных доказательств, по которым сверяют хронологию раннего буддизма и древнеиндийской истории.

Против буддийской и китайской хронологий используются показания таких классиков, как Флавий Арриан.[165] Никто не должен сомневаться в личных свидетельствах этого добросовестного автора, как если бы он сам был очевидцем всего происходившего, а не Мегастен. Но когда стало известно, что он создавал летописи по не дошедшим до нас работам Аристобула и Птолемея, а они использовали в своих описаниях тексты, составленные другими авторами, которые и в глаза не видали произведений Мегастена или Неарха[166]; и когда знающим обо всем этом западные историки сообщают, что среди работ Арриана Книга VII из «Anabasis of Alexander» является «главным авторитетным источником по вопросу покорения Индии (к сожалению, в ней есть пробел в 12-й главе», — становится понятным, как ненадежны эти авторитетные свидетельства, которые Запад использует для построения индийской хронологии. Арриан жил спустя более чем 600 лет после смерти Будды; Страбон — через 500 лет; Диодор Сицилийский[167] — вполне заслуживающий доверия составитель! — примерно в I веке; Плутарх — более 700 лет Anno Byddhae[168], а Квинт Курций[169] — спустя тысячу лет! И когда, в довершение ко всей этой армии очевидцев, выступающих против буддийских анналов, наши олимпийские критики сообщают читателям, что работы последнего из названных авторов — самого ошибочного (в географическом, хронологическом и историческом смысле) из когда-либо живших — «наряду с греческой историей Арриана представляют собою самый ценный источник сведений о военной деятельности Александра Великого», тогда непонятно, каким чудом его биографы не изобразили его, подобно Леониду, защитником Фермопильских перевалов[170] в Гиндукуше против нашествия первых ведических брахманов «с Амударьи». К тому же, буддийские даты либо отвергаются, либо — принимаются pro tempore. Индусы могут также негодовать против предпочтения, отдаваемого показаниям греков (по крайней мере тех, кто отмечен в индийской истории в основном как поставщики в Джамбу-двипу всех греческих и римских пророков, известных или неизвестных там дотоле), противоречащим их собственным летописям и истории.  «Греческое влияние» в Индии действительно чувствуется, но в этом и только в этом отношении. Греческие девицы, упомянутые как предмет торговли, интенсивно ввозимый в Индию — персидские и греческие явани — стали праматерями современных профессиональных танцовщиц, которые до того времени были непорочными девственницами внутренних храмов. Союз с Антиохами и Селевками-Победителями породил плод ничем не лучше гнилого яблока Содома. Паталипутра (как и пророчествовал Гаутама Будда) нашла свою судьбу в водах Ганга, будучи дважды до этого почти разрушенной небесным огнем, подобно Содому.

Но вернемся к нашей главной теме. «Противоречия» между цейлонскими и китайско-тибетскими хронологиями, в действительности, ничего не доказывают. Если в китайских анналах Сю ошибочно расшифровывалось в пользу Китая вместо Тибета пророчество нашего Господа о том, что «через тысячу лет после того, как Он погрузится в Нирвану, Его доктрины достигнут севера», то эта неточность была исправлена в большинстве храмовых хронологий после XI столетия эры Цинь. Помимо того, что теперь оно может быть отнесено к другим событиям, связанным с буддизмом, о которых Европе ничего не известно, следует учитывать то обстоятельство, что Китай, или Tzina, датирует появление своего нынешнего названия только 296 годом Буддийской эры[171] (согласно распространенной хронологии, это первый Huang династии Цинь): следовательно, Татхагата[172] в своем общеизвестном пророчестве не мог указать под этим названием Китай. Это заблуждение присуще даже некоторым буддийским комментаторам, хотя истинный его смысл сохранен ближайшими учениками Будды. Под Прославленной подразумевается страна, простирающаяся на большое расстояние от озера Манасаровара, далеко за пределами того района Химавата[173], где с незапамятных времен обитали великие «учителя Снежной гряды». Это были великие Шрамана-ачарьи[174], предшествовавшие Ему и обучавшие Его; их скромные последователи по сей день пытаются постичь и Его, и их учение. Это пророчество сбылось с точностью до дня и подтверждается математическими расчетами и тибетской исторической хронологией — так же, как и китайской. Архат Кашьяпа[175] из династии Мориа, основанной одним из Чандрагупт близ Паталипутры, покинул монастырь Панч-Куккутарама с миссионерской целью после видения нашего Господа в 683 году эры Цинь (436 год по западному летосчислению) и в том же году достиг великого озера Бод-юл. Именно в этот период истекал предсказанный тысячелетний срок. Этот Архат принес с собою пятую статую Шакьямуни из числа семи золотых скульптур, сделанных после его физической смерти по приказу первого Совета, и закопал ее в землю в том самом месте, где семью годами позднее был построен первый гомпа (монастырь), в котором жили самые первые буддийские ламы. И хотя обращение всей страны в новую веру произошло только в начале VII века (западного летосчисления), тем не менее, благой Закон достиг севера в предуказанное время и никак не раньше. Поскольку первая из золотых статуй была украдена у бхикшу[176] Сали Сюки грабителями и переплавлена в годы правления Дхармашоки, который отправил миссионеров за пределы Непала. Вторую постигла аналогичная судьба еще до того, как она достигла озера Бод-юл. Третья была отнята примерно в 423 году Буддийской эры (120 год до Р.Х.) у варварского племени бон[177] китайским военачальником, который преследовал его до пустыни Шамо. Четвертая утонула в III веке Христианской эры вместе с кораблем, перевозившим ее из Магадхи в направлении взгорья Чанг-чен-дзонга. А пятая была доставлена как раз вовремя к месту назначения Архатом Кашьяпой. Так же как и две последние...[178]

С другой стороны, южные буддисты, во главе с цейлонскими, начинают свои летописи со следующего события.

Они утверждают, на основании своей национальной хронологии, что Виджая — сын Синхабабы, правителя Лалы, небольшого царства или княжества, располагавшегося на р. Гандак в Магадхе, — был выслан своим отцом за буйство и разврат. Отправленный вместе с товарищами плыть в океане по воле волн (после того как они, в знак покаяния, обрили свои головы наголо на манер буддистов-бхикшу), он достиг берегов Ланки. Ступив на землю, он со своими приятелями легко завладел островом, населенным дикими племенами, известными под названием «якши». Это исторический факт (неважно, в какой год и в какую эпоху он произошел), и цейлонские летописи, независимо от буддийских хроник, указывают, что он имел место за 382 года до Душтагамани, то есть в 543 году до Христианской эры). Итак, в священных буддийских анналах запечатлены слова нашего Господа, произнесенные Им незадолго до своей кончины. В «Махаванше» (VIII, 1-4) сказано, что Он обратился с ними к Сакре (Sakra), когда, находясь в окружении большого количества Дэват (Дхиан Коганов) и пребывая уже «в возвышенном состоянии непрерываемой Нирваны, сидел на троне, на котором она достигается». В наших текстах Татхагата адресовал их своим собравшимся ученикам и бхикшу через несколько дней после своего окончательного развоплощения: «Один Виджая, сын Синхабабы, царя земли Лала, в сопровождении 700 человек только что высадился на берег Ланки. Господь Дхиан Будд (Дэв)! Мое учение будет распространено в Ланке. Защити его и Ланку!» Эта речь, как оказалось позднее, была пророческой. Феномен, известный сейчас как ясновидческое предвидение, объясняет вполне естественными причинами природу пророческих изречений, не прибегая к антинаучной теории о чуде, поэтому смех некоторых востоковедов по этому поводу кажется неуместным. Можно провести параллель между опоэтизированными религиозными приукрашиваниями в «Махаванше» и таковыми же в летописях каждой религии — в христианстве их не меньше, чем где бы то ни было. Непредвзятый ум сначала попытается постичь их истинный и не очень глубоко спрятанный смысл, прежде чем высмеивать и выражать презрительное недоверие. Кроме того, в упомянутых ранее тибетских Писаниях есть более уравновешенная запись этого предсказания, почтительно сделанная племянником царя Аджатасатру. Эти Писания, как сказано выше, находятся в распоряжении лам монастыря, построенного Архатом Кашьяпой, ибо представители династии Мориа и их потомки, будучи более прямыми, чем раджпуты Гаутамы, наследниками властителей Нагара (места, отождествляемого с Капилавасту[179]), имеют самые законные права на все им принадлежащее. Для буддиста-эзотерика эти пророческие слова все еще вибрируют в пространстве, и вместе с истинным обликом Сугаты[180], который их произнес, они присутствуют в ауре каждого атома Его реликвий. Это — спешим оговориться — не является доказательством только для психологов. Но есть другое свидетельство — историческое, то есть совокупные показания наших религиозных хроник. Филологи их не видели, но это не является основанием для утверждений, что они не существуют.