Оккультный мир Е.П.Блаватской

(воспоминания и впечатления тех, кто Её знал)

Глава I

РОССИЯ

1831-1849

 

А.П. СИННЕТТ[1]

(Рождение Елены Петровны фон Ган)

12 августа 1831, Екатеринослав, Россия

Ребенок родился в ночь на 12 августа 1831 года; он был слабеньким и, казалось, не мог долго прожить на этом свете. Поэтому пришлось прибегнуть к поспешному крещению, чтобы он не умер с грузом первородного греха на душе. Церемония крещения в православной России происходит при непременном наличии множества горящих свечей, пар крестных матерей и отцов, и каждый из присутствующих и проводящих церемонию держит в руках освященную восковую свечку на протяжении всего действа. Более того, во время ритуала крещения все должны стоять, находясь в церкви и во время религиозной службы, поскольку в греческой религии никому не позволяется сидеть, как это делается в римских католических и протестантских церквах.

Комната в родовом поместье, отведенная для проведения этой церемонии, была большой, но толпа стремившихся присутствовать на ней верующих была еще больше. Позади проводящего официальную часть священника и его помощников, которые все были в золотистых одеяниях и с длинными волосами, стояло три пары опекунов и целый сонм вассалов и слуг. Юная тетя ребенка - всего на 2 года старше своей двадцатичетырехдневной племянницы - была доверенным лицом вместо отсутствовавшей родственницы и стояла в первом ряду... Разнервничавшись и устав от долгой неподвижности в течение почти часа, ребенок расположился на полу, не замеченный старшими, и, видимо, начал засыпать в переполненной комнате в тот жаркий... день.

Церемония близилась к завершению. Опекуны как раз провозглашали изгнание Первого Зла и его деяний, - а это провозглашение в греческой религии сопровождается троекратным окроплением невидимого врага, - когда маленькая девочка, игравшая с зажженной свечой под ногами толпы, нечаянно подожгла длинное ниспадающее одеяние священника... Все сразу вспыхнуло, и в результате несколько человек - в основном старый священник - получили серьезные ожоги. Это было... плохое предзнаменование, согласно суевериям православной России; и невинная причина его - в будущем госпожа Блаватская - с того самого дня была в глазах всего города обречена на неспокойную жизнь, полную... неприятностей.

 

 

НАДЕЖДА АНДРЕЕВНА ФАДЕЕВА[2]

(тетя Е.П.Б.)

1831-1849, Россия

...С самого раннего детства она не была похожа на других людей. Очень жизнелюбивая и высоко одаренная, полная юмора и какой-то пугающей смелости, она ошеломляла любого своеволием и решительностью действий. Так, в ранней юности, едва выйдя замуж, находясь в озлобленном настроении, она покинула свою страну, ничего не зная о родственниках и о муже, который, к несчастью, был совершенно неподходящим для нее человеком во всех отношениях и к тому же был втрое старше ее... Ее неспокойный и очень нервный темперамент, который приводил ее к самым неслыханным, неподобающим для девушки несчастьям; ее необъяснимая - особенно в те дни - тяга к мертвым и в то же время страх перед этим; ее страстная любовь и любопытство ко всему непознанному и таинственному, жуткому и фантастическому; и прежде всего ее стремление к независимости и свободе действий - стремление, которым никто и ничто не могло управлять, - всё вместе это, при ее неукротимом воображении и удивительной чувствительности, должно было дать ее друзьям понять, что она обладала исключительной натурой и что для того, чтобы общаться к ней и пытаться управлять ею, нужны были исключительные средства. Малейшее противоречие приводило к вспышке чувств, часто к припадку с конвульсиями.

Оставаясь одна, когда никто не мог помешать ей действовать свободно, связать ей руки или подавить ее природные импульсы и тем самым разбудить присущее ей неистовое желание противоречить, она проводила часы и дни напролет, тихо нашептывая, как полагали окружающие, сама себе, и рассказывая, когда никто ее не слушал, где-нибудь в темном углу волшебные сказки о путешествиях среди ярких звезд и других миров, о чем ее гувернантка отзывалась как о "богохульном бреде"; но как только гувернантка отдавала ей ясное распоряжение сделать то или это, ее первым побуждением было не подчиниться. Для того чтобы заставить ее сделать что-либо, было достаточно запретить ей это делать - и все было в порядке. Ее нянька, как, впрочем, и другие члены семьи, искренне верила в то, что в этом ребенке жили "семь бунтующих духов". Ее гувернантки были просто мученицами, если вспомнить, как они пытались справиться со своей работой, но им никогда не удавалось сломить ее непокорность и повлиять хоть чем-то, кроме доброты, на ее гордую, упрямую и бесстрашную натуру.

Она была избалована в детстве непомерной заботливостью и услужливостью слуг и преданной любовью со стороны родственников, которые всё прощали "бедному ребенку, лишенному матери", и позже, в девичестве, ее самолюбивый характер заставил ее открыто бунтовать против принятых в обществе норм. Ее было невозможно ни подчинить проявлением притворного уважения, ни запугать общественным мнением. Она ездила верхом в пятнадцать лет, с десятилетнего возраста, на любой казацкой лошади в мужском седле! Она не кланялась ни перед кем, так же как и не подчинялась предрассудкам или общепринятым нормам поведения. Она оспаривала всё и вся. Когда она была ребенком, вся ее симпатия и уважение были направлены к людям низшего сословия. Она всегда предпочитала играть с детьми своих слуг, а не с равными себе, и за ней приходилось постоянно следить в детстве, чтобы она не сбежала из дома и не свела дружбу с уличными мальчишками-оборванцами. В более старшем возрасте она продолжала испытывать симпатию к тем, кто находился на более низкой ступени общества, чем она сама, и явно проявляла безразличие к "благородности" происхождения, которое она унаследовала по рождению.

 

 

ВЕРА ПЕТРОВНА ЖЕЛИХОВСКАЯ[3]

(сестра Е.П.Б.)

1842-1846, Саратов, Россия

Елена была ребенком, развитым не по годам, и с ранней юности привлекала внимание всех, кто с ней общался. Ее натура совершенно не вписывалась в рамки, которые навязывались ей ее наставниками, она протестовала против любой дисциплины, не признавала никакого господства, кроме собственной доброй воли и личных вкусов. Она была исключительной, оригинальной и временами смелой до грубости.

Когда умирала ее мать, Елене было всего 11 лет. Однако мать имела вполне обоснованные опасения в отношении ее будущего и сказала: "Хорошо! Может быть, так даже лучше, если я умру, - я, по крайней мере, буду избавлена от знания о том, что выпало на участь Елены! В одном я уверена: что ее жизнь не будет похожа на жизнь других женщин и ей придется вынести множество страданий".

...После смерти нашей матери мы перебрались к ее родителям... Огромное сельское имение... в котором мы проживали под Саратовом, представляло из себя старое громадное здание, где было множество подземных галерей, длинных пустынных коридоров, башенок и самых жутких закоулков и углов... Оно было больше похоже на разрушенный средневековый замок, чем на дом постройки прошлого века... Управляющий поместьем, который заведовал им от лица владельцев... был известен своей жестокостью и издевательствами... Ходило множество устрашающих легенд о его злобном и деспотичном характере, о несчастных слугах, забитых им до смерти и заключенных на месяцы в темные подземные камеры... Наши головы были переполнены рассказами о призраках замученных слуг, которых видели прогуливающимися в цепях в ночные часы... и другими рассказами, из-за которых мы, мальчики и девочки, умирали от приступов ужаса, когда нам требовалось пройти через темную комнату или коридор. Нам позволили исследовать, под защитой полудюжины слуг-мужчин, вооруженных факелами и фонарями, эти наводящие ужас "катакомбы"...

Однако Елена не удовольствовалась ни этим первым посещением, ни вторым. Она выбрала это таинственное место в качестве... безопасного убежища, где она могла избежать даваемых ей уроков. Прошло много времени, прежде чем ее тайна была раскрыта, и тогда, как только она куда-то пропадала, на ее поиски отправлялся отряд из сильных слуг-мужчин... Она построила для себя башню из старых поломанных стульев и столов в углу под окном с железной перекладиной высотой до самого потолка склепа, и там она скрывалась часами, читая книгу, известную как "Соломонова мудрость", в которой излагались разного рода поучительные легенды. Раз или два ее едва смогли отыскать в этих влажных подземных коридорах, в которые она забиралась, желая, чтобы ее не смогли найти, и заблудилась в лабиринте. Она нисколько не была обескуражена этим и нисколько не жалела об этом, ибо, как она нам объяснила, она никогда не была там в одиночестве, находясь в компании существ, которых она называла своими маленькими горбунами, товарищами по играм.

Весьма нервную и чувствительную, часто ходившую во сне, ее часто находили по ночам в совершенно странных местах и снова отправляли в постель - все это в состоянии глубокого сна. Например, однажды, когда ей едва исполнилось двенадцать, она пропала ночью из своей комнаты; была поднята тревога, ее стали искать и нашли вышагивающей по одному из длинных подземных коридоров, причем она явно вела оживленную беседу с кем-то невидимым для всех, кроме нее. Она была самой странной девочкой из всех, которых видывал этот свет, она обладала двумя различными натурами в себе, из-за чего складывалось впечатление, будто в одном и том же теле жило два существа: одно - приносящее несчастья, непокорное и упрямое, обладающее всеми возможными недостатками; а другое... склонное к мистике и метафизике... Ни один школьник не был настолько неуправляемым и способным на самые невообразимые и рискованные проделки... какой была она. В то же время, когда пароксизм принесения несчастий исчерпал себя, никакой старый школяр не смог бы сравниться с ней в ее усидчивой учебе, и ее ничем нельзя было отвлечь от книг, которые она буквально поглощала днем и ночью - насколько ей хватало такого импульса. Громадная библиотека ее деда казалась тогда недостаточной для удовлетворения ее стремлений...

Фантазия, или то, к чему мы в те дни относились как к фантазии, моей сестры реализовывалась самым необычным способом с самого раннего детства. Часто она часами повествовала нам, младшим детям, самые невероятные истории с твердой уверенностью и убеждением очевидца, который знает, о чем говорит. В детском возрасте, смелая и ничего не боящаяся, она часто билась в припадке дикого страха перед своими собственными галлюцинациями. Она была убеждена, что ее преследует то, что она называла "ужасными горящими глазами", невидимыми для всех остальных, которые она часто приписывала совершенно безобидным неживым предметам. Находившимся рядом с ней это казалось весьма смешным. Что касается ее самой, то во время таких видений она крепко зажмуривалась и стремилась убежать прочь от призрачных глаз, смотревших на нее с предметов мебели или одежды, отчаянно крича и пугая всех домочадцев. В другие моменты на нее накатывали приступы смеха, которые она объясняла смешными проделками ее невидимых компаньонов...

Никакие закрытые двери не спасали, и Елену находили несколько раз в ночные часы в этих темных помещениях в полусознательном состоянии, иногда мгновенно засыпавшую, неспособную объяснить, как она попала сюда из нашей спальни на верхнем этаже. В дневное время она тоже исчезала таким же таинственным способом. Ее звали, разыскивали, охотились за ней и часто после весьма изматывающих поисков обнаруживали в самых недоступных местах; однажды таким местом оказался темный чердак под самой крышей, где ее в конце концов нашли, - она стояла среди голубиных гнезд окруженная тысячами этих птиц. Она их "усыпляла" (в соответствии с вычитанными ею в книге "Соломонова мудрость" правилами), как она объяснила. И, конечно же, обнаружилось, что голуби если и не спали, то во всяком случае не могли двигаться и лежали как в ступоре у нее на коленях.

Для нее вся природа представлялась живущей таинственной жизнью. Она слышала голоса каждого предмета и формы, органической или неорганической; и провозглашала о присутствии и об осознании каких-то таинственных сил, видимых и слышимых только для нее не только там, где любой другой человек видел просто пустое пространство, но даже и в таких видимых, но неживых предметах, как галька, курганы и куски гнилой светящейся древесины...

Примерно в шести милях от усадьбы губернатора находилось поле - обширный участок песчаной земли, очевидно, когда-то бывший дном моря или огромного озера, поскольку из почвы можно было извлечь окаменевшие останки рыб, раковин и зубов каких-то неизвестных для нас чудовищ. Большая часть останков была искрошена и перемолота временем, но часто можно было отыскать целые камни различных размеров, на которых видны были отпечатки различных рыб, растений и животных, сейчас полностью вымерших, которые имели явно доисторическое происхождение. Чудесные и захватывающие дух рассказы, которые мы, девчонки и мальчишки, слышали от Елены... были бесчисленны.

Я хорошо помню, как, растянувшись во весь рост на земле, положив подбородок на руки, утопив локти глубоко в мягкий песок, она часто мечтала вслух и рассказывала нам о своих видениях, которые, очевидно, были для нее настолько же ясными, живыми и ощутимыми, как и сама жизнь!.. Как живописно она рисовала картины прошлых битв и сражений на том месте, где она лежала, убеждая нас в том, что она видела все это; и как четко она рисовала пальцем на песке фантастические формы длинных вымерших морских чудовищ, так что мы почти воочию видели даже цвета фауны и флоры этих ныне мертвых мест. Внимательно слушая ее описания прекрасных лазурных волн, отражающих лучи солнца, которые играют всеми цветами радуги на золотом песке морского дна, коралловых рифов и пещер со сталактитами, зеленой морской травы с нежно сверкающими на ее фоне анемонами... мы в нашем воображении стремительно летели вслед за ее фантазией вплоть до полного забвения реальности.

Она никогда не рассказывала так захватывающе, как в детстве и ранней юности. Поток ее красноречия иссох, и сам источник ее вдохновения теперь кажется потерянным! Она обладала несравнимой по силе властью заставлять своих слушателей действительно видеть, хотя бы смутно, то, что видела она сама... Она однажды напугала всех нас, ребятишек, до полусмерти. Мы как раз только отправились в волшебный мир, когда вдруг время ее повествования сменилось с прошлого на настоящее, и она начала говорить нам, чтобы мы представили, что все эти холодные синие волны вместе с их многочисленными обитателями, о которых она рассказывала нам, находились вокруг нас, невидимо и неощутимо до этого момента... "Просто вообразите! Чудо! - сказала она, - земля внезапно разверзлась, воздух вокруг нас сгустился и снова стал морскими волнами... Посмотрите, посмотрите... вон там они уже появляются и движутся сюда. Мы окружены водой... мы среди тайн и чудес подводного мира!.."

Она вскочила с песка и заговорила с такой уверенностью, ее голос обрел настолько ясный оттенок настоящего удивления, ужаса, и ее детское лицо изобразило такую дикую радость и в то же время ужас, что когда она внезапно прикрыла глаза обеими руками, как она всегда делала в моменты волнения, и упала на песок, визжа изо всех сил: "Вот волна... она накатилась!.. Море, море, мы тонем!.." - мы все повалились ничком, отчаянно крича, так как были полностью убеждены в том, что нас поглотило море и что мы уже пропали!..

 

 

НАДЕЖДА АНДРЕЕВНА ФАДЕЕВА[4]

Весна и лето 1849, Россия

...Елена мало заботилась о том, нужно ей или нет выходить замуж. Однажды ее гувернантка поспорила с ней о том, что из-за ее характера и отношения к жизни она никогда не сможет найти человека, который захочет стать ее мужем. Чтобы усилить издевку, гувернантка добавила, что даже этот старик [Н.В.Блаватский], которого Елена считала таким уродливым и над которым так смеялась, называя его "ощипанным вороном", - даже он не согласится взять ее в жены! Этого было достаточно: через три дня она заставила его сделать ей предложение и затем, испуганная тем, что она натворила, попыталась отказаться от принятого ею предложения, выдав это за шутку. Но уже было слишком поздно. И вот этот фатальный шаг. Все, что она осознала и поняла, когда было уже поздно, - это что она приняла, а теперь будет вынуждена принимать как своего хозяина человека, который был ей безразличен, более того, которого она ненавидела; что она связана с ним законом этой страны по рукам и ногам. "Великий ужас" вкрался в ее душу, как она объяснила позже; одно стремление, мощное, неиссякающее, неукротимое, захватило все ее существо, повело ее, так сказать, за руку, вынуждая ее действовать, подчиняясь инстинкту, как если бы перед ней стоял вопрос о спасении ее жизни от нависшей над ней опасности. Была сделана явная попытка оказать на нее впечатление торжественностью бракосочетания, ее будущими обязательствами и долгом по отношению к ее мужу и замужней жизни. Через несколько часов, у алтаря, она услышала, как священник сказал ей: "И ты должна уважать своего мужа и подчиняться ему", и при этом ненавистном слове "должна"... ее лицо порозовело от ярости, а затем смертельно побледнело. Можно было услышать, как она проговорила сквозь сжатые зубы ответ: "Я никому ничего не должна".

И конечно, это так и случилось. Она заранее решила взять закон и свою будущую жизнь в свои руки, и она покинула "мужа" навсегда, не дав ему даже малейшей возможности подумать о ней как о своей жене.

Вот таким образом госпожа Блаватская покинула свою страну в возрасте семнадцати лет и провела десять долгих лет в странных и далеких местах - в Центральной Азии, Индии, Южной Америке, Африке и Восточной Европе.

 

[1] Incidents in the Life of Madame Blavatsky, compiled and edited by A.P.Sinnet. - London, 1886. - Pp. 18-20. (Далее - Incidents.)

[2] Incidents. - Pp. 26-28.

[3] Компиляция из: Vera P. de Zhelihovsky. Helena Petrovna Blavatsky // Lucifer. - London, November, 1894. - Pp. 203, 204; Incidents. - Pp. 30-35, 37-39.

[4] Incidents. - Pp. 54-55.

К началу страницы → К оглавлению сборника "Оккультный Мир Е.П.Блаватской"

 
 

 
html counterсчетчик посетителей сайта
TOP.proext.com ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU