Несколько слов предисловия
Недавно одна большая лондонская газета делала саркастические замечания о том,
что русские ученые, а русская публика – тем более, имеют весьма смутные понятия
об Индии вообще и о ее народностях – в частности.
На
эту новую британскую «инсинуацию» каждый русский мог бы, при случае, задать
первому встречному англо-индийцу такой вопрос:
«Позвольте полюбопытствовать: много ли и что именно вы сами знаете с большей
части подвластных вам народов Индии? На чем, например, порешили ваши лучшие
этнологи, ваши знаменитейшие антропологи, филологи и статистики свой полувековой
спор насчет, словно с неба свалившегося, таинственного нильгирийского племени
тоддов? Что известно вашему «Королевскому Обществу», – хотя члены его вот уже
около полстолетия из кожи лезут, чтобы выяснить этот вопрос, – о загадочных
племенах «Голубых гор?». О страх наводящих, ужас внушающих карликах, именуемых
муллу-курумбами? О яннади, кхоттах, эрулларах, бадагах: то есть о пяти племенах
Нильгири и о десятках: других, менее таинственных, но столь же мало приведенных
в известность больших и малых племенах, живущих на других горах?..»
В
ответ на все эти вопросы, если, паче чаяния, британец почувствует себя в
припадке честной откровенность (проявление в нем весьма редкое), оклеветанный
русский ученый к путешественник может услышать следующую неожиданную исповедь:
«Увы! Мы ровно ничего о них не знаем. Существование их нам известно только
потому, что мы встречаем их, часто бьем и колотим, а подчас и вешаем, но, с
другой стороны, мы не имеем ни малейшего понятия ни о происхождении, ни о языке
большинства этих дикарей, менее всего о нильгирийцах. Наши англо-индийские, как
и отечественные ученые чуть не сошли с ума на одних тоддах. Поистине, это племя
составляет загадку этнологов нашего века и, как кажется, загадку неразрешимую. И
не только для нас, европейцев, но и для самих индусов, прошлое этого крошечного
численностью племени покрыто непроницаемою завесою вековой тайны… Все в нем
необычайно, своеобразно, непонятно, необъяснимо! Все, как было с первого дня,
когда мы нежданно-негаданно наткнулись на него, так и осталось до сего дня
загадкой сфинкса!..»
Так
ответил бы всякий честный англо-индиец русскому. Так ответил мне один английский
генерал, – о котором упомянем еще не раз далее, – на мои расспросы о тоддах и
курумбах.
«Тодды!
Курумбы!» – почти закричал он, придя в азарт. – Тодды почти свели меня с ума
одно время, а муллу-курумбы доводили меня не раз до белой горячки! Как и
почему, – узнаете после. Но, слушайте. Если кто из наших правительственных
идиотов (dunces) скажет вам, что он хорошо знает и даже изучил тоддов, то
скажите ему от меня, что он хвастает и лжет. Этих племен никто не знает. Их
происхождение, религия, язык, обряды, предания, все это terra incognita для
ученого, как и для профана… А их удивительная «психическая сила», как ее
называет Карпентер,[1] их
так называемое колдовство и дьявольские чары, кто может нам растолковать эту
силу? Это непонятное, ничем необъяснимое их влияние на людей и зверей; у тоддов
– к добру, у курумбов – ко злу, кто может разгадать, показать нам, что это
такое, какая это сила, которою они орудуют по своему усмотрению? У себя дома мы,
понятно, смеемся над нею и их претензиями. Мы не верим в магию и называем веру в
нее туземцев суеверием, ерундой. Мы и не посмеем ей поверить. Во имя нашего
расового превосходства и всеотрицающей цивилизации, мы обязаны отвертываться от
такой чепухи. И однако же наш закон признает фактически эту силу, если не в
принципе, то в ее проявлениях, наказывая обвиняемых в ней под разными
замаскированными предлогами и пользуясь многими лазейками нашего законоведения…
Этот закон признал и самих колдунов, повесив вместе с их жертвами и некоторых из
них, не только за кровавые, но и за те бескровные, таинственные убийства их,
которые никогда еще не были легально доказаны, в тех драмах, которые так часто
разыгрываются здесь между колдунами Нильгири, с одной, и туземцами долин, с
другой стороны…»
«Да,
вы правы; вы имеете основание смеяться над нами и нашими тщетными усилиями,
продолжал он, – потому что, невзирая на все наши старания, со дня открытия этих
грязных магов и колдунов в трущобах Нильгири («Голубых гор»), мы не продвинулись
ни на один вершок в разрешении вопросов о них. Более всего нас раздражает эта
поистине чародейственная в них сила, опровергнуть проявления которой мы не в
состоянии, так как для этого нам пришлось бы бороться ежедневно против
неопровержимых доказательств… Отвергая объяснения этих фактов туземцами, мы
только запутываемся в гипотезах собственного изделия. Отвергая реальность так
называемого колдовства и чар, и, вместе с тем, вешая колдунов, мы просто
являемся в нашем противоречии грубыми палачами людей, чьи преступления не только
еще не доказаны, но и отрицаются нами в самой возможности… То же самое мы можем
сказать и относительно тоддов. Мы смеемся над ними и все-таки глубоко уважаем
это загадочное племя… Кто они, что они такое? Люди или гении этих гор, боги под
засаленными лоскутьями человечества? Все предположения о них отскакивают, как
резиновый мячик от гранитной скалы… Так и знайте вперед, ни о тоддах, ни о
курумбах вам ничего верного не скажут ни англо-индийцы, ни сами туземцы, а не
скажут потому, что они сами ровно ничего о них не знают; да никогда и не
узнают…»
Так
говорил мне нильгирийский плантатор, отставной генерал-майор и судья на «Голубых
горах», отвечая на все мои вопросы об интересующих меня давно тоддах и курумбах.
Мы стояли против скал «Озера», и когда он замолчал, долго еще слышали, как
горное эхо, пробужденное его громким голосом, повторяло насмешливо и замирая:
«не уз-на-ют… не уз-на-ют!»
А
ведь действительно интересно было бы узнать! Такое открытие касательно тоддов
было бы, пожалуй, позанимательней даже нового открытия о десяти потерянных
племенах Израиля, которые «Общество Отождествления» – вдруг нечаянно и негаданно
открыло теперь в англичанах.
А
теперь дадим пока, что знаем. Но прежде мы должны сказать несколько слов.
Избрав в этих заметках главными героями тоддов и муллу-курумбов, мы чувствуем,
что вступаем на опасную для себя почву, почву нежеланную и нелюбимую ни
европейскими учеными, ни неучеными европейцами, менее же всего желающею угодить
массам печатью. Всем нам ведомо, как упорно она чурается всего, что близко ли,
далеко ли напоминает читателям о «духах» и спиритизме. Но говоря о «Голубых
горах» и их странных племенах, нам совершенно невозможно умолчать о том, что
составляет их главную и самую выдающуюся характеристику.
Нельзя, описывая совершенно своеобразный уголок земного шара, а главное – его
загадочные, ни на кого другого не похожие племена, выкидывать из рассказа то, на
чем вся их бытовая и религиозная жизнь построена. По крайней мере, сделать это в
отношении тоддов и курумбов также немыслимо, как ставить на сцене «Гамлета»,
выкинув из пьесы принца Датского. Тодды и курумбы родятся, растут, живут и
умирают в атмосфере колдовства. Если верить рассказам туземцев и даже старожилов
на этих горах из европейцев, то эти дикари находятся в постоянном общении с
невидимым миром. Поэтому если в этой гирлянде географических, этнологических,
климатических и многих других аномалий природы наш рассказ станет, развиваясь,
перемешиваться, как пшеница с плевелами, со всяческою, извиняюсь за выражение,
чертовщиной, или с аномалиями человеческой природы в области трансцендентальной
физики, то вина в том, право, не наша. Зная, как эта область не жалуема гг.
естественниками, мы бы душевно были рады осмеять, как они, все места как
далекие, так и «не столь отдаленные» этой нелюбимой страны: да совесть не
допускает. Нельзя браться описывать совсем новые племена, мало кому известные
расы, не затрагивая, в угоду скептикам, самой характеристичной, рельефной черты
их повседневной жизни.
Факты налицо. Простые ли они последствия ненормальных и чисто физиологических
явлений, по излюбленной теории медиков: или же результаты проявлений (наверное,
столь же естественных) сил природы, которые кажутся науке (в ее настоящем
неведении) невозможными и несуществующими и поэтому отвергаются – для вашего
дела это не составляет ни малейшей разницы. Мы заявляем, как уже сказано, только
факты. Тем хуже для науки, если она еще ничего о них не узнала; а не зная
о них ничего, все-таки продолжает называть их «диким абсурдом», «грубым
суеверием» да «бабьими сказками». К тому же притворяться неверующим и смеяться
над верой других в то, что сам признаешь за доказанные реальные явления, не
допускающие ни малейшего сомнения, не есть дело ни честного человека, ни
аккуратного рассказчика.
Насколько мы лично верим в так называемое колдовство и «чары», покажут следующие
страницы. Есть целые группы явлений в природе, которые наука не в состоянии
разумно объяснить, указывая на них, как только на нечто проистекающее из
действий одних химических и физических мировых сил. В материю и силу наши ученые
верят; а в жизненный принцип, отделенный от материи – не желают верить, хотя,
когда мы учтиво просим их объяснить нам, что такое в сущности эта материя
и что такое заменившая ее теперь сила, то наши величайшие просветители
становятся в тупик и говорят нам: «Не знаем».
Так
вот, пока им еще известно об этих трех предметах так же мало, как англо-индийцам
о тоддах, мы попросим читателя сначала вернуться с нами за более нежели
полстолетия назад. Мы предлагаем ему послушать нашу сказку-быль о том, как мы
впервые напали на существование Нильгири («Голубых гор»), ныне Мадрасского
Эльдорадо. Как там мы нашли никому до того неизвестных великанов и карликов, в
коих может быть усмотрено русской публикой полное сходство между се
отечественными ведьмами и знахарями, а может быть, кое-что еще и похуже.
Вдобавок ко всему этому, из этой сказки-были читатель узнает, что есть в
Индийском поднебесье такая чуткая страна, где, на высоте 8000 футов в январе
месяце люди ходят в одних кисейных покровах, а в июле часто кутаются в теплые
шубы, хотя эта страна находится всего в 11 градусах от экватора. Так приходилось
поступать нижеподписавшейся, тогда как под ногами у нас 8000 ниже постоянно
стояло (по Фаренгейту) 118 градусов жары в прохладной тени самых густых
деревьев.