ПИСЬМА МАХАТМ

Письма 14-33

перейти к оглавлению

Письмо 14

К.Х. – Синнетту

Получено в Лондоне 26 марта 1881 г.

Из глубины неизвестной долины среди крутых скал и глетчеров Терик-Мира, из долины, по которой никогда не ступала нога европейца с того дня, когда породившая её гора поднялась из недр нашей матери Земли, ваш друг посылает вам эти строки. Ибо здесь К.Х. получил ваши «сердечные приветы» и здесь он намеревается провести свои «летние каникулы». Письмо из обиталища «вечных снегов и чистоты», посланное в «обиталище порока» и там полученное... Странно, не так ли? Хотел бы я или, вернее, мог бы я быть с вами в этих «обиталищах»? Нет. Но я был несколько раз в различное время в другом месте, хотя ни «в астрале», ни в другом осязаемом образе, но просто в мыслях. Вас не удовлетворяет? Ну, ну, вы же знаете ограничения, каким я подвергаюсь в случае с вами, и вы должны иметь терпение.

Ваша будущая книга – маленький драгоценный камень; и хотя она маленькая и крошечная, может настать день, когда она подымется над вашими холмами Симлы, как гора Эверест. Между всеми прочими сочетаниями такого рода в диких джунглях спиритуалистической литературы она, несомненно, окажется искупителем, приносимым в жертву за грехи спиритуалистического мира. Они начнут с отрицания – нет, поношения её; но она найдёт своих верных двенадцать, и семя, брошенное вашей рукою на почву размышлений, не взойдёт сорной травой. Это можно обещать. Часто вы слишком осторожны. Вы часто напоминаете читателю о своём незнании и, преподнося как скромную теорию то, в чём вы в сердце своём уверились, как в аксиоме или изначальной истине, этим вместо помощи вы смущаете читателя и создаёте сомнения. Но это живые, проницательные небольшие мемуары и как критическая оценка феноменов, которым вы лично являетесь свидетелем, они гораздо более полезны, чем труд мистера Уоллеса. Это родник того труда, у которого спиритам надо бы утолять свою жажду феноменов и мистических познаний вместо того, чтобы проглатывать нелепые излияния, которые они находят в «Знамёнах Света» и в других изданиях. Мир в значении индивидуальных существований полон тех скрытых значений и глубоких целей, которые лежат в основании всех феноменов Вселенной и оккультной науки. Лишь разум, поднявшийся до сверхчувствительной мудрости, один только может доставить ключ, посредством которого можно раскрыть их интеллект. Поверьте мне, в жизни каждого адепта настаёт момент, когда лишения, через которые он прошёл, награждаются тысячекратно. Чтобы приобрести дальнейшие познания, ему более не нужно продвигаться медленным и кропотливым процессом исследования различных объектов, но ему дана способность мгновенного безошибочного проникновения в любую изначальную истину. Пройдя ту стадию философии, которая утверждает, что все основы истины возникли из слепых импульсов (философия ваших сенситивистов или позитивистов) и оставив далеко позади себя другой класс мыслителей – рационалистов или скептиков, придерживающихся мнения, что основные истины – только порождение интеллекта, и что мы сами являемся их единственными причинами возникновения, адепт видит, чувствует и живёт в самом источнике всех основных истин – в «Мировой Духовной Сущности Природы», Шива – Создатель, Разрушитель и Преобразователь. Подобно тому, как нынешние спиритуалисты деградировали «дух», также и индусы деградировали Природу своими антропоморфистическими концепциями о ней. Лишь одна Природа может воплощать дух беспредельного созерцания. «Погружённый в абсолютное самонесознавание своего физического я, окунувшись в глубины истинного Бытия, которое не есть бытие, но вечная вселенская Жизнь, вся его форма неподвижна и бела, как вершины вечных снегов Кайласа, где он сидит выше забот, выше скорбей, выше греха и всего мирского, нищий мудрец, целитель, Царь Царей, Йог Йогов» – вот такой идеал Шивы, «Йога Шастр» кульминации духовной мудрости... Ох вы, Максы Мюллеры и Монье Вильямсы, что вы сделали с нашей философией!

Но едва ли можно ожидать, что вам понравится или даже, что вы понимаете вышеприведённое откровение из нашего учения. Простите меня. Я редко пишу письма, и каждый раз, когда я вынужден это делать, я больше следую своим собственным мыслям, нежели строго придерживаюсь предмета, который мне следовало бы иметь в виду. Я трудился более четверти века днём и ночью, чтобы удержать своё место в рядах той невидимой, но всегда занятой армии, которая трудится и готовится к заданию, которое не может принести какой-либо награды, кроме сознания, что мы исполняем свой долг перед человечеством. И, встретив вас на своём пути, я пытался – не бойтесь – не завербовать вас, ибо это было бы невозможно, но просто обратить ваше внимание, возбудить ваше любопытство, если не более лучшие чувства, к одной единственной истине. Вы оказались верным и искренним и делали всё, что было в ваших силах. Если ваши усилия научат мир только одной единственной букве алфавита Истины, той Истины, которая однажды наполняла собой весь мир, ваша награда вас не минует. А теперь после того, как вы встретились с «мистиками» Парижа и Лондона, что вы думаете о них?

Ваш К.Х.

Р.S. Наша несчастная Старая Леди больна. Печень, почки, голова, мозг, ноги, все органы и конечности сражаются и щёлкают пальцами перед ней на её усилия не замечать их. Одному из нас придётся укрепить, восстановить её силы, «подправить её», как говорит наш уважаемый мистер Олькотт, или с нею будет плохо.

Письмо 15

К.Х. – Синнетту

Первое письмо, полученное после возвращения Синнетта в Индию, от 8 июля 1881 г. во время нахождения вместе с Е.П.Блаватской в течение нескольких дней в Бомбее.

Добро пожаловать, дорогой друг и блестящий автор, добро пожаловать обратно! Ваше письмо под рукой, и я счастлив видеть, что ваш личный опыт с «Избранными» в Лондоне оказался таким успешным. Но я предвижу, что теперь более, чем когда-либо, вы превратитесь в воплощённый вопросительный знак. Берегитесь! Если ваши вопросы будут найдены преждевременными со стороны тех, от кого зависит разрешение на выдачу знаний, то вместо получения моих ответов в их девственной чистоте вы можете получить их превращёнными в ярды бессмысленной болтовни. Я зашёл слишком далеко, чтобы ощущать руку на моём горле каждый раз, как только я начинаю попирать ногами границы запрещённых тем, но недостаточно, чтобы избегнуть ощущения неловкости, как вчерашнему червю перед нашей «Вековой Скалой» – моим Коганом. Всем нам должны быть завязаны глаза, прежде чем последовать дальше, иначе нам придётся остаться во вне.

А теперь, как насчёт книги? Le quart d’heure de Rabelais[19] поразительна и застаёт меня если не совсем несостоятельным должником, всё же как бы трепещущим при мысли, что первый пробный выпуск может оказаться не на высоте; требуемая цена – несоответствующая моим скудным средствам; я сам – доведённый pro bono publico[20] перешагнуть через ужасное: «Ты можешь ступать до сего места, но не дальше», и яростная волна гнева Когана заливает меня синими чернилами, и всё! Я очень надеюсь, что вы не заставите меня потерять «мою должность».

Поистине так. Я смутно догадываюсь, что вы будете очень нетерпеливым по отношению ко мне и ясно понимаю, что вы не должны таким быть. Одной из прискорбных необходимостей жизни является то, что царственные потребности иногда принуждают человека как бы игнорировать дружеские требования, не в смысле нарушения слова, но откладывать на время слишком нетерпеливые ожидания неофитов, как менее важные. Одна из таких потребностей, которую я называю повелительной, есть потребность вашего будущего благосостояния, реализация мечты, которую вы лелеяли вместе с С.М. Эта мечта (может назвать её видением?) была в том, что вы и миссис К (почему забыли Теософ. Общ.?), «являетесь участниками в большом плане явления оккультной философии миру». Да, это время должно настать, и оно недалеко, когда вы всё правильно поймёте кажущиеся противоречивыми фазы таких явлений, и очевидность вынудит вас примирить их. Но сейчас дело обстоит не так; между тем, помните, что мы ведём рискованную игру, и ставками являются человеческие души, потому я прошу вас быть терпеливым. Помня, что я должен следить за вашей «Душой» и за своей тоже, я собираюсь это осуществить любой ценою, даже ценою риска не быть понятым вами, как не был понят мистером Хьюмом. Работа становится тем более трудной, что я являюсь одиноким работником на этом поприще, и это будет до тех пор, пока я не докажу своим Старшим, что по крайней мере вы имеете в виду дело и притом по-настоящему серьёзное. Как мне отказано в высшей помощи, так и вам нелегко будет найти помощь в том обществе, в котором вы вращаетесь и которое собираетесь расшевелить. Также в течение некоторого времени мало радости вам будет от тех, кто заинтересован непосредственно. Наша Старая Леди слаба, её нервы доведены до состояния скрипичных струн, таков же её измученный мозг. Олькотт далеко в изгнании, пробивается назад к спасению, будучи скомпрометирован более, чем вы можете представить, своими неблагоразумными поступками в Симле и учреждает теософические школы. Мистер Хьюм, который однажды обещал стать первоклассным борцом в битве Света против Тьмы, теперь сохраняет своего рода вооружённый нейтралитет, на который странно взирать. Сделав чудесное открытие, что мы являемся корпорацией допотопных иезуитских ископаемых, увенчанных ораторскими прикрасами, он остался только для того, чтобы обвинять нас в перехватывании его писем Е.П.Б.! Однако, он находит некоторое утешение в мысли, «какие аргументы он выставит в другом месте (Орнитологическое Общество Эйнджел Линнен) против существа, означаемого именем Кут Хуми».

Истинно, наш весьма интеллектуальный и когда-то общий друг имеет в своём распоряжении поток слов, достаточный, чтобы нести военный корабль ораторской лжи. Тем не менее, я уважаю его... Но кто следующий? К.К.Мэсси? Но тогда он несчастный родитель около полдюжины незаконных отродий. Он наиболее очаровательный преданный друг, глубокий мистик, великодушный, благородный человек, джентльмен, как говорят, с ног до головы; он опробован, как золото, у него имеется всё, что требуется для изучающего оккультизм, но ничего, что требуется для адепта, мой добрый друг. Будь что будет, но его секрет принадлежит ему, и у меня нет никакого права его разболтать. Доктор Уайлд? Он христианин до мозга костей. Худ? Приятная натура, как вы говорите; мечтатель и идеалист в мистицизме и всё же не работник. С.Мозес[21]? А! Вот оно. С.М. почти опрокинул теософическую ладью, спущенную на воду три года тому назад, и он будет делать всё, что в его силах, чтобы повторить это опять, несмотря на нашего Императора. Вы сомневаетесь? Слушайте.

Это странная, редкая натура. Его оккультные психические энергии громадны; но они лежали свернувшись, в спящем состоянии, совершенно не известные ему самому, пока каких-нибудь восемь лет тому назад Император не взглянул на него и не заставил его дух вознестись. С того времени в нём появилась новая жизнь – двойное существование, но его натура не могла перемениться. Будучи воспитан как студент теологии, он обладал умом, пожираемым сомнениями. Он отправился на гору Афон и затворился в монастыре, где изучал восточно-греческую религию, и там он был впервые замечен своим «Духом-Водителем». Конечно, греческая казуистика не смогла рассеять его сомнений, и он поспешил в Рим, причём папство его тоже не удовлетворило. Оттуда он побрёл в Германию с такими же отрицательными результатами. Отказавшись от сухой христианской теологии, он не отказался от предполагаемого автора христианства. Ему нужен был идеал, и он нашёл его в последнем. Для него Иисус – реальность, когда-то воплощённый, а теперь развоплощённый Дух, который «доставил ему доказательство своей персональной тождественности», как он думает, не в меньшей степени, чем другие «Духи», в том числе и Император. Тем не менее, ни религия Иисуса, ни его слова, как они зафиксированы в Библии и принимаемые С.М. за настоящие, не принимаются полностью этим беспокойным духом. Императору, которого впоследствии постигла та же самая участь, повезло ничуть не лучше. Его ум слишком положительный. Легче выскрести начертания, выгравированные на титаниуме, чем удалить то, что раз запечатлелось в его мозгу.

Каждый раз, когда он находится под воздействием Императора, он живо воспринимает реальности оккультизма и превосходство нашей науки над спиритуализмом. Как только он остаётся один, он оказывается под пагубным водительством тех, в которых он крепко верит, отождествив их с развоплощёнными Духами, – и всё перепутывается опять! Его ум не поддаётся никаким советам, не прислушивается ни к каким доводам, кроме своих собственных, а последние – все на стороне спиритуалистических теорий. Когда старые теологические путы упали с него, он вообразил себя свободным человеком. Несколькими месяцами позднее он стал смиренным рабом и орудием «Духов»! Только когда он стоит лицом к лицу со своим внутренним «Я», только тогда он понимает, что существует нечто более высокое и благородное, нежели болтовня ложных духов. Это было в один из таких моментов, когда он первый раз услышал голос Императора, и это был, как он сам говорит, «как голос Бога, говорящего его внутреннему Я». Этот голос стал ему знакомым с течением времени, и всё же очень часто он не слушает его. Простой вопрос: если бы Император был тем, кем С.М. его считает, не подчинил бы он к этому времени волю последнего своей? Только Адептам, т.е. воплощённым духам, запрещается нашими мудрыми и непреступаемыми законами полностью подчинять себе другую более слабую волю, волю свободнорождённого человека. Последний способ действий есть наилюбимейший метод, к которому прибегают «Братья Тьмы», колдуны, элементальные призраки и который, как редчайшее исключение, употребляется Высочайшими Планетными Духами, теми, которые уже не могут более заблуждаться. Но это случается на Земле лишь при основании каждого нового человеческого рода, при соединении и заключении двух концов большого цикла. И они остаются с человеком не более времени, необходимого для того, чтобы вечные Истины, которым они учат, могли бы настолько сильно запечатлеться на пластичном уме новых рас, чтобы уберечь их от возможности быть утраченными или преданными окончательному забвению в последующие века отдалённым потомством. Миссия Планетного Духа лишь явить основной тон Истины. И как только Он направил эту вибрацию для непрерывного следования своему течению вдоль цепи этой расы и до конца цикла, обитатели высочайших населённых сфер исчезают с поверхности нашей планеты до следующего «воскрешения во плоти». Вибрации Первичной Истины есть то, что ваши философы называют «врождёнными идеями».

Император затем повторно сказал ему, что «только в оккультизме ему следует искать и тогда он найдёт грань истины, дотоле ему неизвестную». Но это совсем не мешает С.М. отворачиваться от оккультизма каждый раз, как только какая-нибудь теория последнего сталкивается с его собственными предвзятыми спиритуалистическими взглядами. Ему медиумизм казался хартией на свободу его Души, воскресением от духовной смерти. Ему было разрешено пользоваться им до тех пор, пока была необходимость утвердить его веру; было обещано, что ненормальное уступит нормальному; ему было приказано готовиться к тому времени, когда Я в нём станет сознательным по отношению к своему духовному независимому существованию, будет действовать и говорить лицом к лицу со своим Учителем и поведёт жизнь в Духовных Сферах нормально и совсем без внешнего или внутреннего медиумизма. И всё же, осознав то, что он называет «внешним духовным действием», он больше не отличал галлюцинаций от истины, ложного от действительного, смешивая иногда элементалов с элементариями, воплощённых духов с развоплощёнными, хотя «Голос Бога» достаточно часто говорил об этом и предостерегал его против «тех духов, которые носятся в земной сфере». При всём том, он крепко верит, что неизменно действует под руководством Императора и что духи приходят к нему с разрешения его «руководителя». В таком случае, Е.П.Б. была там с согласия Императора? И как же вы примирите следующие противоречия? Всё время с 1876 г., действуя по непосредственным указаниям, она старалась раскрыть ему глаза на действительность, которая совершалась вокруг него и в нём. Действовала ли она с согласия Императора или против его воли, это он должен знать, так как в последнем случае она могла бы похвастаться, что она сильнее, более мощна, чем его «руководитель», который никогда ещё не протестовал против вторжения. Что происходит теперь? Описывая ей с острова Уайта в 1876 г. одно видение, длившееся у него 48 часов подряд, в течение которого он разгуливал и разговаривал как обычно, но не сохранил ни малейшего воспоминания о чём-либо внешнем, он просит её сказать ему, было это видение или галлюцинация. Почему он не спросил об этом Императора? «Вы мне можете сказать, так как вы там были», он говорит... «Вы изменились, всё же это были вы сами, если у вас есть “Я”... Полагаю, что оно у вас есть, но я об этом не любопытствую...» В другой раз он видел её в своей собственной библиотеке, как она смотрела на него, приближаясь и делая ему некоторые масонские знаки той ложи, которую он знал. Он сознаётся, что «видел её так же ясно, как видел Мэсси, который там был». Он видел её несколько раз и иногда, зная, что это Е.П.Б., не мог её узнать. «Вы мне кажетесь и по внешности и по письмам такой различной временами, ваши ментальные установки так различаются иногда, что моё мышление вполне допускает, что вы, как мне об этом убедительно рассказывали, являетесь совокупностью существ... Моя вера в вас абсолютна». В каждом своём письме он крикливо требовал «одного из живых Братьев»; но на её недвусмысленное заявление, что один уже взял его на своё попечение, он сильно возражал. Когда ему помогли освободиться от его слишком материального тела, он отсутствовал в нём иногда часами и днями; в это время его пустая машина управлялась издали внешним, живым воздействием, а как только он возвращался, у него начинало создаваться неизгладимое впечатление, что он всё это время служил носителем другого разума развоплощённого, а не воплощённого Духа; истина никогда не приходила к нему в голову. «Император, – писал он ей, – возражает против вашей идеи о медиумизме. Он говорит, что не должно быть реального антагонизма между медиумом и адептом». Если бы он употребил слово «провидец» вместо «медиума», смысл был бы передан более правильно, ибо человек редко становится адептом без того, чтобы не родиться провидцем. Затем опять, в сентябре 1875 г., он ничего не знал о Братьях Тьмы, наших величайших, наиболее жестоких и (почему бы не признать этого) наших наиболее могущественных врагах. В этом году он действительно спросил Старую Леди, наелся ли Бульвер недожаренных свиных котлет или видел сон, когда он описывал «отвратительного обитателя порога». «Приготовьтесь, – ответила она ему, – приблизительно через двенадцать месяцев вы встретитесь с ними лицом к лицу и будете с ними сражаться». В октябре 1876 г. они начали свою работу над ним. «Я сражаюсь, – писал он, – врукопашную с легионами бесов в течение трёх недель; мои ночи стали, страшными муками, соблазнами и грязными намёками. Я вижу, как они свирепо вперяют в меня взоры, без умолку бормочут, завывают и скалятся. Все виды грязных предложений, смущающих сомнений и содрогающего страха обрушиваются на меня, и теперь я понимаю “обитателя порога” из “Занони”; я ещё непоколеблен, их искушения становятся слабее, присутствие менее близко, ужаса меньше...»

Одну ночь она простёрлась перед своим Высшим, это одна из немногих вещей, которых они боятся, умоляя Его совершить мановение руки через океан, чтобы С.М. не умер и чтобы Теософ. Общество не лишилось своего лучшего сотрудника. «Он должен быть испытан», – был ответ. Он воображает, что Император послал искусителей, потому что С.М. явился одним из тех неверующих, которые должны видеть; он не поверил бы, что Император не мог предотвратить их появление. Он наблюдал за ним, но не мог прогнать их, если жертва, неофит сам, не окажется более сильным. Но подготовили ли эти человеческие бесы в союзе с элементариями его к новой жизни, как он хотел? Будучи воплощениями тех враждебных влияний, которые осаждают внутреннее Я, борющееся за свою свободу и продвижение, они бы никогда не вернулись, если бы он успешно победил их утверждением своей собственной независимой воли, отказом от своего медиумизма, от своей пассивной воли. Всё же они вернулись.

Вы говорите об Императоре: «Император, несомненно, не есть его (С.М.) астральная душа и, наверняка, не из более низкого мира, чем наш не привязанный к земле Дух». Никто никогда не говорил, что он такого рода. Е.П.Б. никогда вам не говорила, что он есть астральная душа С.М., но что то, что он часто по ошибке принимал за Императора, было его собственным высшим «Я», его божественным Атманом, а не Линга-Шарира или астральной Душой, или Кама Рупой – независимым двойником. Император не может противоречить самому себе. Император не может быть невежественным в отношении истины, так часто неправильно истолкованной со стороны С.М. Император не может проповедовать оккультные науки и затем защищать медиумизм, даже не в той высшей форме, как описывает его ученик.

Медиумизм ненормален. Когда при дальнейшем развитии ненормальное заменяется естественным, тогда водители отбрасываются, пассивное повиновение более не требуется, медиум научается применять собственную волю, употреблять собственные силы и становится адептом. Это процесс развития, и неофиту надо идти до конца. До тех пор, пока он подвержен случайным трансам, он не может быть адептом. Но С.М. проводит две трети своей жизни в трансе.

На ваш вопрос, не является ли Император «Планетным Духом», и может ли Планетный Дух быть человеком, я прежде всего скажу, что не может быть такого Планетного Духа, который не был бы когда-либо материальным, то есть тем, что вы называете человеком. Когда наш великий Будда, Покровитель всех Адептов, преобразователь и учредитель законов оккультной системы, достиг сначала Нирваны на Земле, он стал «Планетным Духом». Его Дух в одно и то же время мог носиться в полном сознании в междузвёздном пространстве и находиться по желанию в его собственном физическом теле. Ибо божественное Я получило совершенное освобождение от материи настолько, что оно могло по желанию создавать себе внутреннего заместителя и оставлять его в человеческой оболочке днями, неделями, иногда годами, ни в каком смысле не повреждая этой заменой ни жизненного принципа, ни физического ума своего тела. К слову сказать, это есть высочайшая степень достижения Адепта, на которую человек может надеяться на нашей планете. Но это так же редко, как и сами Будды. Последний Хобилган, который достиг этого, был Цзон-Ка-Па из Коконора (XIV столетие), обновитель эзотерического и простонародного Ламаизма. Многие «пробиваются через скорлупу яйца», но малочисленны те, кто вне её способны сознательно действовать своей Шарира Намастака, совершенно выделенной из тела.

Сознательная жизнь в духе так же трудна для некоторых натур, как и плавание для некоторых тел. Хотя человеческое строение по своему объёму легче воды, и каждый человек рождается с этой способностью, но так мало кто развивает способность ступать по воде, и смерть от утопления наиболее частая случайность. Планетный Дух (подобный Будде) может по желанию переходить в другие тела более или менее лучистой материи, населяющие другие области Вселенной. Существует много других состояний и степеней, но нет отдельного и вечно установленного класса Планетных Духов. Есть ли Император «планетник», воплощённый или развоплощённый, есть ли он адепт во плоти или вне её, я не волен это сказать, как и не волен сказать С.М., кто я, или даже кто такая Е.П.Б. Если С.М. сам предпочитает молчание по этому поводу, то и не имеет права спрашивать меня. Но тогда наш друг С.М. должен бы знать (кроме того, он крепко верит, что он знает), ибо с этим персонажем у него было время для сношений, когда он, не удовлетворяясь утверждениями Императора и не соглашаясь уважить его желание, чтобы он, Император и Компания, оставались безличными и неизвестными, за исключением данных титулов, боролся с ним, подобно Якову, месяцами, чтобы установить личность этого духа. Он всё повторял библейское: «Умоляю тебя, назови своё имя» и хотя получал в ответ: «Где это сказано, что ты должен спрашивать моё имя? Что тебе в имени моем?», ему было разрешено приклеивать ярлык, как к чемодану. И, таким образом он успокоился, ибо он «видел бога лицом к лицу», который, поборовшись и видя, что не одолел, сказал: «Пусти меня» и был вынужден согласиться на условия, предлагаемые С.Мозесом. Я вам очень советую для вашего собственного осведомления задать этот вопрос вашему другу. Почему он должен с нетерпением ожидать моего ответа, раз он всё знает об Императоре? Разве этот «Дух» не рассказал ему однажды повествование, странное повествование о том, что ему не следовало рассказывать о себе, и что он запретил ему даже когда-либо упоминать? Что ещё больше ему нужно? Факт, что он стремится узнать через меня истинную природу Императора, является довольно хорошим доказательством, что он совсем не так удостоверился в его тождественности, как ему думается или, вернее, как он заставляет себя верить. Или этот вопрос есть отговорка?

Я могу ответить вам, что я сказал Г.Х. Фехнеру в день, когда он хотел узнать взгляд индусов по поводу его писаний. «Вы правы, что каждый алмаз, каждый кристалл, каждое растение и звезда имеют свою индивидуальную душу, не говоря уже о человеке и животном, и существует иерархия душ от самых низших форм материи вверх до Мира Духа; но вы ошибаетесь, прибавляя к указанному утверждению, что дух ушедших поддерживает непосредственные психические сообщения с душами, ещё связанными с телом, – они этого не делают». Взаимное положение обитаемых миров в нашей Солнечной Системе уже одно исключало бы эту возможность. Ибо я надеюсь, что вы отказались от забавной идеи естественного результата раннего христианского воспитания, что могут быть человеческие разумы, населяющие чисто духовные сферы? Вы тогда так же легко поймёте заблуждение христиан, которые собрались сжигать нематериальное в материальном физическом аду, как и ошибку более образованных спиритуалистов, которые убаюкивают себя мыслью, что кто-то другой, а не обитатели двух миров, непосредственно соединённых с нашим, могут сообщаться с ними. Как бы ни были бестелесны и очищены от грубой материи чистые Духи, всё же они подвержены физическим и мировым законам материи. Они не могут избежать этого, даже если бы они заткали пропасть, отделяющую их миры от нашего. Они могут быть посещаемы в духе, их же дух не может спуститься и достичь нас. Они притягивают, но они не могут быть притягиваемы – их духовная полярность будет непреодолимым препятствием на пути. (Кстати, вы не должны доверять «Изиде» буквально. Эта книга – только пробное усилие для того, чтобы отвлечь внимание спиритуалистов от их предвзятых концепций к истинному пониманию вещей. Автор должна была намекать и указывать в правильном направлении; сказать, чем вещи не являются и не сказать, чем они являются. По вине корректора вкралось несколько серьёзных ошибок (как на стр. 1, глава 1, том 1, где божественную Сущность заставляют эманировать из Адама, вместо обратного процесса.)

Раз уж мы начали говорить об этом предмете, то постараюсь объяснить вам ещё яснее, в чём заключается эта невозможность. И таким образом, вы получите ответ относительно Планетных Духов и духов спиритических сеансов.

Цикл разумных существований начинается с высочайших миров или планет, термин «высочайший» означает здесь наиболее духовно совершенные. Эволюционируя из космической материи, которая есть Акаша, первичный, а не вторичный пластичный посредник, или же Эфир науки, инстинктивно подозреваемый, но не доказанный, как и многое остальное, человек, прежде всего, эволюционирует из этой материи в её наиболее возвышенном состоянии, появляясь на пороге Вечности как совершенно лучистая – не Духовная Сущность – скажем, Планетный Дух. Он лишь одной чертой отделён от общей Духовной Мировой Субстанции – Анима Мунди греков – или от того, что человечество в своём духовном вырождении унизило до мифического личного Бога. Следовательно, в этой стадии Дух-человек в лучшем случае есть действующая Сила, неизменная, потому не мыслящий Принцип. (Термин «неизменная» опять употреблён здесь, чтобы обозначить это состояние для настоящего времени, неизменность приложима здесь только ко внутреннему принципу, который претворится и растворится, как только крупица материи в нём начнёт свою цикловую работу Эволюции и превращений.) В его последующих нисхождениях, пропорционально увеличению материи, он будет более и более выявлять свою деятельность.

Теперь, скопление звёзд-миров (включая нашу планету), населённых разумными существами, может быть уподоблено орбите или скорее эпициклоиду, образуемому из колец наподобие цепи, миров, сцепленных между собою, сумма которых представляет воображаемое бесконечное кольцо или круг. Прогресс человека через весь этот круг, от его начальной и до конечной точки, встречающихся в высочайшей точке окружности, есть то, что мы называем Маха-Юга или Великий Цикл, Kuklos, голова которого теряется в венце Абсолютного Духа, нижняя же точка окружности находится в абсолютной материи – точки прекращения деятельности активного принципа. Если, употребляя более знакомое определение, мы назовём Великий Цикл Макрокосмосом, а его составные части или связанные между собою звёздные миры микрокосмосами, то смысл, придаваемый оккультистами, представляя каждый из последних как совершенную копию первого, становится очевидным. Большой является прототипом меньших циклов. И как таковой, каждый звёздный мир будет иметь в свою очередь свой цикл эволюции, который начинается с более чистой и кончается более плотной или материальной природою. По мере их нисхождения, каждый мир является более и более теневым, становясь у противоположной точки абсолютной материей. Движимый непреодолимым цикловым импульсом, Планетный Дух должен спуститься прежде, чем он сможет снова подняться. В своём пути он должен пройти всю лестницу эволюции, не пропуская ни одной ступени, останавливаясь на каждом звёздном мире, как бы на станциях. Кроме неизбежного цикла нашего и каждого соответствующего звёздного мира, он должен выполнить на них также свой собственный цикл «жизни», возвращаясь и воплощаясь столько раз, сколько раз он был неуспешен в завершении здесь круга своих жизней, ибо он умирает, не достигнув века Разума, как правильно изложено в «Изиде». До этого места мысль миссис Кингсфорд о том, что человеческое Эго перевоплощается во многие последовательные человеческие тела является правильной. Что же касается его рождения в животных формах после человеческого воплощения, то это результат её неточности в выражении идей и мыслей. Ещё одна женщина! Она смешивает Душу и Дух; отказывается различать животное от духовного Эго, Джив-Атму (или Линга-Шарир) от Кама-Рупы (или Атма-Рупы) – две настолько различные вещи, как тело и ум, ум и мысль. Вот что происходит. После круговращения, так сказать, по дуге цикла, вращаясь вне и внутри его (ежедневное и годовое вращение Земли есть не дурная иллюстрация), когда Дух-человек достигает нашей планеты, которая является одной из нижайших, потеряв на каждой остановке часть эфирной и приобретая усиление материальной природы, дух и материя становятся приблизительно уравновешенными в нём. Но тут ему нужно выполнить земной цикл. И подобно тому, как в нисходящем процессе инволюции и эволюции материя всегда стремится заглушить дух, когда достигается низшая точка его странствований, однажды чистый Планетный Дух сводится к тому, что наука соглашается называть примитивным или первобытным человеком посреди такой же первобытной природы, говоря геологически, ибо физическая природа идёт в уровень с физиологическим так же, как и с духовным человеком в своём цикловом беге. В этой точке великий Закон начинает свою работу отбора. Материя, найденная совершенно разобщённой с духом, отбрасывается в ещё более низшие миры – «в шестые Врата» или путь «перерождения» растительного и минерального мира, также и примитивных животных форм. Отсюда материя, переработанная в лаборатории Природы и лишённая духа, поступает обратно к своему Первоначальному Источнику, в то время как Эго, очищенное от отбросов, в состоянии ещё раз возобновить свой прогресс. Это здесь, следовательно, где отсталые Эго погибают миллионами. Это торжественный момент переживания наиболее приспособленного и уничтожение непригодных. Это только материя (или материальный человек), которая вынуждена своей же тяжестью опускаться до самого дна «цикла необходимости», чтобы принять там животную форму. Что же касается победителя этого бега во всех мирах, Духовного Эго, оно будет подыматься от звезды к звезде, от одного мира к другому, вращаясь прогрессивно вверх, чтобы вновь стать тем же чистым Планетным Духом, а затем ещё выше, чтобы наконец достичь первоначальной точки и оттуда погрузиться в Тайну. Никогда, ни один из Адептов не проникал за покров первоначальной Космической материи. Высочайшее, наиболее совершенное видение ограничено миром форм и материи. Но моё объяснение этим не заканчивается. Мы желаем знать, почему предполагается чрезвычайно трудным, даже совершенно невозможным для чистых развоплощённых духов сообщаться с людьми через медиумов или Phantomosophy. Я отвечаю:

а) вследствие антагонистических атмосфер, соответственно окружающих эти миры;

б) вследствие полного различия физиологических и духовных условий;

в) потому, что эта цепь миров, о которой я только что говорил вам, есть не только эпициклоидная, но и эллиптическая орбита существований, имеющая, как каждый эллипс, не один, но два фокуса, которые никогда не могут приблизиться один к другому. Человек у одного фокуса, чистый Дух у другого.

На это вы могли бы возразить, но я не могу ни помочь, ни изменить факта, но существует ещё гораздо более мощное препятствие. Подобно чёткам, составленным из чередующихся белых и чёрных бус, так же и эта цепь миров составлена из миров причин и следствий, последние – непосредственный результат, произведённый первыми. Таким образом, становится очевидным, что каждая сфера причин (а наша Земля есть одна из них) не только не соприкасается и окружена, но в действительности отделена от её ближайшего соседа – высшей Сферы Причинности – непроницаемой атмосферой (в её духовном смысле) следствий, граничащих и даже соприкасающихся – но никогда не смешивающихся со следующей сферой. Ибо одна активная, другая пассивная, мир причин позитивен, мир следствий негативен. Это пассивное сопротивление может быть преодолено лишь при условиях, о которых ваши самые учёные спиритуалисты не имеют ни малейшего представления. Всякое движение, так сказать, полярно. Очень трудно передать вам смысл того, что я подразумеваю здесь, но доведу до конца. Предусматриваю мою неудачу представить вам то, что для нас аксиомные истины, в какой-либо иной форме, нежели в простом, логическом предположении, ибо эти истины доступны в абсолютном и ясном доказательстве их лишь для высочайших Ясновидцев. Но я дам вам пищу для мысли и ничего другого. Промежуточные сферы, будучи лишь отброшенными тенями миров Причин, становятся негативными благодаря последним. Они являются большими остановками, станциями, на которых пребывает долженствующее стать Самосознающими Эго – саморожденное потомство старых и развоплощённых Эго нашей планеты. Прежде, нежели новый феникс, возрождённый из пепла своего родителя, может подняться выше, к лучшему и более духовному и совершенному миру (всё же миру материальному), он должен пройти через процесс как бы нового рождения. И как на нашей планете, где две трети детей мертворождённые или умирают во младенчестве, так и в наших мирах следствий. На Земле это всё ещё физиологические и умственные недостатки, грехи прародителей, которые сказываются на потомстве. В стране теней новое и ещё не сознательное Эго – утробный плод – становится справедливой жертвой прегрешений своего старого Я, карма которого (заслуга и проступок) одна лишь ткёт его будущую судьбу. В этом мире мы находим лишь бессознательные, самодействующие экс-человеческие машины, души в их переходном состоянии, спящие способности и индивидуальность которых лежат, как бабочка в своём коконе, спиритуалисты же хотят, чтобы они говорили разумно! Захваченные иногда в водоворот ненормальных медиумистических течений, они становятся бессознательным эхом мыслей и идей, кристаллизованных вокруг присутствующих. Каждый позитивный, хорошо направленный ум способен нейтрализовать подобные второстепенные, подчинённые следствия на сеансах. Мир ниже нашего ещё хуже. Первый, по крайней мере, безвреден, и более греховно беспокойство их, нежели их выявления. Последний же, позволяя удерживать полное сознание, будучи во сто раз более материальным, положительно опасен. Понятия об аде, чистилище, рае и воскрешении есть карикатурное, искажённое эхо единой Истины, преподанной человечеству в младенчестве его рас каждым Первым Вестником – Планетным Духом, упомянутым ранее, воспоминание о котором осталось в памяти человека, как Элохим халдеев, Озирис египтян, Вишну, первые Будды индусов и так далее.

Низший мир следствий есть сфера подобных искажений мыслей, наиболее чувственных представлений и картин, антропоморфических божеств, порождений их творцов, чувственных человеческих умов людей, которые никогда не переросли своей животности на Земле. Если помнить, что мысли вещественны и имеют упорство, связанность и жизнь, что они настоящие сущности, остальное станет понятным. Лишённый тела создатель, естественно, притягивается к своему творению и порождениям, поглощённый ими как бы Мальстромом, прорытым его собственными руками. Но я должен остановиться, ибо едва ли хватит тома, чтобы объяснить всё, что сказано в этом письме.

Что касается вашего удивления, что взгляды трёх мистиков «далеко не тождественны» – что же доказывает этот факт? Если бы они были наставлены развоплощёнными, чистыми и мудрыми Духами, даже теми, которые находятся на высшем плане, на одну только ступень выше нашей Земли, разве не были бы учения тождественны? Отвечу на возникающие вопросы: «Не могут ли духи так же, как и человечество, расходиться в идеях?» – Тогда их учения не будут более авторитетны, нежели учения смертных людей. – «Но они могут принадлежать к разным сферам?» – Но, если в различных сферах предполагаются противоречивые доктрины, то эти доктрины не могут заключать Истину, ибо Истина едина и не может допустить противоположные взгляды. И чистые Духи, которые видят её, как она есть, совершенно лишённую покрова материи, не могут заблуждаться. Теперь, если мы допустим, что различные аспекты или части Всей Истины видимы различным посредникам или разумным сущностям, каждая при различных условиях, так же как, например, разные части одного ландшафта раскрываются перед разными людьми на разных расстояниях и с разных точек зрения; если мы допустим факт различных посредников (Индивидуальные Братья, например), стремящихся развить Эго различных индивидуумов, не подчиняя совершенно их волю своей (так как это воспрещено), но пользующихся для этого их физическими, моральными и интеллектуальными особенностями; если мы добавим к этому бесчисленные космические влияния, которые искажают и отклоняют все усилия закончить определённую задачу; если мы вспомним, кроме того, явную враждебность Братьев Тьмы, стоящих всегда на страже, чтобы смутить и отуманить мозг неофита, – я думаю не будет трудно понять, как даже определённое духовное продвижение может до некоторой степени направить различных индивидуумов к кажущимся различным заключениям и теориям.

Признаваясь вам, что я не имею права вмешиваться в секреты и планы Императора, я должен сказать, что пока что он, однако, оказался самым мудрым из нас. Если бы наша линия поведения была такая же, если бы я, например, позволил бы вам прийти к выводу и затем поверить (положительно ничего не сообщая о себе), что я «бестелесный ангел», дух прозрачного энергетического строения из надзвёздной прозрачной зоны, мы оба были бы счастливее. Вы бы больше не ломали своей головы о том, «будут ли такого рода органы всегда необходимы», и я бы не очутился в неприятной необходимости отказывать другу в «личной беседе и непосредственных сношениях». Вы могли бы слепо доверять всему, что исходит из меня, и я бы чувствовал себя менее ответственным за вас перед моими «Водителями». Однако, время покажет, что может или не может быть сделано в этом направлении. Книга издана, и мы должны терпеливо ждать результатов этого первого серьёзного выстрела по врагу. «Аrt Magic» и «Изида» написаны женщинами и, как полагают, спиритуалисты больше не могут надеяться, что к ним будут серьёзно прислушиваться. Следствие этого сперва будет бедственным, ибо пушка откатится и выстрел рикошетом ударит автора и его смиренного героя, который не собирается уклоняться. Но он также заденет Старую Леди, воскресив в Англо-Индийской прессе прошлогодние выкрики. Hersites и литературные филистимляне усердно возьмутся за дело: нападки, едкие эпиграммы и coups de bec[22] густо посыпятся на неё, хотя мишенью будете вы один, так как редактор «Пионера» далеко не пользуется любовью со стороны своих коллег в Индии. Спиритуалисты уже начали свою компанию в Лондоне. Редакторы янки из «Ангельских» органов последуют за ними вплотную, причём небесные «Духи-Водители» будут выкрикивать свои отборнейшие skandalum magnatum. Некоторые люди науки – менее всего их поклонники – паразиты, греющиеся на солнышке и воображающие, что они сами солнце, вероятно, не простят вам слова, действительно слишком лестные, которые классифицируют умственные силы бедного неизвестного индуса, как «настолько выше европейской науки и философии, что только самые широко мыслящие представители той и другой в состоянии понять, что в человеке существуют такие силы» и т.д. Но что из этого! Всё это было предвидено и этого следовало ожидать. Когда первый шум и звон враждебной критики замолкнет, вдумчивые люди будут читать и задумываться над этой книгой, как они никогда не задумывались над наиболее научными усилиями Уоллеса и Крукса, чтобы примирить современную науку с Духами, и малое семя будет расти и процветать.

Между тем, я не забываю своих обещаний вам. Как только попаду в вашу спальню, я постараюсь... Я надеюсь, что мне будет разрешено столько сделать для вас.

Если целыми поколениями мы уберегали мир от знания нашего Знания, то это лишь вследствие его абсолютной неподготовленности. И если, несмотря на данные доказательства, он всё ещё отказывается уступить очевидности, тогда мы в конце этого Цикла ещё раз удалимся в уединение и в наше царство молчания. Мы предложили открыть первоначальную strata человеческого существования, его основную природу и обнажить чудесные сложности его внутреннего Я (нечто никогда не доступное, недосягаемое физиологией или даже психологией) в его конечном выявлении, и доказать это научно. Их не касается, что эти раскопки так глубоки, скалы так круты и остры, что, погружаясь в этот бездонный океан, большая часть из нас погибает в этих опасных исследованиях, ибо мы были ныряющими и пионерами, а люди науки лишь жнут там, где мы сеяли. Это наша миссия нырять и приносить жемчужины Истины на поверхность, их же – очищать и оправлять их в научные драгоценности. И если они откажутся дотронуться до безобразной ракушки, настаивая, что в ней нет и не может быть драгоценной жемчужины, тогда мы ещё раз умоем руки от ответственности перед человечеством. Бесчисленные поколения строил Адепт Храм незыблемых скал, гигантскую Башню Беспредельной Мысли, где обитал Титан и будет, если это нужно, обитать один, выходя из неё лишь в конце каждого цикла пригласить избранных из человечества сотрудничать с ним и помочь ему просветить суеверного человека. И мы будем продолжать эту периодическую работу; мы не позволим смутить нас в наших филантропических попытках до тех пор, пока основание нового мира мысли не будет построено так прочно, что никакое количество противодействия и невежественного лукавства, руководимое Братьями Тьмы, не сможет превозмочь. Но до этого дня окончательного торжества кто-то должен быть принесён в жертву, хотя мы принимаем лишь добровольные. Неблагодарная задача унизила её, привела её к разрушению и страданию и обособлению. Но она получит свою награду в будущей жизни, ибо мы никогда не бываем неблагодарными. Что же касается Адепта – не такого, как я, дорогой друг, но гораздо более высокого, – вы могли бы закончить свою книгу следующими строками из «Бодрствующего Сновидца» Теннисона (вы его не знали):

«Как мог ты знать его? Ты всё ещё находился

В самом узком кругу; он же почти достиг

Последнего, который в сфере белого пламени,

Чистый, без жара, в обширном пространстве

Ввысь разгорается, и эфир черносиний

Облекает все другие жизни...»

Заканчиваю. Затем помните семнадцатое июля..., для вас станет самой возвышенной реальностью. Прощайте.

Искренне ваш К.Х.

Письмо 16

К.Х. – Синнетту

Получено в Бомбее при возвращении в Индию в июле 1881 г.

Спасибо. Эти маленькие вещички оказались очень кстати, и я с благодарностью подтверждаю их получение. Вам следовало бы поехать в Симлу. Дерзайте. Я признаюсь в своей слабости, что хотелось, чтобы вы это сделали. Как я уже говорил вам, мы должны терпеливо ждать результатов книги. Пробелы провоцируют и подвергают «танталовым» мукам, но мы не можем идти против неизбежного. И так как всегда хорошо исправить ошибку, то я это уже сделал и преподнёс «Оккультный Мир» вниманию К-а. Терпение, терпение.

Всегда ваш К.Х.

Письмо 17

К.Х. – Синнетту

Получено в Умбалле, по дороге в Симлу 5 августа 1881 г.

Только что вернулся домой. Писем получил больше, чем у меня охоты отвечать, за исключением вашего письма. Мне нечего особенного сказать, я хочу просто ответить на ваши вопросы: задача, которая может показаться лёгкой, но это в действительности не так, если мы только вспомним, что они в этом подобны божеству, описанному в Упанишадах (Сокамайята бахух сайам праджайтэ еты) – «они любят быть во множестве и размножаться». Во всяком случае, жажда знания никогда не рассматривалась как грех, и вы всегда найдёте меня готовым отвечать на такие вопросы, на которые можно ответить.

Несомненно, я придерживаюсь мнения, что раз наша переписка установлена ради всеобщего блага, то мало пользы будет широким массам, если вы не переплавите учение и идеи, содержащиеся в ней, «в форму очерка», не только по взглядам оккультной философии на творение, но и по всем другим вопросам. Чем скорее вы начнёте «будущую книгу», тем лучше, ибо кто может отвечать за неожиданные инциденты. Наша переписка может вдруг оборваться: препятствие может явиться от тех, кто знает лучше. Их умы, как вы знаете, запечатанные книги для многих из нас, и никакое количество «магического искусства» их не распечатает. Дальнейшие «пособия в размышлении» будут, однако, приходить вовремя, и то немногое, что мне разрешено объяснить, я надеюсь, будет более доступно пониманию, чем «Высшая магия» Элифаса Леви. Неудивительно, что вы находите эту книгу затемнённой, ибо она никогда не предназначалась для непосвящённого читателя. Элифас учился по рукописям Розенкрейцеров (этих рукописей в Европе осталось всего три). В них излагаются наши восточные доктрины, данные Розенкрейцем, который после своего возвращения из Азии одел их в полухристианское одеяние задуманное как защита его учеников от мести духовенства. Нужно иметь ключ к нему, и этот ключ является сам по себе наукой. Розенкрейц учил устно. Сен-Жермен записал благое учение в числах, и эта зашифрованная рукопись осталась у его верного друга и покровителя, доброжелательного германского принца, из дома которого и в чьём присутствии Сен-Жермен совершил свой последний выход домой. Провал, полный провал! Говоря о «цифрах» и «числах», Элифас обращается к тем, кто знает кое-что из Пифагоровых доктрин. Да, некоторые из них, действительно, подводят итог всей философии и включают все доктрины. Исаак Ньютон понимал их хорошо, но удержал это знание при себе ради сохранения собственной репутации, к большому несчастью для писателей «Сэттэрдай Ревью» (Субботнего обозрения) и её современников. Вам как будто эта газета нравится, а мне нет. Как бы она ни была талантливо составлена с литературной точки зрения, газета, представляющая свои столбцы таким непрогрессивным и догматическим идеям, как та, которая мне недавно попалась, должна бы потерять касту среди своих более либеральных собратьев! Она думает, что люди науки «вовсе не являются хорошими наблюдателями» при проявлениях современной магии, спиритизма и других «чудес девяти дней». Но дело следовало бы обставить иначе, добавляет она, ибо, «столь отлично зная границы естественного, они должны были начать с предположения, что то, что они видят или думают, не может быть осуществлено, и вслед за тем искать заблуждение» и т.д. Кровообращение, электрический телеграф, железные дороги и пароходы – все старые споры опять. Они знают «границы естественного»! О, век высокомерия и ментального помрачения! И нас приглашают в Лондон в среду того академического тряпья, чьи предшественники преследовали Месмера и заклеймили Сен-Жермена самозванцем! В природе пока что всё для них секрет. В человеке они знают только скелет и форму; они едва в состоянии обрисовать тропинки, по которым невидимые посланцы, называемые «чувствами», проходят на своём пути к восприятию человека; их школьная наука является рассадником сомнений и предположений; она учит только собственной софистике, заражает своим бессилием, своим пренебрежением к истине, своей ложной моралью и догматизмом, и её представители хотят хвастать, что они знают «границы естественного». Довольно, мой добрый друг, я забываю, что вы принадлежите к этому поколению и являетесь поклонником вашей «современной науки». Её приказы и догматические суждения стоят на одном уровне с папскими «не можем». «Сэтэрдэй Ревью» однако, отпустила нас довольно легко. Не так «Спиритуалист». Бедная, растрёпанная крошка-газета! Вы нанесли ей достойный удар. Теряя медиумистическую почву под ногами, она сражается насмерть за верховенство английского адептства над восточным знанием. Я почти слышу её приглушённый крик: «Если вы поставите нас в неловкое положение, то мы вас, теософов, тоже». Великий «адепт», грозный Дж. К., несомненно, опасный враг. Боюсь, что нашим бодхисатвам однажды придётся сознаться в своём невежестве перед его замечательной учёностью. «Настоящие Адепты, такие, как Готама Будда или Иисус Христос, не окутывали себя тайной, но приходили и говорили открыто» – изрекает наш оракул. Если они так поступали, то это новость для нас, смиренных последователей первого. Готама квалифицируется, как «Божественный Учитель» и в то же самое время, как «Божий посланец» (см. «Спирит». 8 июля»). Будда, оказывается, стал теперь посланцем того, кого он, Санкья К’хучу, драгоценная мудрость, низложил с трона 2500 лет тому назад, подняв завесу над святилищем и показав, что оно пусто. Где этот деревенский адепт учил свой буддизм, я хочу знать? Вам, действительно, следовало бы посодействовать вашему другу мистеру К.К. Мэсси проштудировать вместе с этим лондонским бриллиантом, который так презирает индийское оккультное знание – «Лотос Благого Закона» и «Атма-Буддха» в свете европейского каббализма.

Я «раздосадован непристойными заметками газет?» Несомненно нет. Но я чувствую, что немножко разгневался по поводу кощунственных выражений Дж. К., в этом я сознаюсь. Я было собрался ответить этому надуманному глупцу, но «до сего места и не дальше» повторилось опять. Хобилган, которому я показал этот отрывок, смеялся до тех пор, пока слёзы не заструились по его старым щекам. Когда Старая Леди это прочтёт, один или два кедра в Симле пострадают. Спасибо вам, действительно, за ваше любезное предложение оставить газетные вырезки в моём распоряжении; но я предпочитаю, чтобы вы сами сохранили, так как они могут иметь неожиданную ценность для вас самого по истечении нескольких лет.

На ваше предложение дать торжественное обещание никогда ничего не разглашать без разрешения я в настоящее время не могу дать никакого ответа. По правде говоря, ни его принятие, ни отказ не зависят от меня, так как это был бы беспрецедентный случай – приводить человека из внешнего мира к даче нашей особой формы присяги или обещания; ничто другое не заслужило бы одобрения моего Главы. К несчастью для нас обоих, раз или, вернее, два раза когда-то вы употребили выражение, которое было занесено в запись; и всего три дня тому назад, когда я хлопотал о некоторых привилегиях для вас, эта запись была предъявлена мне весьма неожиданно, я должен сказать. После того, как она была вслух повторена и я увидел эту запись, мне оставалось только подставить так кротко, как только я мог, другую щёку для ещё более неожиданных ударов, наносимых судьбою посредством почтенной руки того, перед кем я так благоговею. Хотя это напоминание казалось мне жестоким, но оно было справедливо, ибо вы в Симле произнесли следующие слова: «Я член Теософического Общества, но никаким образом не теософ». Я не нарушаю доверия к вам, открывая результат моей защитительной речи, так как мне даже советовали так поступить. Приходится нам тогда путешествовать тем же медленным шагом, каким мы двигались до сих пор, или же остановиться сразу и написать «Конец» в конце наших писем. Я надеюсь, что вы предпочтёте первое.

Раз мы заговорили на эту тему, я хочу чтобы вы внушили вашим лондонским друзьям несколько полезных истин, которые они слишком склонны забывать, даже когда их снова и снова напоминают им. Оккультная наука не такая, в которой секреты могут быть сообщены сразу посредством письменных или устных наставлений. Если бы это не было так, то всё, что осталось бы Братьям сделать, это выпустить руководство по данному искусству, которое могло бы преподаваться в школах, как грамматика.

Обычная ошибка людей думать, что мы охотно окружаем себя и наши силы тайной, что мы желаем удержать знание только для себя и по своей же собственной воле «злостно и умышленно» отказываемся его сообщить. Истина та, что до тех пор, пока неофит не достигнет состояния, необходимого до той степени озарения, на которую он имеет право и для которой он годен, большинство, если не все секреты нельзя сообщить. Восприимчивость должна быть равной желанию наставить. Озарение должно прийти изнутри. До этого никакие фокусы-покусы заклинаний или возня с приспособлениями, никакие метафизические лекции и прения, никакие возложенные на себя покаяния не могут дать этого. Всё это лишь средства к концу, и всё, что мы можем делать, это направлять применение таких средств, найденных экспериментальным путём, способствующих достижению цели. И это не является секретом на протяжении тысячелетий. Пост, медитация, чистота мыслей, слов, поступков, молчание в течение некоторых периодов времени, чтобы дать природе возможность самой говорить тому, кто приходит к ней за наставлением; овладение животными страстями и импульсами; полное отсутствие себялюбивых намерений; употребление некоторых курений и окуриваний для физиологических целей – всё это было опубликовано со времени Платона и Ямбликуса на Западе и в более ранние времена наших индусских Риши. Как всё это должно применяться, чтобы соответствовать индивидуальному темпераменту – это, разумеется, дело собственного опыта каждого и бдительной заботы его Наставника или Гуру. Такова в действительности часть прохождения им курса дисциплины, и его Гуру или Инициатор может только помочь ему опытом, но не может сделать ничего больше до последнего и высшего посвящения. Я также придерживаюсь мнения, что мало кандидатов, которые представляют себе, каким неудобствам, каким страданиям и вреду подвергает себя упомянутый Инициатор ради своего ученика. Особые физические, моральные и интеллектуальные условия неофитов и адептов очень разнятся, и это всякий легко поймёт; таким образом, в каждом случае наставнику приходится приспосабливать свои условия к условиям ученика; напряжение здесь ужасное, ибо для достижения успеха мы должны привести себя в полное соотношение с субъектом, находящимся под нашим руководством. И так как чем выше сила адепта, тем меньше у него соответствия с природой профана, часто приходящего к нему насыщенным эманациями грубой толпы, которых мы так опасаемся. И чем дольше он находится в отдалении от этого мира, и чем чище стал он сам, тем труднее возложенная им на себя задача. Затем знание может быть сообщено только постепенно; и некоторые из высочайших тайн, если их сформулировать даже для вашего, хорошо подготовленного уха, прозвучали бы для вас, как безумная тарабарщина, несмотря на всю искренность вашего нынешнего уверения, что «абсолютное доверие пренебрегает недоразумением». Вот истинная причина нашей скрытности. Вот почему люди так часто жалуются, выставляя правдоподобные основания, что никакого нового знания им не сообщалось, хотя они трудились ради этого два, три и более лет. Пусть те, кто действительно хотят знать, оставят всё и приходят к нам, вместо того, чтобы требовать и ожидать, что мы придём к ним. Но как это сделать в вашем мире и атмосфере? «Проснулся грустным утром 18 числа». Так ли? Ну, ну, терпение, мой дорогой брат, терпение. Что-то произошло, хотя вы не сохранили сознания об этом событии, но оставим это в покое. Только, что больше я могу сделать? Как могу я выразить идеи, для которых у вас ещё нет языка? Более утончённые головы получают, подобно вам самому, больше, чем другие, и даже когда они получают дополнительно, это всё же теряется из-за недостатка слов и образов, чтобы запечатлевать наплывающие идеи. Возможно и несомненно вы не знаете, к чему относятся мои слова. Когда-нибудь вы это узнаете, терпение. Давать больше знания человеку, чем он может вместить – это опасный эксперимент, кроме того ещё и другие соображения удерживают меня. Внезапное сообщение фактов, так превосходящих обычные, во многих случаях губительно не только для неофита, но и для тех, кто его непосредственно окружают. Это подобно передаче адской машины или заряженного револьвера с взведённым курком в руки того, кто никогда не видел подобной вещи. Наш случай в точности аналогичен. Мы чувствуем, что время приближается и что мы должны избрать между торжеством Истины и царством Заблуждения и Ужаса. Мы должны допустить немногих избранных к великой Тайне или предоставить бесчисленным гнусным шаммарам увлечь лучшие европейские умы в наиболее безумные и губительные предрассудки – спиритуализм; и мы чувствуем, как будто мы передаём целый груз динамита в руки тех, которых мы стремимся видеть защищающими себя от Братьев Тьмы. Вы любопытствуете, по каким местам я путешествую. Вам хочется больше знать о моей великой работе и миссии. Если бы я вам сказал, вы навряд ли что-либо поняли. Однако, чтобы испытать ваше знание и терпение, я могу ответить на этот раз. Я сейчас прибыл из Сакия-Юнг. Для вас это слово остаётся лишённым смысла. Повторите его перед Старой Леди и понаблюдайте за результатом. Разве вы не думаете, что передавая одной рукой столь нужное и в то же время столь опасное оружие миру, а другой удерживать шаммаров (разрушение, уже произведённое ими, огромно) не думаете ли вы, что мы имеем право останавливаться, выжидать и чувствовать необходимость осторожности, как никогда раньше. Чтобы суммировать – злоупотребление учеником знанием всегда отзывается на Инициаторе; также, думаю я, не знаете вы ещё и того, что, разделяя тайны с другим, Адепт неизменным Законом отсрочивает свой собственный прогресс к Вечному Покою. Может быть то, что я сказал вам сейчас, поможет вам в более истинном понимании вещей и лучше оценить наше взаимное положение. Шатание на пути не приводит к быстрому окончанию пути. Вас должно поразить как труизм, что цена должна быть заплачена за всё, и каждая истина оплачивается кем-то, в этом случае платим мы. Не бойтесь – я готов заплатить мою долю, и так сказал я тем, кто поставил мне этот вопрос. Я вас не покину, также я сам не окажусь менее самоотверженным, нежели бедная вымотанная смертная, которую мы называем Старою Леди. Вышесказанное должно остаться между нами. Я надеюсь, что вы будете рассматривать это письмо, как строго конфиденциальное, так как оно не для опубликования и не для ваших друзей. Я хочу, чтобы о нём знали только вы один. Только, если бы всё это стало более общеизвестным кандидатам на посвящение, я уверен, они были бы более благородны, более терпеливы так же, как и менее склонны к раздражению по поводу того, что они считают нашей воздержанностью и нерешительностью. Немногие обладают вашим благоразумием. Ещё менее тех, кто в состоянии правильно оценить достигнутые результаты. Ваши письма к С.М. не приведут ни к какому результату. Он останется таким же непоколебимым, и ваши труды пропадут даром. Вы не можете убедить его, что + живой Брат, так как это было испробовано и не удалось, если только вы в самом деле не обратите его в популярный экзотерический ламаизм, который рассматривает наших «Бьянг-цзьюбе» и «Чжан-чабс» – Братьев, которые переходят из тела одного великого ламы в другое, как Лха или развоплощённые духи. Помните, что я вам сказал в своём последнем письме о планетных духах. Чжан-чаб (адепт, который в силу своего знания и просветления души изъят из необходимости бессознательного перевоплощения) может по своей воле и желанию вместо воплощения только после телесной смерти воплощаться и повторно при жизни, если он желает. Он обладает властью выбирать для себя новые тела или на этой или на другой планете, пока ещё сам владеет своим старым телом, которое он обычно сохраняет для своих собственных целей. Читайте книгу «Кинти», и вы найдёте в ней эти законы. Е.П.Б. могла бы перевести вам несколько парас, так как она знает их наизусть. Ей можете прочесть настоящее письмо.

Часто ли я смеюсь «над беспомощностью, с которой вы барахтаетесь в темноте»? Решительно нет. Это было бы также нелюбезно и почти так же глупо с моей стороны, как с вашей стороны смеяться над индусом за его ломаный английский язык в округе, в котором ваше правительство не ввело преподавания этого языка. Откуда у вас такая мысль? И откуда другая мысль получить мой портрет? У меня никогда не было их, кроме одного, за целую жизнь: это был плохой ферротип, сделанный в дни студенчества путешествующей художницей, из чьих рук мне пришлось его изъять. Ферротип имеется, но изображение исчезло: нос отлупился и нет одного глаза. Другого нет, чтобы преподнести. Не осмеливаюсь обещать, так как я никогда не нарушаю данного слова. Всё же я попытаюсь когда-нибудь достать вам один.

Цитаты из Теннисона? В самом деле не в состоянии сказать. Какие-нибудь случайные строки, подобранные в астральном свете или в чьём-либо мозгу и запомнившиеся. Я никогда не забываю, что я раз видел или прочёл. Плохая привычка. И до такой степени, что я часто и бессознательно для себя самого нанизываю предложения из случайных слов и фраз перед моими глазами, притом из таких, которые были в ходу сотни лет тому назад или будут употребляться через сотни лет, и всё это в связи с совершенно другими телами. Лень и действительный недостаток времени. Старая Леди на днях назвала меня «пиратом мозгов» и совершателем плагиатов за употребление целого предложения из пяти строк, которые, как она твёрдо убеждена, я, должно быть, стащил из мозгов доктора Уайдлера, так как три месяца спустя она воспроизвела это предложение в его очерке о пророческой интуиции. Я никогда не заглядывал в мозговые клетки этого старого философа. Достал где-то в северном потоке, я не знаю. Пишу это для вашего сведения, я полагаю, это нечто новое для вас. Таким образом может родиться дитя, имеющее черты и величайшее сходство с другим лицом, обитающим за тысячу миль, никакой связи не имевшим с матерью и никогда ею не виденным, но чьё проплывающее изображение запечатлелось в памяти её души в течение сна или даже часов бодрствования на чувствительной фотопластинке живой плоти, которую она носит в себе. Всё же я полагаю, что процитированные строки написаны Теннисоном годы тому назад и были опубликованы. Надеюсь, что эти бессвязные рассуждения и объяснения простительны человеку, который оставался в течение более десяти дней в седле без отдыха. От монастыря Гхаларинг-Чо (где обсуждался и комментировался ваш «Оккультный Мир»). «Небеса заступитесь!» – подумали вы. Я пересёк Хор Па Ла, территорию – «неисследованную область тюркских племён», – говорят ваши карты, не осведомлённые о том факте, что там нет никаких племён; и оттуда – домой. Да, я устал и поэтому закончу.

Ваш верный К.Х.

В октябре я буду в Бутане. У меня к вам просьба: постарайтесь подружиться с Росс Скоттом. Мне он нужен.

Письмо 18

К.Х. – А.О.Хьюму

Написано перед окончательным разрывом в 1881 г.

Мой дорогой сэр!

Если из нашей переписки никогда не получится другой пользы, как только то, что ещё раз будет продемонстрировано, насколько существенно различаются два антагонистических элемента – англичане и индусы – обмен нашими несколькими письмами не будет напрасен. Скорее смешаются масло и вода, чем англичанин, хотя и умный, благородный и искренний, усвоит индусскую эзотерическую мысль, не говоря уже об её эзотерическом духе. Это, конечно, вызовет у вас улыбку. Вы скажете: «Я этого и ожидал». Пусть будет так. Но если так, то это доказывает не более как проницательность мыслящего человека и наблюдательность того, кто интуитивно предчувствует событие, ускоряемое его собственным отношением...

Простите, что приходится откровенно и искренне говорить о вашем длинном письме. Хотя его логика убедительна, благородны некоторые идеи, пылки устремления, всё же оно лежит здесь передо мною, как само зеркало духа века сего, против которого мы боремся всю жизнь! В лучшем случае это безуспешная попытка острого ума, натренированного в приёмах экзотерического мира, осветить и дать суждение об образе жизни и мышления тех, кто для него неизвестен, ибо они принадлежат совсем другому миру, чем тот, с которым он имеет дело. Вы человек с немалым тщеславием. Вы смело можете сказать: «Мой дорогой друг, не говоря обо всём этом, бесстрастно исследуйте своё письмо, взвесьте некоторые свои фразы, и вы ими гордиться не будете». Оцените ли вы когда-нибудь полностью мои побуждения, или превратно поймёте истинные причины, заставляющие меня уклониться в настоящее время от всякой дальнейшей переписки, я всё же уверен, что когда-нибудь вы сознаетесь, что это ваше последнее письмо, облачённое в наряд благородного смирения и признаний «в слабостях и неспособностях, недостатках и безрассудствах», является, несомненно, совершенно бессознательным для вас самих, монументом гордости, громким эхом того высокомерного и властного духа, который скрывается в глубине сердца каждого англичанина. При вашем нынешнем душевном состоянии весьма возможно, даже после прочтения этого ответа, вы вряд ли осознаете, что вы не только не поняли, в каком духе моё письмо было написано, но даже в некоторых случаях не усвоили его истинного смысла. Вы были заняты одной единственной всепоглощающей идеей и, не обнаружив в моём ответном письме прямого ответа на неё, не обдумав и не поняв его применяемости в широком, а не в личном значении, вы сразу же принялись меня обвинять, что я вам дал камень вместо хлеба, которого вы просили! Нет надобности быть юристом в прежних жизнях, чтобы констатировать простые факты. Нет надобности «из чёрного делать белое», когда истина так проста и так легко высказана. Моё замечание «Вы занимаете такую позицию, что если знаток сокровенного знания не будет тратить энергию на ваше зарождающееся общество» и т.д. вы отнесли к себе, тогда как это совершенно не имелось в виду. Это относилось к ожиданиям тех, кто могли захотеть присоединиться к Обществу на определённых условиях, оговорённых заранее, на чём упорно настаивали вы сами и мистер Синнетт. Письмо в целом предназначалось для вас двоих, а это особое выражение относилось вообще ко всем.

Вы говорите, что я «до некоторой степени неправильно понял вашу позицию» и что я «совершенно неправильно истолковал» вас. Это настолько очевидно неверно, что для меня будет достаточно процитировать единственный параграф из вашего письма, чтобы доказать, что это вы являетесь тем, кто совсем «неправильно понял мою позицию» и «совершенно неправильно истолковал меня». Что же другое вы делаете, как не находитесь под ложным впечатлением, когда в своём рвении отречься от того, что вы когда-то мечтали о создании «школы», вы теперь говорите о предполагаемом «Англо-Индийском Филиале»: «он не является моим Обществом... Я понимаю, что вы сами и ваши главы желают, чтобы Общество было образовано, и чтобы я занял в нём один из ведущих постов». На это я ответил, что если и было нашим постоянным желанием распространять на Западном континенте среди передовых образованных классов Филиала Т.О. в качестве возвещателей Всемирного Братства, то в вашем случае этого не было. Мы (Главы и я) совершенно отвергаем идею, что таковы были наши надежды (хотя мы могли желать этого) в отношении проектируемого А.И. Общества. Устремление к братству между нашими расами не встретило ответа, нет! Оно сперва было высмеяно, и таким образом мы отказались от него даже до получения первого письма от Синнетта. С его стороны сначала единственно выдвигалась мысль образовать что-то вроде клуба или «школы магии». Это не являлось нашим предложением, точно также мы не были «составителями этого проекта». Почему же тогда прилагаются такие усилия, чтобы обвинить нас? Это была мадам Б., а не мы, у неё появилась эта идея, и Синнетт был тот, кто её подхватил. Несмотря на её откровенное и честное признание о том, что не будучи в состоянии ухватить основную идею Теософического Общества о Всемирном Братстве, он задался целью лишь культивировать изучение оккультных наук, – признание, которое должно было сразу прекратить всякое дальнейшее домогательство с её стороны, она сперва сумела получить согласие, весьма неохотное, я должен сказать, от своего непосредственного Главы, а затем моё обещание сотрудничать, поскольку мне это возможно. Наконец, через моё посредство она получила согласие высочайшего Главы, которому я передал первое письмо, которым вы меня удостоили. Но это согласие, прошу вас это запомнить, было получено под одним ясно выраженным и неизменным условием, что это новое Общество должно быть основано как Филиал Всемирного Братства, и что некоторым избранным среди его членов, если они согласны подчиниться нашим условиям, вместо того, чтобы диктовать их, будет тогда разрешено приступать к изучению оккультных наук под письменным руководством одного «Брата». Но нам никогда и не снилось создание «рассадника магии». Организация, намеченная мистером Синнеттом и вами, немыслима среди европейцев и она почти невозможна даже в Индии, если вы не приготовились влезать на высоты 18 000 – 20 000 футов среди глетчеров Гималаев. Величайшая, а также наиболее обещающая из таких школ в Европе провалилась весьма знаменательно 20 лет тому назад в Лондоне. Это была тайная школа магии, на практике основанная под названием «клуба» дюжиной энтузиастов под руководством отца лорда Литтона (романист Бульвер). Он собрал для этой цели наиболее рьяных и предприимчивых, а также наиболее выдающихся учёных по месмеризму и «церемониальной магии», таких как Элифас Леви, Регазони, копт Зергван-Бей. И всё же в пагубной атмосфере Лондона «клуб» пришёл к преждевременному концу. Я посетил его с полдюжины раз и почувствовал с самого начала, что в нём ничего не было и не могло ничего быть. И это тоже является причиной, почему Британское Т.О. на деле не прогрессирует ни на шаг. Они являются Всемирным Братством только по названию и, в лучшем случае, тяготеют к Квиетизму – к окончательному параличу души. Они чрезвычайно эгоистичны в своих устремлениях и получают плоды собственного эгоизма. Не мы начали переписку по этому вопросу. Это был мистер Синнетт. Он по собственному побуждению адресовал одному «Брату» два длинных письма, даже до того, как мадам Б. получила разрешение или обещание от кого-либо из нас отвечать ему. Она даже не знала, кому из нас надо доставить его письмо. Так как её Руководитель категорически отказался переписываться, она обратилась ко мне. Движимый уважением к ней, я согласился на то, чтобы она сообщила вам всем моё сокровенное тибетское имя и ответил на письмо вашего друга. Затем пришло ваше письмо так же неожиданно. Вы даже не знали моего имени! Но ваше первое письмо было такое искреннее, дух его так обещающ, возможности, открываемые этим письмом для служения Общему Благу, казались такими великими, что если я после его прочтения и не воскликнул: «Эврика!» и не забросил сразу своего Диогеновского фонаря в кусты, то только потому, что слишком хорошо знал человеческую и, вы меня простите, западную натуру. Тем не менее я отнёс его нашему уважаемому Главе. Однако всё, что я мог от Него получить, было разрешение на временную переписку с тем, чтобы дать вам полностью высказаться, выявить ваши намерения прежде, чем давать определённые обещания. Мы не боги, и даже они, наши Главы, они надеются. Бездонна, неизмерима человеческая натура, и ваша, возможно, более такова, чем у других мне известных людей. Ваше последнее письмо явилось, несомненно, если и не целым откровением, то, по меньшей мере, очень ценным добавлением к моему запасу наблюдений над характерами обитателей Запада, особенно над характерами современных высоко интеллигентных англо-саксов. Но оно действительно явилось бы откровением для мадам Б., которая не видела его (и по различным причинам оно и лучше, что она не видела), ибо это могло бы в значительной степени сбить её самонадеянность и веру в собственную наблюдательность. Я бы мог, между прочим, доказать ей, что она настолько же ошибалась в отношении позиции мистера Синнетта в этом деле, сколько ошиблась в вас. И притом я, никогда не имевший привилегии быть персонально знакомым с вами, как она, знал вас гораздо лучше, чем она. Я заранее предсказал ей ваше письмо. Вместо того, чтобы обойтись совсем без общества, она предпочла сперва создать общество на любых условиях с тем, чтобы потом попытать в нём удачу. Я предупредил её, что вы не такой человек, чтобы подчиниться каким-либо условиям, кроме своих собственных, и что вы не сделаете ни шага к тому, чтобы основать организацию, как бы велика и благородна она ни была, если сперва вы не получите доказательства, которые нами даются только тем, кто в течение многолетних испытаний оказались вполне заслуживающими доверия. Она восставала против моей точки зрения и уверяла, что если я вам дам одно безупречное доказательство оккультных сил, вы будете удовлетворены, тогда как Синнетт не будет. И теперь, когда вы оба получили такие доказательства, каковы же результаты? В то время, как мистер Синнетт верит и никогда в этом не раскается, вы позволили своему уму постепенно наполниться отвратительными сомнениями и наиболее оскорбительными подозрениями. Если вы будете так любезны, что припомните мою первую краткую записку из Джелума, вы поймёте, что я тогда подразумевал, говоря, что вы найдёте свой ум отравленным. Вы меня тогда неправильно поняли, как и всегда впоследствии, ибо в этой записке я не имел в виду письмо полковника Олькотта в «Бомбейской Газете», а ваше собственное состояние ума. Был ли я не прав? Вы не только сомневаетесь в отношении «феномена с брошью», но вы категорически не верите в него. Вы сказали мадам Б., что она, может быть, является одною из тех, которые считают, что хорошая цель оправдывает плохие средства, и вместо того, чтобы обрушить на неё всё то презрение, какое подобное действие должно вызвать в человеке с такими высокими принципами, как ваши, вы уверяете её в вашей неизменной дружбе. Даже ваше письмо ко мне полно тем же духом подозрения и то, чего вы не простили бы самому себе – преступление обмана, вы стараетесь уверить себя, что вы простили бы в другом человеке. Мой дорогой сэр, это странные противоречия! После того, как вы оказали мне свою благосклонность серией бесценных нравоучительных рассуждений, советов и проявлений истинно благородных чувств, вы, может быть, разрешите и мне в свою очередь преподнести вам на эту тему идеи смиренного апостола Истины, безвестного индуса. Так как человек является творением, родившимся со свободной волей и обладающим рассудком, откуда у него возникают понятия о добре и зле, то он сам по себе не представляет собою нравственного совершенства. Понятие о нравственности вообще прежде всего связано с целью и побуждением и только затем со средствами и приёмами действия. Отсюда вытекает, что если мы не называем и никогда не назовём нравственным человека, который, следуя правилу одного знаменитого деятеля религии (Лойола), пускает в ход нехорошие сравнения во имя доброй цели, то насколько менее в нашей оценке будет иметь право называться нравственным такой человек, который применяет благовидные средства для достижения недоброй презренной цели? И, в соответствии с вашей логикой, раз вы признаётесь в таких подозрениях, мадам Б. должна быть помещена в первую категорию, а я – во вторую, ибо если вы до некоторой степени оправдываете её из-за отсутствия улик, то в отношении меня у вас нет таких излишних предосторожностей, и вы недвусмысленно обвиняете меня в создании системы обмана. Аргумент, употребляемый в моём письме в отношении «одобрения самоуправления», вы оцениваете, как «очень низкие побуждения»; и к этому вы добавляете следующее решительное и прямое обвинение: «Вы не нуждаетесь в этом Филиале (Англо-Индийском) для работы... Вам он нужен только как приманка для вашей туземной братии. Вы знаете, что он будет поддельным, но будет выглядеть, как настоящий» и т.д. Это прямое решительное обвинение. На меня указано как на виновного в преследовании безнравственной цели посредством низких, заслуживающих порицания средств, т.е. притворстве.

Не пришло ли вам в голову при составлении этого обвинения, что так как проектируемая организация имела в виду нечто более величественное, благородное и более важное, чем только удовлетворение желаний одного единственного лица, хотя и достойного, а именно, в случае успеха способствовать благосостоянию целой завоёванной нации, то возможно, что то, что вашей личной гордости кажется «низким побуждением», в конце концов есть ни что иное, как напряжённые поиски средств, которые могли бы стать спасением для целой страны, лишённой доверия и всегда подозреваемой, средств, превращающих завоевателя в покровителя! Вы гордитесь тем, что вы «патриот», а я не горжусь этим, ибо учась любить страну, человек более приучается любить всё человечество. Недостаток того, что вы называете «низкими побуждениями», в 1857 году послужил причиной того, что мои соотечественники были сметены пушками ваших соотечественников. Так почему же мне не представить себе, что настоящий филантроп считал бы устремлением к лучшему взаимопониманию между правительством и народом Индии очень похвальным, а не низким? Вы говорите: «Всё, что я ни сделал бы для знания и философии, на которой оно основано, если оно не полезно человечеству, не сделало бы меня более полезным своему поколению» и т.д. Но когда вам предлагают средства, чтобы делать такое добро, вы отворачиваетесь с пренебрежением и язвите нас «приманками» и «подделками»! Противоречия, содержащиеся в вашем письме, действительно удивительны. А затем вы от всего сердца смеётесь по поводу мысли о «награде» и «одобрении» со стороны других. «Награда, которую я ожидаю, – вы говорите, – это заслужить моё собственное самоодобрение», самоодобрение, которое так мало заботится об утвердительном приговоре лучшей части общества, которому благие деяния и подвиги служат высокими идеалами и наиболее сильными побудителями к соревнованию в добре, такое самоодобрение мало чем отличается от гордого, заносчивого эгоизма. Это выше всякой критики «apres moi – le deluge!» (после нас хоть потоп!), – восклицает француз с его обычным легкомыслием. «Прежде, чем был Иегова, Я есмь!» – говорит Человек – идеал каждого современного мыслящего англичанина. Чувствуя удовлетворение при мысли, что я послужил средством к доставлению вам так много веселья, а именно тем, что просил вас набросать общий план учреждения А.И. Филиала, я всё же должен опять сказать, что ваш смех был преждевременным, поскольку вы ещё раз неправильно поняли меня. Если бы я вас просил помочь выработать систему преподавания оккультных наук или план «школы магии», тогда приведённый вами пример о невежественном мальчике, которого просили разработать «трудную для понимания проблему о движении газа внутри другого газа», мог бы пригодиться. Но в данном случае ваше сравнение не соответствует, и его ирония никого не задевает, так как моё упоминание этого предмета относилось только к общему плану и внешней администрации проектируемого Общества, но не имело ни малейшего отношения к изучению эзотеризма; моё упоминание относилось к филиалу Всемирного Братства, но не к «школе магии», причём учреждение первого является «условием, без которого нельзя обойтись», для последнего. Безо всякого сомнения, в таких делах, как это, т.е. в организации А.И. Филиала, который должен формироваться из англичан и предназначен служить связующим звеном между британцами и туземцами (при условии, что те, кто хотят получить долю тайного знания, являющегося наследием детей этой страны, должны быть готовы жаловать этих туземцев, по крайней мере, некоторыми привилегиями, в которых им отказано), вы, англичане, гораздо больше компетентны в составлении общих планов, чем мы. Вы знаете, какие условия вам приемлемы и какие неприемлемы, чего мы можем не знать. Я у вас просил набросок плана, а вы вообразили, что я добиваюсь вашего содействия в наставлениях по духовным наукам! Весьма несчастливое недоразумение, и всё-таки мистер Синнетт, кажется, понял моё желание с первого взгляда.

Опять вы кажетесь обнаруживающим незнакомство с индусским умом, когда говорите: «Из десяти тысяч туземных умов ни один не готов в такой степени к пониманию и усвоению трансцендентальной истины, как мой». Однако, вы весьма можете быть правы, думая, что «среди английских учёных даже не наберётся полдюжины, чей ум более способен к восприятию этих элементарных принципов (оккультного знания), чем мой» (ваш); но вы ошибаетесь в отношении туземцев. Индусский ум особенно отличается способностью к быстрому и ясному восприятию наиболее трансцендентальной, наиболее глубокой метафизической истины. Некоторые из наиболее необразованных индусов с первого взгляда ухватят то, что очень часто ускользнёт от лучшего Западного метафизика. Вы, может быть, и безо всякого сомнения, являетесь выше стоящими нас в любой отрасли физического познания, но в духовных науках мы были, есть и всегда будем вашими учителями.

Но разрешите мне спросить вас, что могу я, полуцивилизованный туземец, думать о милосердии, скромности и любезности человека, принадлежащего к вышестоящей расе – человека, которого я знаю, как великодушного, справедливого и отзывчивого в большинстве случаев его жизни, когда он с плохо скрываемым презрением восклицает: «Если вам нужны слепо бросающиеся вперёд люди, незадумывающиеся о конечных результатах (я никогда этого не говорил), держитесь за ваших Олькоттов, но если вам нужны люди высшего класса, чьи мозги должны эффективно работать для вашего дела, помните...» и т.д. Мой дорогой сэр, нам не нужны слепо бросающиеся вперёд люди; также мы не собираемся бросать испытанных друзей, которые скорее готовы прослыть дураками, чем открыть то, что они узнали, дав торжественную клятву никогда не открывать, если на то не будет разрешения, даже для привлечения людей самого высшего класса; также мы не особенно озабочены привлечением кого-либо к нашей работе, за исключением тех случаев полной добровольности. Мы нуждаемся в верных и бескорыстных, в бесстрашных доверчивых душах и охотно оставляем людей «высшего класса» и более высокие интеллекты – пусть сами нащупывают путь к Свету. Такие только будут смотреть на нас, как на подчинённых.

Верю, что эти несколько цитат из вашего письма и откровенные ими вызванные ответы являются достаточными, чтобы показать, как далеко мы находимся от чего-либо подобного entente cordiale[23]. Вы проявляете свирепый воинственный дух и желание (простите меня) сражаться с тенями, вызванными вашим собственным воображением. Я имел честь получить от вас три длинных письма, прежде чем еле успел в общих выражениях ответить на ваше первое письмо. Я никогда категорически не отказывался исполнять ваши желания; до сих пор я всегда отвечал на ваши вопросы. Как вы могли знать, что будущее вам уготовило, если вы бы подождали одну неделю? Вы приглашаете меня на совещание, как видно только для того, чтобы указать мне недостатки, слабые места нашего образа действий и причины нашего предполагаемого провала в отвращении человечества от путей зла. В своём письме вы без обиняков демонстрируете, что являетесь началом, серединой и концом закона для себя. Тогда зачем вам вообще беспокоить себя писанием мне? Даже то, что вы называете «Парфянской стрелой» (стрела, пущенная назад уезжающим всадником), никогда не предназначалось в качестве таковой. Отнюдь не я, который не в состоянии достичь абсолютного добра, стану умалять и недооценивать относительное добро. Ваши «птички», без сомнения, раз вы в этом уверены, совершили много добра на своём пути, и мне, конечно, не снилось кого-либо оскорблять замечанием, что человеческая раса и её благосостояние является не менее благородным предметом изучения и не менее желательным, чем орнитология. Но я не совсем уверен, что ваше прощальное замечание о том, что мы в целом не являемся неуязвимыми, было совершенно свободно от такого духа, который воодушевлял отступающих парфян. Как бы то там ни было, но мы довольны той жизнью, какую ведём, неизвестные и нетревожимые цивилизацией, которая покоится исключительно на интеллекте. Также мы ничуть не тревожимся о возобновлении наших древних искусств и высокой цивилизации, ибо они так же несомненно вернутся в своё время и в более высоком состоянии, как и в своё время в прошлом явились плезиозавры и мегатерии. Мы имеем слабость верить в постоянно повторяющиеся циклы и надеемся ускорить воскресение того, что минуло. Этому мы не смогли бы воспрепятствовать, даже если бы хотели. «Новая цивилизация» будет детёнышем старой, и нам остаётся только предоставить вечному закону действовать, чтобы заставить наших покойников выйти из могил; всё же мы, несомненно, озабочены, чтобы ускорить наступление этого желательного события. Не бойтесь, хотя мы «суеверно цепляемся за останки прошлого», наше знание не исчезнет из поля зрения человека. Оно – «дар богов» и притом самая драгоценная из всех реликвий. Держатели Сокровенного Света не для того шли через века, чтобы очутиться разбившимися на скалах современного скептицизма. Наши рулевые слишком опытные моряки, чтобы давать нам повод опасаться такого бедствия. Мы всегда найдём добровольцев для замены усталых часовых и, как бы ни был плох мир в его нынешнем состоянии переходного периода, всё же он может время от времени снабдить нас несколькими людьми. Вы «не предлагаете дальнейшей движения в этом деле», если мы «не подадим сигналов к дальнейшему»? Мой дорогой сэр, мы исполнили наш долг: мы ответили на ваше обращение и теперь предлагаем не делать дальнейших шагов. Мы, немного изучившие этику Канта, анализировали её довольно тщательно и пришли к заключению, что взгляды даже такого великого мыслителя на ту форму долга, которая определяет метод добродетельного поступка – несмотря на его одностороннее утверждение о противном – не соответствуют полному определению необусловленного абсолютного принципа нравственности, как мы его понимаем. И эта Кантовская нота звучит по всему вашему письму. Вы так любите человечество, – говорите вы, – что откажетесь от самого «Знания», если ваше поколение не сможет им пользоваться. И всё же это филантропическое чувство, кажется, даже не внушает вам милосердия к тем, кого вы рассматриваете, как ниже стоящих по умственным способностям. Почему? Просто потому, что филантропия, которой хвастают западные мыслители, лишена характера универсальности, то есть она никогда не была установлена на прочном основании нравственного универсального принципа, никогда не поднималась выше теоретических рассуждений; среди вездесущих протестантских проповедников она является только случайным проявлением, но не признанным законом. Даже самый поверхностный анализ покажет, что не более, чем любой другой эмпирический феномен в человеческой натуре, филантропия не может быть принята за абсолютный стандарт нравственной активности, то есть не может быть принята, как производящая эффективное действие. По своей эмпирической натуре такого рода филантропия подобна любви, но носит характер случайности, исключительности и, как таковая, имеет эгоистичные предпосылки и влечения, то она несомненно не способна обогреть своими благодатными лучами всё человечество. Я считаю, что здесь кроется секрет духовного банкротства и бессознательного эгоизма нашего века. И вы, в других отношениях хороший и мудрый человек, бессознательно для вас самих являете тип этого духа и не способны понять наши идеи об обществе, как Всемирном Братстве. Потому вы и отворачиваете своё лицо от него.

Ваша совесть, – говорите вы, – восстаёт против того, чтобы быть «подставным лицом, куклой для двух или более десятков дёргателей за верёвочку». Что вы о нас знаете, раз вы не видите нас? Что вы знаете о наших целях, о нас, о ком вы не можете судить? Вы требуете странных доказательств. И действительно ли вы полагаете, что вы «узнали» бы нас или сколько-нибудь проникли в наши «намерения и цели», если бы вы увидели меня лично? Боюсь, что без подобного опыта в прошлом, даже ваши природные наблюдательные способности, как бы они ни были остры, должны бы быть признаны более чем бесполезными. Да, мой дорогой сэр, даже наши Невидимые посредники и помощники могут оказаться не под силу самому проницательному политическому резиденту; и ни один ещё не выслежен или опознан; а их месмерические силы не высочайшего порядка. Какие подозрения вы бы ни питали по поводу деталей «броши», в этом деле имеется одна важная черта, которую ваша проницательность уже подсказала вам, – что это можно объяснить только предположением, что некая более сильная воля заставила миссис Хьюм думать именно об этом предмете, а не о другом. И если уж мадам Б., болезненной женщине, приписываются такие силы, то как вы можете вполне быть уверены, что вы сами не поддадитесь тренированной воле, в десять раз сильнее, чем её? Я мог бы прийти к вам завтра, водвориться в вашем доме, как приглашённый, и целиком владеть вашим умом и телом в течение 24-х часов, и вы ни на миг этого не осознали бы. Я могу быть хорошим человеком, но я также мог бы быть, почём вы знаете, и злым, составляющим заговоры и глубоко ненавидящим вашу белую расу, ежедневно унижающую мой народ, и отомстить вам, одному из лучших представителей этой расы. Если бы применять силы одного только экзотерического месмеризма, то есть той силы, которой могут с одинаковым аспектом овладеть как хорошие, так и плохие люди, даже тогда навряд ли вы избегли ловушек, расставленных для вас, если человек, которого вы пригласили, оказался бы хорошим месмеризатором, ибо вы являетесь чрезвычайно податливым в этом отношении субъектом с физической точки зрения. «Но моя совесть, но моя интуиция!» – вы можете возражать. В таком случае, как со мной – помощи мало. В то время ваша интуиция заставила бы вас чувствовать всё, за исключением того, что в действительности было; а что касается вашей совести, вы разве считаете кантовское её определение правильным? Вы, вероятно, верите также, как и он, что при всяких обстоятельствах, и даже при полном отсутствии религиозных понятий, даже без строго определённых понятий о том, что хорошо и что плохо, человек всегда имеет верное руководство в своём собственном внутреннем моральном понимании – совесть? Величайшая ошибка! При всём огромном значении этого морального фактора, он имеет один радикальный недостаток. Совесть, как уже было сказано, можно приравнять к тому демону, к чьим велениям так внимательно прислушивался Сократ и которым он так быстро подчинялся. Подобно этому демону, совесть может случайно сказать нам, чего мы не должны делать. Однако, она никогда не направляет нас к тому, что нам следовало бы делать, а также не даст определённой цели нашей деятельности. И ничто не может быть более легко усыплено и даже парализовано, как эта самая совесть, если за это возьмётся тренированная, более сильная воля, чем у обладателя совести. Ваша совесть никогда не скажет вам, является ли месмеризатор истинным адептом или очень ловким шарлатаном, раз он переступил ваш порог и овладел контролем над вашей аурой. Вы говорите о воздержании от всего, за исключением невинного занятия вроде коллекционирования птиц, чтобы не было создания другого чудовища – Франкенштейна... Как воля, так и воображение создаёт. Подозрение является наиболее мощным вызывающим агентом воображения... Берегитесь! Вы уже зачали в себе зародыш будущего уродливого чудовища, вместо осуществления ваших чистейших и высочайших идеалов, вы можете в один день вызвать призрак, который, загородив все пути к Свету, оставит вас в ещё большем мраке, чем вы были прежде. И не будет он вам давать покоя до конца ваших дней.

Опять выражаю надежду, что моя прямота не будет для вас оскорбительна, я остаюсь, дорогой сэр, как всегда,

ваш покорный слуга Кут Хуми Лал Синг.

Письмо 19

К.Х. – Синнетту

Получено в Симле осенью 1881 г.

Я предвидел, что теперь происходит. В моём письме из Бомбея я советовал бы вам быть осторожным в отношении того, чтобы поставить С.М. в известность о <+> и о его собственном медиумизме. Я советовал рассказать ему только самую суть сказанного мною. Когда, наблюдая вас в Аллахабаде, я увидел, что вы для него подготовляете обильные выдержки из моего письма, я опять предвидел опасность, но не вмешался по некоторым причинам. Одна из них та, что я верю в наступление времени, когда необходимость обеспечить социальные и моральные устои потребует, чтобы кто-нибудь из Теософического Общества сказал бы правду, обрушись хотя бы на него Гималаи. Однако, разоблачение горькой истины должно производиться с величайшим благоразумием и осторожностью; и я вижу, что вместо приобретения друзей и сторонников из лагеря филистимлян по ту или по эту сторону океана, многие из вас и вы сами тоже создаёте только врагов тем, что слишком много значения придаёте мне и моим личным взглядам. На той стороне раздражение велико, и вы скоро увидите его вспышки в журнале «Свет» и других местах; и вы скоро потеряете С.М. Обильные выдержки сделали своё дело, ибо они были слишком обильны. Никакая сила, ни человеческая, ни сверхчеловеческая не в состоянии открыть глаза С.М. Бесполезно было раскрывать их насильно. На этой стороне ещё хуже. Добрые люди в Симле не склонны к метафорам, и аллегории не более пристанут к их коже, чем вода к перьям гуся. Кроме того, никому не нравится, когда говорят, что от него «плохо пахнет», и шутка, извлечённая из одного замечания, тем не менее полная глубокого психологического значения, нанесла неизгладимый вред там, где иначе Теософическое Общество могло бы приобрести более чем одного новообращённого... Я должен ещё раз вернуться к письму.

Главным основанием для жалобы против меня служит факт, что моё сообщение заключает в себе

а) какой-то вызов к С.М. доказать, что <+> есть «дух»;

б) я серьёзно обвинён вашим другом в попытке сделать из <+> лжеца.

Теперь я могу объяснить, но не извиняться. Я действительно подразумевал и то и другое, но только я имел в виду вас, т.е. того, кто просил меня об этой информации, и ни в коем случае его. Он не доказал своей правоты, чего я и не ожидал от него, так как его утверждение целиком основано на его собственном голословном заявлении, основанном на непоколебимой вере в его собственные впечатления. С другой стороны, я легко бы мог доказать, что <+> вовсе не является развоплощённым духом, если бы у меня не было причины не делать этого в настоящее время. В моём письме я очень тщательно подбирал слова, чтобы дать вам немного взглянуть на истину, и в то же время ясно дал вам понять, что не имею права разглашать «секреты одного Брата». Но, мой добрый друг, я никогда ни словом не обмолвился о том, кто он, и что такое он. Возможно, я мог бы посоветовать вам судить о <+> по некоторым приписываемым ему писаниям, ибо более счастливее, чем Иов, наши «враги» всё ещё «пишут книги». Они очень любят диктовать «вдохновительные» проповеди и тут их можно поймать в западню собственного красноречия. И кто из наиболее мыслящих спиритуалистов, читавших полное собрание сочинений, приписываемых <+> осмелится бы утверждать, что за исключением нескольких весьма замечательных страниц, остальное не выше того, что С.М. сам мог бы написать, и гораздо лучше? Будьте уверены, что ни один смышлёный, умный и правдивый медиум не нуждается в «вдохновении» от развоплощённого «Духа». Истина устоит даже без вдохновения от Богов или Духов или, ещё лучше, устоит наперекор им всем. «Ангелы», в общем случае, нашёптывают ложь и увеличивают запас суеверий.

Мне несколько неприятно, что я должен воздержаться от того, чтобы сделать приятное К.К.Мэсси. Я не воспользуюсь его «полномочием» и не выполню его желания, и я решительно отказываюсь «сообщить его секрет», так как этот секрет такого свойства, что стоит на его пути к адептству и не имеет никакого отношения к его характеру. Эта информация предназначается только для вас в ответ на ваш удивлённый вопрос, имеются ли какие-либо препятствия к моим сношениям с ним и к моему водительству, направляющему его к Свету, но эта информация ни в коем случае не предназначается для его ушей. У него могут быть одна-две страницы из истории его жизни, которые он хотел бы предать забвению, но его верный добросовестный инстинкт наделяет его преимуществом и ставит гораздо выше многих людей, кто остаются чистыми и добродетельными только потому, что никогда не знали, что такое искушение. С вашего любезного разрешения я воздержусь от продолжения. В будущем, мой дорогой друг, нам придётся ограничить себя исключительно философией и избегать семейных сплетен. Иметь дело со скелетами в семейных тайниках иногда более опасно, чем даже с грязными тюрбанами, мой прославленный и дорогой друг. И не позволяйте вашему слишком чувствительному сердцу обеспокоиться или вашему воображению повести вас к предположению, что какое-либо из сказанных мною слов предназначалось вам в упрёк. Мы, полудикие азиаты, судим о человеке по его побуждениям, а ваши побуждения были хороши и искренни. Но вы должны помнить, что проходите трудную школу и имеете дело с миром, чрезвычайно отличающимся от вашего мира. Особенно вам следует помнить то, что малейшая причина, хотя бы случайно созданная и по каким бы то ни было побуждениям не может быть уничтожена, и течение её следствий не может быть пресечено даже миллионами богов, демонов и людей вместе. Поэтому вам не следует считать меня слишком придирчивым, когда говорю, что вы всё более или менее неблагоразумны и даже неосторожны; последнее слово приложимо пока что к одному из членов. Следовательно, вы, может быть, поймёте, что ошибки X. Стиль Олькотта более лёгкого аспекта, чем это кажется с первого взгляда, если даже англичане, значительно смышлёные и опытные в мирских делах, также подвержены ошибкам. Ибо вы совершали ошибки индивидуально и коллективно, как это будет обнаружено в ближайшем будущем, и ведение дел и успех Общества окажутся более затруднёнными, поскольку никто из вас не захочет сознаться в своих ошибках. Также у вас нет такой готовности, как у него, следовать даваемым советам, несмотря на то, что этот совет каждый раз основан на предвидении надвигающихся событий, даже в таких случаях, когда предсказано в выражениях, не всегда соответствующих «должной высоте» Адепта, каким он должен бы быть в вашем представлении.

Вы можете рассказать Мэсси, что я сейчас о нём говорил, и указать причины. Вы можете, но не советовал бы вам прочитать это письмо мистеру Хьюму. Но я очень настаиваю на осторожности с вашей стороны более, чем когда-либо. Несмотря на чистоту ваших побуждений, Коган может в один день обратить внимание на результаты, а они угрожают стать слишком бедственными, чтобы их не увидеть. Нужно оказывать постоянное давление на членов Юго-восточного Общества, чтобы они придерживали свой язык и энтузиазм. Тем не менее общественное мнение проявляет увеличивающийся интерес в отношении вашего Общества и, может быть, вам скоро придётся определять вашу позицию более ясно. Очень скоро мне придётся предоставить вас самому себе в течение трёх месяцев. Начнётся ли это в октябре или январе, будет зависеть от импульса, данного Обществу, и его развития.

Я чувствовал бы себя лично обязанным вам, если бы вы согласились просмотреть поэму, написанную Падшахом и высказать о ней своё мнение. Я полагаю, что она слишком длинна для теософического журнала и её литературные достоинства не совсем оправдывают претензии авторов. Однако, я представляю вашему более компетентному мнению. Я позабочусь, чтобы журнал в этом году был более успешен, чем до сих пор. Совет провести «Великого Инквизитора» – мой, ибо его автор, над которым уже была простёрта рука смерти, когда он его писал, дал наиболее сильное и правдивое описание Ордена Иезуитов, чем кто-либо до него. В этом произведении заключён великий урок для многих, и даже вы могли бы извлечь из него пользу.

Мой дорогой друг, вы не должны испытывать удивление, если я вам скажу, что чувствую уныние и утомление от моей перспективы. Боюсь, что у вас не хватит терпения дождаться того дня, когда будет мне разрешено удовлетворить вас. Века тому назад в Индии создавались известные правила, по которым надо было строить свою жизнь. Все эти правила теперь стали законом. Нашим предтечам приходилось узнавать всё самим, им была дана только основа. Мы предлагаем заложить такую основу и для вас, но вы не соглашаетесь принять что-либо меньшее, чем завершённое здание, чтобы вступить в обладание им. Не обвиняйте меня в равнодушии или в пренебрежении, если вы некоторое время не получите от меня ответа. Очень часто мне нечего вам сказать, ибо вы задаёте вопросы, на которые я не имею права отвечать.

На этом я должен закончить, так как время моё ограничено и у меня имеется другая работа.

Искренне ваш К.Х.

Алкогольная атмосфера в вашем доме ужасна.

Письмо 20

К.Х. – Хьюму

Получено в Симле осенью 1881 г.

Конфиденциальное сообщение К.Х. о Старой Леди.

Я с болью сознаю факт, что обычная непоследовательность её утверждений в особенности, когда она взволнована, и странное поведение, по вашему мнению, делают её весьма нежелательной передатчицей наших сообщений. Тем не менее, любезные Братья, вы, может быть, взглянете на неё совсем другими глазами, если узнаете истину, если вам скажут, что этот неуравновешенный ум, кажущаяся нелепость её речей и идей, её нервное возбуждение, короче говоря – всё, что считается нарушающим спокойствие трезво мыслящих людей, чьи понятия о сдержанности и манерах шокированы странными вспышками её темперамента, и что вам так противно, если вам скажут, что она ни в чём этом не виновата. Несмотря на то, что ещё не пришло время посвятить вас целиком в эту тайну, что вы ещё не подготовлены к пониманию великой тайны, даже если вам её расскажут – всё же, вследствие причинённой по отношению к ней великой несправедливости и обиды, я уполномочен разрешить вам заглянуть по ту сторону завесы. Это её состояние тесно связано с её оккультной тренировкой в Тибете и вызвано тем, что она одинокой послана в мир, чтобы постепенно подготавливать путь других. После почти столетних бесплодных поисков Нашими Главами пришлось использовать единственную возможность посылки европеянки на европейскую почву, чтобы создать связующее звено между их страной и нашей. Вы понимаете? Разумеется, нет. Тогда, пожалуйста, вспомните то, что она пыталась объяснить, и что вы довольно сносно от неё усвоили, а именно факт семи принципов совершенного человеческого существа. Ни один мужчина или женщина, если только они не являются посвящёнными «пятого круга», не может покинуть область Бод-Ласа и возвратиться обратно в Мир весь целиком, если можно так выразиться. Самое меньшее, одному из его сателлитов приходится остаться по двум причинам: первая, чтобы образовать необходимое связующее звено, провод передач; вторая, как лучшую гарантию, что некоторые вещи никогда не будут разглашены. Она не является исключением из правила; вы видели другой пример – человека с большим интеллектом, и теперь его считают весьма эксцентричным. Поведение и статус остальных шести зависят от врождённых качеств, психофизиологических особенностей данного лица, особенно от унаследованных идиосинкразий, которые современная наука именует «атавизмом». Поступая согласно с моими желаниями, мой брат М. сделал вам через неё предложение, если вы помните. Вам надо было только принять это предложение, и в любое время, по вашему желанию, вы могли бы на час или более иметь подлинную возможность для беседы, вместо того, чтобы иметь дело с психическим калекой. Вчера это была его ошибка. Ему не следовало посылать её относить послание к мистеру Синнетту в таком состоянии, в каком она была. Но считать её ответственной за её чисто физиологическое возбуждение и дать ей видеть ваши презрительные улыбки, было бы положительно грешно. Простите меня, уважаемые братья и господа, за моё откровенное высказывание. Я поступаю только так, как вы сами об этом просили в своём письме. Я побеспокоился, чтобы установить «дух и значение» того, что всё было сказано и сделано в комнате мистера Синнетта. И хотя я не имею права «осуждать» вас, так как вы не знали истинного положения вещей, всё же я не могу поступить иначе, как высказать сильное неодобрение всему тому, что, каким бы отполированным оно ни было снаружи, всё же является жестокостью даже при самых обычных обстоятельствах.

* * *

Письмо 21

К.Х. – Синнетту

Получено в октябре 1881 г.(?)

Мой дорогой друг!

Вашу записку получил. То, что вы в ней пишете, показывает, что вы испытываете некоторую боязнь о том, что замечания мистера Хьюма могут меня обидеть. Будьте спокойны, пожалуйста, я никогда не обижусь. Не содержание его замечаний меня досаждает, а то упорство, с каким он проводит свою линию аргументации, которая, я знаю, чревата вредными последствиями. Это argumentum аd hominum[24], возобновлённое и продолженное с того места, где мы его остановили в прошлом году, было крайне мало пригодно на то, что бы отклонить Когана от его принципов или вынудить его на желательные уступки. Я опасался последствий, и мои опасения были очень обоснованы, уверяю вас. Пожалуйста, уверьте м-ра Хьюма в моей личной симпатии к нему и уважении и передайте ему мой дружеский привет. Но я в течение следующих трёх месяцев не буду иметь удовольствия «подхватить» ещё что-либо из его писем или ответить на них. Так как ничто из первоначальной программы Общества ещё не исполнено, и я не питаю надежды, что что-либо будет сделано в ближайшем будущем, то мне приходится отказаться от намеченной поездки в Бутан, и моё место займёт Брат М. Мы уже дожили до конца сентября, и ничто не может быть сделано к 1-му октября, что оправдало бы мою настойчивость в желании отправиться туда. Мои главы особенно желают, чтобы я присутствовал на наших новогодних празднествах в феврале следующего года, и чтобы быть подготовленным к этому, я должен воспользоваться этими тремя месяцами. Поэтому я прощаюсь с вами, мой милый друг, и горячо благодарю вас за всё, что вы для меня сделали или пытались сделать. Я надеюсь, что в январе следующего года буду в состоянии дать вам знать о себе, и, если только не возникнут новые затруднения для Общества, не появятся с «вашего берега», вы найдёте меня в таком же предрасположении и настроении, в каком расстаюсь с вами обоими. Удастся ли мне обратить моего любимого, но очень настойчивого Брата М. к моему ходу мыслей, сейчас не могу сказать. Я пытался и ещё попытаюсь, но действительно опасаюсь, что м-р Хьюм и он никогда не сойдутся во взглядах. Он сказал мне, что ответит на ваше письмо и просьбу через какое-либо третье лицо, не через мадам Б. Пока она знает достаточно, чтобы снабдить м-ра Хьюма десятью лекциями для того, чтобы после прочтения он смог изменить некоторые негативные и ошибочные мысли о ней. М. мне всё-таки обещал освежить её ослабленную память и оживить всё, чему она у него училась, до желательного уровня. Если это мероприятие не будет одобрено м-ром Хьюмом, я смогу лишь искренне сожалеть об этом, это лучшее, что я могу придумать.

Оставляю моему «Лишённому Наследства» приказ наблюдать за всем, насколько это в его слабых силах.

И теперь я должен кончить. У меня лишь несколько часов на подготовку длинного, очень длинного путешествия. Надеюсь, что мы расстаёмся такими же добрыми друзьями, как всегда, и что можем встретиться ещё лучшими. Разрешите мне теперь «астрально» пожать вашу руку и ещё раз заверить вас в моих добрых чувствах.

Как всегда ваш К.Х.

Письмо 22

М. – Синнетту

Получено в Симле в 1881 г.

Ваше письмо получил. Мне кажется, что вам следовало бы попытаться и поразмыслить, не можете ли вы выражать ваши мысли менее полемично и менее сухо, чем он. Я начинаю думать, что в вас может быть что-то есть, раз вы способны так ценить моего любимого друга и брата. Я позаботился о письме браминского мальчика и стёр оскорбительную фразу, заменив её другой. Вы теперь можете показать его Маха-сахибу, ему, который так горд в своём bakbak смирении и такой смиренный в своей гордости. Что касается феноменов, то вы не получите ни единого, я написал через Олькотта. Благословен тот, кто знает нашего К.Х. и благословен тот, кто ценит его. В один прекрасный день вы поймёте, что я думаю. Что касается нашего А.O.Х., то я знаю его лучше, чем вы его когда-либо узнаете.

М.

Письмо 23

М. – Синнетту

Получено в Синие в 1881 г.

Мой дорогой молодой друг, мне жаль, что расхожусь с вами во мнении относительно ваших двух последних пунктов. Если он может выдержать одну упрекающую фразу, то выдержит гораздо более того, что вы хотите, чтобы я изменил. Ou tout ou rien[25], – как мой офранцуженный К.Х. научил меня сказать. Я считаю предложение N1 хорошим и вполне приемлемым. Надеюсь, что вы когда-нибудь не откажете преподать мне уроки английского языка. Я велел «Бенджамину» наклеить клочок бумаги на ту страницу и подделать мой почерк, пока я курил свою трубку, лёжа на спине. Не имея права следовать за К.Х., я чувствую очень одиноким без моего мальчика. В надежде, что вы простите моё письмо и мой отказ, верю, что не побоитесь сказать правду, если это понадобится, даже сыну «члена Парламента». Слишком много глаз наблюдают за вами, чтобы вы позволили себе ошибаться теперь.

М.

Письмо 24

М. – Синнетту

Мистер Синнетт, вы получите длинное письмо, отправленное по почте в воскресенье в Бомбее, от юноши брамина. Кут-Хуми посетил его (так как он его ученик), прежде чем уйти в «Тонг-па-нги» – состояние, в котором он теперь находится, и оставил у него некоторые приказания. Юноша в этом послании немного напутал, так что будьте очень осторожны, прежде чем послать его мистеру Хьюму, чтобы последний опять не истолковал неправильно истинное значение слов моего Брата. Я больше не потерплю никаких глупостей или недобрых чувств в отношении его, но сразу удалюсь. Мы делаем всё, что можем.

М.

Письмо 25

М. – Синнетту

Очень любезному Синнетту-сахибу – многие спасибо и селями за табачную машину. Наш офранцуженный и объиностранённый Пандит говорит мне, что эту коротенькую вещицу надо охлаждать – что бы он и не подразумевал под этим, – я так и буду продолжать делать. Трубка коротка, а мой нос длинный, таким образом, я надеюсь, мы подойдём друг другу. Спасибо, большое спасибо.

Положение более серьёзное, нежели вы можете себе представить, и мы будем нуждаться в ваших лучших силах и руках, чтобы отогнать несчастье. Но если наш Коган захочет и вы будете помогать, мы так или иначе выкарабкаемся. Имеются тучи, которые ниже вашего горизонта, и К.Х. прав: буря угрожает. Если бы вы могли поехать в Бомбей на Годовщину, К.Х. и я были бы вам чрезвычайно обязаны, но вы сами лучше знаете. Это собрание будет или триумфом Общества или же его гибелью и бездной. Вы неправы в отношении Сахиба-Пелинга, в качестве друга он так же опасен, как враг – очень, очень плохой в качестве любого, – я его хорошо знаю. Как бы то ни было, вы, Синнетт-сахиб, примирили меня со многими, вы правдивы и правдивым буду я.

Всегда ваш М.

Письмо 26

М. – Синнетту

В ответ на ваше письмо мне придётся ответить вам довольно длинным письмом. Прежде всего я могу сказать следующее: м-р Хьюм думает и говорит обо мне в таких выражениях, которые следует замечать лишь постольку, поскольку это отзывается на его образе мыслей, с которыми он намеревается обратиться ко мне за философскими наставлениями. Его уважением я интересуюсь столь же мало, как он моим недовольством. Но, не обращая внимания на его внешнюю неприветливость, я полностью признаю доброту его побуждений, его способности, его потенциальную полезность. Нам лучше опять стать на работу без дальнейших разговоров, и пока он будет проявлять настойчивость, он всегда найдёт меня готовым ему помочь, но не льстить или спорить.

Он настолько неправильно понял дух, в каком и записка, и постскриптум были написаны, что если бы он не заставил меня преисполниться к нему чувством глубокой благодарности за то, что он делает для моего бедного старого ученика, я бы никогда не стал беспокоиться о совершении чего-либо, что могло бы казаться извинением или объяснением, или тем и другим вместе. Однако, как бы то ни было, этот долг благодарности настолько священен, что я теперь делаю ради неё то, что я мог отказаться сделать даже для Общества: я прошу разрешения Сахиба ознакомить их с некоторыми фактами. Наиболее сообразительные английские сановники ещё не знакомы с нашим индо-тибетским образом действий. Информация, которую я даю, может оказаться полезной в наших будущих делах. Я буду искренним и откровенным, и мистеру Хьюму придётся извинить меня. Раз я вынужден говорить, я должен сказать всё, или ничего не говорить.

Я не такой первоклассный учёный, как мой благословенный Брат. Но тем не менее я полагаю, что знаю цену слов. И если я это знаю, то я в недоумении. Я не могу понять, что в моём постскриптуме могло вызвать ироническое недовольство мистера Хьюма в отношении меня. Мы, живущие в индо-тибетских хижинах, никогда не ссоримся (это в ответ на некоторые выраженные им мысли в связи с этой темой); ссоры и дискуссии мы оставляем тем, кто не будучи способен оценить ситуацию с одного взгляда, вынужден, впредь до принятия окончательного решения, анализировать и взвешивать всё по частям, снова и снова возвращаясь к каждой детали. Каждый раз, когда мы – по крайней мере те из нас, которые являются dikhita[26] – кажемся европейцу «не совсем уверенными в фактах», это может быть вызвано следующей особенностью. То, что большинством людей рассматривается как факт, нам может казаться только простым следствием, запоздалым суждением, недостойным нашего внимания, вообще привлекаемого только к первичным фактам. Жизнь, уважаемый Сахиб, даже если она продлена на неограниченное время, слишком коротка, чтобы обременять наши мозги быстро проносящимися деталями, которые являются только тенями. Когда мы наблюдаем развитие бури, мы фиксируем наш взгляд на производящей её причине и предоставляем облака капризам ветра, который формирует их. Имея постоянно под рукой средства, чтобы доставить нашей осведомлённости второстепенные детали (если они абсолютно необходимы), мы интересуемся только главными фактами. Следовательно, навряд ли мы можем быть абсолютно не правы, как вы нас часто обвиняете, ибо наши заключения никогда не выводятся из второстепенных данных, а изо всей ситуации в целом.

С другой стороны, средний человек, даже из числа наиболее смышлёных, уделяет всё своё внимание внешним показателям, внешним формам, и, будучи лишён способности проникновения заранее в сущность вещей, весьма способен к неправильным суждениям обо всей ситуации и обнаруживает свои ошибки, когда уже слишком поздно. Благодаря сложной политике, дебатам и тому, что вы называете, если я не ошибаюсь, светскими разговорами, полемике и дискуссиям в гостиных, софистика в настоящее время стала в Европе (и среди англо-индийцев) «логической тренировкой умственных способностей», тогда как у нас она никогда не переросла первоначальной стадии «ошибочных рассуждений», где из шатких, ненадёжных предпосылок строятся заключения, за которые вы с радостью ухватываетесь; мы же, невежественные азиаты из Тибета, более привычные следить за мыслью нашего собеседника, чем за словами, в которые он их облекает, вообще мало интересуемся точностью его выражений. Настоящее предисловие покажется вам непонятным и бесполезным. И вы вполне можете спросить: «Куда он клонит?» Терпение, пожалуйста, так как мне ещё кое-что надо сказать, прежде чем приступить к нашему окончательному разъяснению.

Несколько дней тому назад, перед уходом от нас, Кут Хуми, говоря о вас, сказал мне следующее: «Я чувствую себя усталым, утомлённым от этих бесконечных диспутов. Чем больше я пытаюсь им объяснить обстоятельства, которые управляют нами и вводят так много препятствий к свободному общению, тем меньше они понимают меня! При самых благоприятных обстоятельствах эта переписка всегда должна оказаться неудовлетворительной, порою даже раздражающей, ибо, ни что другое, как личные беседы, где могут быть дискуссии и моментальное разрешение интеллектуальных затруднений, как только они возникают, их полностью не удовлетворит. Это похоже, как будто мы кричим друг другу через непроходимый овраг, причём только один из нас видит своего собеседника. В самом деле, нигде в физической природе не существует такой горной бездны, так безнадёжно непроходимой и мешающей путнику, как та духовная бездна, которая не подпускает их ко мне».

Двумя днями позднее, когда его «уход» был решён, при расставании он спросил меня: «Не последите ли вы за моей работой? Не позаботитесь ли, чтобы она не развалилась?» Я обещал. Чего бы я ему не обещал в этот час! В некотором месте, о котором не следует упоминать чужим, имеется бездна с хрупким мостом из свитой травы над нею и бушующим потоком внизу. Отважнейший член вашего клуба альпинистов едва ли осмелится пройти по нему, ибо он висит, как паутина, и кажется гнилым и непроходимым, хотя и не является таким. Тот, кто отважится на испытание и преуспеет – как преуспеет он, если это правильно, что ему разрешено, – тот придёт в ущелье непревзойдённой красоты, в одно из наших мест и к некоторым из наших людей; ни о том месте, ни о тех людях, которые там находятся, нет записей среди европейских географов. На расстоянии брошенного камня от старинного храма находится старая башня, во чреве которой нарождались поколения Бодхисатв. Вот где теперь покоится безжизненное тело вашего друга, моего брата, света моей души, кому я дал верное слово наблюдать в его отсутствие за его работой. И похоже ли это, спрашиваю я, что только два дня спустя после его ухода я, его верный друг и брат, стал бы беспричинно выказывать неуважение его другу европейцу? Какая была бы этому причина, и как могла возникнуть такая идея в голове мистера Хьюма и даже в вашей? Потому что одно или два слова были им совсем неправильно поняты и применены. И я это докажу.

Разве вы не думаете, что если бы выражение «начав ненавидеть» было бы заменено и читалось бы как «опять начав испытывать вспышки неприязни или временного раздражения», то одно только это предложение чудесно изменило бы результаты? Если бы была применена такая фразеология, мистер Хьюм навряд ли нашёл бы возможным отрицать факт так энергично, как он это сделает. Это совершенно правильное заявление, когда он говорит, что такого чувства, как ненависть он никогда не имел. Будет ли он настолько же способен протестовать против всего сказанного в общем, это мы увидим. Он признался в том факте, что он был «раздражён» и испытывал «недоверие», вызванное Е.П.Б. Это раздражение, он не будет более отрицать, длилось несколько дней? Где же он находит тогда неправильное изложение? Давайте ещё раз признаем, что было употреблено неправильное слово. Затем, раз он так требователен в отношении слов, так полон желания, чтобы они всегда передавали правильно мысль, почему он не применяет того же правила к себе? Что простительно азиату, несведущему в английском языке, тем более такому, у которого нет привычки выбирать выражения по вышеупомянутым причинам, а также потому, что среди своих он не может быть неправильно понят, то должно быть непростительным высоко образованному сведущему в литературе англичанину. В своём письме Олькотту он пишет: «Он (я) или она (Е.П.Б.), или оба они между собою так перепутали и неправильно поняли письмо, написанное Синнеттом и мною, что это привело нас к получению послания, совершенно неприменимого к обстоятельствам, что и создаёт недоверие». Смиренно прошу разрешения задать вопрос, когда же я или она, или мы оба видели, читали, и, следовательно, «перепутали и неправильно поняли» письмо, о котором идёт речь? Как могла она перепутать то, чего она никогда не видела? А я, не имеющий ни склонности, ни права заглядывать и вмешиваться в это дело, касающееся только Когана и К.Х., как мог я, если я не обращал на него ни малейшего внимания? Разве она сказала вам в тот день, о котором идёт речь, что я послал её в комнату мистера Синнетта с сообщением по поводу письма? Я был там, уважаемый сахиб, и могу повторить каждое слово из того, что она сказала. «Что это такое?.. Что вы сделали или сказали К.Х.? – кричала она с её обычной нервозной возбуждённостью мистеру Синнетту, который был один в комнате, – что М. (назвала меня) мог так рассердиться, что велел мне приготовиться перенести нашу штаб-квартиру на Цейлон?» Это были её первые слова, которые показывают, что она ничего определённого не знала, ей было сказано ещё менее того, но она просто догадывалась из того, что я ей сказал. А я ей сказал просто то, что лучше ей приготовиться к худшему, уехать и поселиться в Цейлоне, чем делать из себя дурака и дрожать над каждым письмом, передаваемым ей для препровождения К.Х., что если она не научится лучше владеть собою, чем до сих пор, то я прекращу всё это дело. Эти слова были сказаны ей не потому, что я имел какое-либо отношение к вашему или какому-нибудь письму, или вследствие какого-либо посланного письма, а потому, что мне случилось увидеть ауру (атмосферу), окружающую новое Эклектическое Общество[27] и её самое – чёрная, напитанная будущими интригами, – и я послал её рассказать мистеру Синнетту, но не мистеру Хьюму. Моё замечание и сообщение (благодаря скверному настроению и расшатанным нервам) расстроили её до смешного, и последовала хорошо известная сцена. Не вследствие ли призрака крушения теософии, вызванного её неуравновешенными мозгами, теперь её обвиняют, вместе со мною, что она перепутала и неправильно поняла письмо, которое она никогда не видела? Есть ли в заявлении мистера Хьюма хоть одно единственное слово, которое можно назвать правильным, причём термин «правильный» применён мною в его действительном значении по отношению к целому предложению, не только к отдельным словам, пусть об этом судят более высокие умы, чем у азиатов. И если мне разрешается подвергнуть сомнению правильность мнения человека, столь «значительно выше стоящего меня» по образованию, уму и остроте восприятия неизменной пригодности того или другого, то почему, принимая во внимание вышеприведённое объяснение, меня считают «абсолютно не правым» за следующие слова: «Я также вижу внезапно растущую неприязнь (скажем – раздражение), зачатую из недоверия (мистер Хьюм признался в этом, причём употребил тождественное выражение в своём ответе Олькотту; пожалуйста, сравните цитаты из его письма, приведённые выше) в день, когда я послал её с сообщением в комнату мистера Синнетта». Разве это неправильно? И дальше, они знают, как она вспыльчива и неуравновешенна, и эти враждебные чувства по отношению к ней с его стороны являлись почти жестокостью. Целыми днями он едва глядел на неё, не говоря уже о том, чтобы разговаривать с нею, и причинял её сверхчувствительной натуре сильную и ненужную боль! А когда мистер Синнетт ему об этом сказал, он отрицал этот факт! Эту последнюю фразу, перенесённую на седьмую страницу вместе со многими тому подобными истинами, я вырвал вместе с остальными (как это было установлено, когда спросили Олькотта, который скажет вам, что первоначально там было 12 страниц, а не 10, и что при отправлении этого письма в нём было гораздо больше подробностей, чем в нём имеется теперь, ибо он не осведомлён о том, что я сделал и почему сделал. Не желая напоминать мистеру Хьюму давно забытые им подробности, не относящиеся к очередному делу, я вырвал эту страницу и остальное предал забвению. Его чувства к этому времени уже переменились, и я доволен).

Теперь вопрос заключается вовсе не в том, «даёт ли мистер Хьюм два пенса» за то, что его чувства приятны мне или нет, но скорее в том – оправдано ли фактами то, что он писал Олькотту, то есть что я совершенно неправильно понял его действительные чувства. Я говорю: факты не оправдали его. Как он не может помешать мне быть «недовольным», так и я не могу беспокоиться о том, чтобы он испытывал другие чувства вместо тех, которые он теперь испытывает, а именно, что он, «не даёт и двух пенсов за то, что его чувства мне приятны или нет». Всё это ребячество. Тот, кто желает приносить пользу человечеству и считает себя способным распознавать характеры других людей, должен прежде всего научиться познавать самого себя, оценивать собственный характер по достоинству. А этому, осмелюсь сказать, он никогда ещё не учился. И ему также следует учиться распознавать, в каких особенных случаях результаты могут, в свою очередь, стать важными и первичными причинами. Если бы он ненавидел её наиболее лютой ненавистью, он не мог бы причинить её нелепо чувствительным нервам более мук, чем он причинил ей, пока «всё ещё любил эту старую милую женщину». Он так поступал с теми, кого более всех любил, и бессознательно для самого себя будет так поступать не раз впоследствии. И всё же его первый импульс всегда будет отрицать это, ибо он совсем не даёт себе отчёта о том факте, что чрезвычайная доброта его сердца в таких случаях ослепляется и парализуется другим чувством, которое, если ему на него указать, он также будет отрицать. Не смущаясь его эпитетом «гусь и Дон Кихот», верный своему обещанию, данному моему благословенному Брату, я скажу ему об этом, нравится ему или нет, ибо теперь, когда он открыто высказал свои чувства, мы должны или понять друг друга или порвать. Это не есть «полузавуалированная угроза», как он выражается, ибо – «что лай собаки, то угроза человека» – она ничего не значит. Я говорю, что если он не понимает, до чего неприменимы к нам стандарты, по которым он привык судить обитателей Запада его собственного общества, то было бы просто потерей времени для меня и К.Х. учить его, а для него – учиться. Мы никогда не рассматриваем дружеское предупреждение как «угрозу» и не испытываем раздражения, когда нам его дают. Он говорит, что лично ему совершенно безразлично, «порвут ли с ним Братья завтра или нет»; тогда тем больше причин, чтобы мы пришли к пониманию. Мистер Хьюм гордится мыслью, что у него никогда не было «духа благоговения» к чему-либо, кроме его собственных абстрактных идеалов. Мы об этом прекрасно осведомлены. Также невозможно ему иметь благоговение к кому-либо или к чему-либо, потому что всё благоговение, на которое он способен, сосредоточено на нём самом. Это является фактом и причиной всех неприятностей его жизни. Если его многочисленные официальные «друзья» и его собственная семья считают всему виной тщеславие, они все ошибаются и говорят глупости. Он слишком интеллектуален, чтобы быть тщеславным, он просто и бессознательно для него самого является воплощением гордости. Он даже не благоговел перед своим Богом, если бы этот Бог не был бы его собственным созданием, его собственного производства. Вот почему он не может примириться с какой-либо из уже установленных доктрин, ни подчиниться когда-либо философии, которая не придёт во всеоружии, подобно греческой Минерве или Сарасвати, из собственных его, её отца, мозгов. Это может пролить свет на тот факт, почему я отказывался в течение короткого периода моего наставничества давать ему что-либо, кроме половин проблем, намёков и загадок, чтобы он сам их разрешал. Ибо только тогда он поверит, когда его собственная незаурядная способность схватить суть вещей ясно покажет ему, что это так должно быть, раз оно совпадает с тем, что он считает математически правильным. Если он обвиняет, и притом так несправедливо, К.Х., к которому он действительно питает привязанность, в чувстве обидчивости, в недостатке уважения к нему, то это потому, что он построил представление о моём Брате по своему собственному образу. Мистер Хьюм обвиняет нас в преподавании ему сверху вниз. Если бы он только знал, что в наших глазах честный чистильщик сапог равноценен честному королю, а безнравственный подметальщик гораздо выше и заслуживает прощения более, чем безнравственный император, он бы никогда не пришёл к такому ложному выводу. Мистер Хьюм жалуется (тысячу извинений, «смеётся» будет правильный термин), что мы проявляем желание сесть на него. Я отваживаюсь самым почтительнейшим образом заявить, что это сущая переверзия, перевёрнутость, искажение. Это мистер Хьюм, который (опять бессознательно, лишь уступая привычке всей жизни) пытался осуществить невообразимую позу с моим Братом в каждом письме, которое он писал Кут Хуми. И когда некоторые выражения, обозначающие неистовое самоодобрение и самонадеянность, достигающие вершины человеческой гордости, были замечены и мягко опровергнуты моим Братом, мистер Хьюм тотчас придал им другое значение и, обвиняя К.Х. в неправильном их понимании, стал про себя называть его надменным и «обидчивым». Разве я этим обвиняю его в нечестности, несправедливости или ещё хуже? Отнюдь, нет. Более честный, искренний и добрый человек никогда не дышал на Гималаи. Я знаю такие его деяния, о которых ни его собственная семья, ни жена совершенно ничего не знают, насколько они благородны, добры и велики, что его собственная гордость оказалась настолько слепа, что не могла их оценить полностью, и поэтому, что бы он ни делал и ни сказал, не может уменьшить моего уважения к нему. Но, несмотря на всё это, я вынужден сказать ему правду. И тогда, как та сторона его характера вызывает всё моё восхищение, гордость его никогда не заслужит моего одобрения, за которое мистер Хьюм ещё раз не даст и двух пенсов, но это действительно мало значит. Будучи наиболее искренним и откровенным человеком в Индии, мистер Хьюм не в состоянии выносить противоречие, и, будь та особа Дэва или смертный, он не может оценить или даже допустить без протеста то самое качество искренности ни в ком другом, кроме себя. Также его нельзя заставить признать, что кто-нибудь на свете может что-либо знать лучше, чем он, после того, как составил своё мнение по данному предмету. «Они не приступят к совместной работе так, как это мне кажется лучше», – он жалуется на нас в своём письме Олькотту, и эта фраза даёт нам ключ ко всему его характеру. Она позволяет нам проникнуть в работу его внутренних чувств. Имея право, он думает рассматривать себя игнорированным и обиженным вследствие такого «неблагородного», «эгоистического» отказа работать под его руководством, он в глубине своего сердца не может иначе думать о себе, как о всепрощающем великодушном человеке, который вместо возмущения по поводу нашего отказа «согласен продолжать работу так, как им (нам) хочется». И это наше неуважение к его мнению не может быть приятно ему, и, таким образом, чувство этой великой обиды растёт и становится пропорциональным величине нашей «эгоистичности» и «обидчивости». Отсюда его разочарование и искренняя боль, найдя Ложу и всех нас не на высоте его идеала. Он смеётся о том, что я защищаю Е.П.Б. и, уступая чувству, его недостойному, по несчастью забывает, что у него самого как раз такой характер, что оправдывает друзей и врагов, когда те называют его «покровителем бедных» и тому подобными именами, и что его враги, среди других, никогда не пропускают случая прилагать к нему такие эпитеты; и всё же далеко от того, чтобы пасть на него позором, это рыцарское чувство, которое всегда побуждало его стать на защиту слабых и угнетённых и исправлять зло, наделанное его коллегами – как в последнем примере скандала в муниципалитете Симлы – это облачает его в одеяние немеркнущей славы, сотканное из благодарности и любви людей, которых он так бесстрашно защищает. Вы оба находитесь под странным впечатлением, что мы можем и даже заботимся о том, что может быть сказано о нас. Образумьте ваши мысли и вспомните, что первое требование даже для простого факира, – приучить себя оставаться одинаково равнодушным как к моральным ударам, так и к физическому страданию. Ничто не может причинить нам личное горе или радость. И то, что я сейчас говорю вам, скорее предназначено для того, чтобы вы поняли нас, нежели себя, последнее – наиболее трудная наука. Что м-р Хьюм имел намерение вызвано чувством настолько же преходящим, насколько оно было поспешным и обязанным своим возникновением растущему раздражению против меня, кого он обвиняет в желании «сесть на него», отомстить посредством иронического, следовательно, оскорбительного (на европейский взгляд) замечания по моему адресу – это так же верно, как и то, что он не попал в цель. Он не знает, вернее забывает о том факте, что нам, азиатам, совершенно чуждо чувство насмешки, которое побуждает западный ум к высмеиванию лучших, благородных устремлений человечества; если бы я ещё мог чувствовать себя оскорблённым или польщённым людским мнением, я бы скорее чувствовал в этом что-то лестное для меня, чем унизительное. Моя раджпутская кровь никогда не позволит мне видеть обиженную женщину без того, чтобы заступиться за неё, будь она «подверженной галлюцинациям», и будь хоть так называемая её «воображаемая» обида ни что другое, как одна из её фантазий. Мистер Хьюм знает достаточно о наших традициях и обычаях, чтобы быть осведомлённым об этом остатке рыцарских чувств к нашим женщинам в нашей дегенерирующей расе. Потому я говорю, что неважно надеялся он, что эти сатирические эпитеты дойдут и заденут меня, или знал, что обращается к гранитной колонне – он поддался чувству, недостойному его более благородной, лучшей натуры, так как в первом случае оно может рассматриваться как мелочное чувство мести, а во втором – как ребячество. Затем в своём письме к О. он жалуется или осуждает (вы должны простить меня, что в моём распоряжении так мало английских слов) нашу позицию «полуугрозы» порвать с ним, которую он якобы обнаружил в наших письмах. Ничего не могло быть более ошибочного. У нас не более желания порвать с ним, чем у ортодоксального индуса уйти из дома, в котором он гостит, пока ему не скажут, что в его присутствии больше не нуждаются. Но когда намёк о последнем ему дан, он уходит. Так и мы. Мистер Хьюм гордится, повторяя, что лично у него нет желания нас видеть и никакого стремления с нами встретиться; что наша философия и учение не может принести ни малейшей пользы ему, который изучал и знает всё, что можно изучить; что он не даёт щелчка за то, что мы порвём с ним или нет. Какая доброта![28] Между той почтительностью, которую, как он воображает, мы от него ожидаем, и той ничем не вызванной воинственностью, которая в любой день может у него перейти в настоящую, пока ещё невыраженную враждебность, существует бездна, и никакого компромисса, даже сам Коган его не найдёт. Хотя теперь нельзя обвинить его в том, что он не делает скидки, как в прошлом, на обстоятельства и наши особые правила и законы, всё же он постоянно устремляется по направлению к той пограничной полосе дружбы, где доверие омрачено, и мрачные подозрения и ошибочные впечатления тёмным облаком застилают горизонт. Я есмь то, чем я был; и таким, каким я был и есмь, таким всегда и останусь, рабом своего долга к Ложе и человечеству; я не только приучен, но полон желания подчинять всякую личную приязнь любви всечеловеческой. Напрасно поэтому обвинять меня или кого-либо из нас в эгоизме и желании рассматривать или обращаться с вами, как с «ничтожными иноземцами» и «ослами, на которых можно ездить», только потому, что мы не в состоянии найти лучших лошадей. Ни Коган, ни К.Х., ни я сам никогда не оценивали мистера Хьюма ниже его достоинства. Он оказал неоценимые услуги Теософскому Обществу и Е.П.Б., и только он один способен превратить Общество в эффективное средство служения добру. Когда он водим его духовной душой, нет человека лучше, чище и добрее, чем он. Но, когда его пятый принцип встаёт в неудержимой гордости, мы всегда выступим против и бросим вызов. Непоколебленный его превосходным мирским советом о том, как вы должны быть вооружены доказательствами нашей реальности, или что вы должны приступить к совместной работе именно так, как он считает лучше, я останусь столь же непоколебленным до тех пор, пока не получу противоположных приказаний. В отношении вашего последнего письма (Синнетта) скажу: одевайте ваши мысли во что хотите, наряжайте их в самые приятные выражения, вы тем не менее удивлены, а мистер Синнетт разочарован, что я не согласился на феномены, и никто из нас не согласился сделать шаг на сближение с вами. Я тут ничего не могу сделать, и, каковы бы ни были последствия, моё отношение не изменится до тех пор, пока мой Брат снова не вернётся к живым. Вы знаете, что мы оба любим нашу страну и нашу расу, что мы рассматриваем Теософское Общество как великую потенциальность для них, если это общество будет в надлежащих руках, что он с радостью приветствовал присоединение мистера Хьюма к этому делу, и что я высоко (и правильно) оценил это. И, таким образом, вы должны понять, что всё, что мы могли бы сделать для более тесного сближения вас и его с нами, мы бы сделали от всего сердца. Но всё же, если бы пришлось выбирать между нашим неподчинением малейшему приказанию нашего Когана касательно того, когда нам можно иметь свидание с кем-либо из вас или что и как нам можно писать вам, или куда писать, и потерей вашего доброго мнения о нас, даже чувствами сильной вашей враждебности к нам и разрывом с Обществом, мы бы не поколебались ни секунды. Можно это считать неразумным, эгоистичным, обидным и смешным, провозгласить это иезуитством и всю вину возложить на нас, но у нас закон есть закон, и никакая сила не может заставить нас хоть на йоту отступить от нашего долга. Мы дали вам шанс получить всё, что вы желаете, путём улучшения вашего магнетизма, путём указания вам более благородного идеала для устремлений, а мистеру Хьюму было показано, как он уже может принести огромную пользу миллионам людей. Выбирайте по вашему разумению. Вы уже свой выбор сделали, я знаю, но мистер Хьюм может менять свои взгляды ещё не раз. Я останусь таким же, как был, по отношению к моей группе и обещанию, как бы он ни решил. Также мы не преминули оценить большие уступки, которые он уже сделал; эти уступки, на наш взгляд, тем более велики, что он становится менее заинтересованным в нашем существовании и подавляет свои чувства с единственной целью принести пользу человечеству. Никто на его месте с таким тактом не приспособился бы к своему положению, как он, или более сильно отстаивал декларацию «основных целей» на собрании 21 августа; в то время, как он «доказывал туземной общине, что члены правящих классов» также преисполнены желания способствовать похвальным проектам Т.О., он даже терпеливо ожидал получения метафизической истины. Он уже принёс огромную пользу и пока ещё ничего не получил взамен. Также он ничего и не ожидает. Напоминая вам, что настоящее письмо является ответом на все ваши возражения и предложения, я могу добавить, что вы правы и что наперекор всей вашей тяге к земному мой благословенный Брат несомненно питает действительное уважение к вам и мистеру Хьюму, который (я счастлив это обнаружить) питает некоторые добрые чувства к нему, хотя он и не таков, как вы, и, в действительности, «слишком горд, чтобы искать себе награду в нашем покровительстве». Только в одном, мой дорогой сэр, вы и теперь неправы, а именно в том, что вы придерживаетесь мнения, что феномены когда-либо могут стать «мощной машиной», чтобы потрясти основы заблуждений западных умов. Как бы там ни было, но никто, кроме тех, кто видели сами, никогда не поверит. «Убедите нас, а затем мы убедим мир», – вы однажды сказали. Вас убедили, а каковы результаты? И я хотел бы внушить вам глубокое убеждение, что мы не хотим, чтобы м-р Хьюм или вы решительно доказывали публике, что мы действительно существуем. Пожалуйста, отдайте себе отчёт в том факте, что до тех пор, пока люди будут сомневаться, будут и любопытство и искания, а искания стимулируют размышления, порождающие усилия; но как только секрет нашего существования станет всем досконально известным, не только скептическое общество не извлечёт из этого много пользы, но и тайна нашего местопребывания будет под постоянной угрозой и потребует для охраны весьма больших затрат энергии. Имейте терпение, друг моего друга. Мистеру Хьюму потребовались годы, чтобы набить достаточно птиц, для его книги; он не приказывал им оставить свои убежища в листве: ему пришлось ждать, набивать их чучела и навешивать ярлыки, так и вы должны проявлять терпение в отношении нас. Ах, сахибы, сахибы! Если бы вы только могли каталогизировать нас, навесить на нас ярлыки и поместить в Британском Музее, тогда действительно ваш мир мог бы иметь абсолютную высушенную истину.

И так всё это опять как обычно обходит кругом, направляясь к точке отправления. Вы гонялись за нами вокруг ваших собственных теней, время от времени ухватывая от нас исчезающее мелькание, но никогда вы не приблизились настолько, чтобы могли избегнуть тощего скелета сомнения, идущего по пятам за вами и не сводящего с вас глаз. И я боюсь, что так будет до конца главы, так как у вас не хватает терпения прочитать весь том до конца. И вы глазами плоти пытаетесь проникнуть в духовное, пытаетесь изогнуть несгибаемое по вашей грубой надуманной модели, и, найдя, что оно не гнётся, вы вполне вероятно разобьёте эту модель и навсегда распроститесь с этой мечтой.

А теперь несколько прощальных слов в качестве объяснения. Заметка Олькотта, которая дала такие бедственные результаты и единственное в своём роде недоразумение, была написана 27-го. Ночью 25-го мой возлюбленный брат сказал мне, что он слышал, как мистер Хьюм говорил в комнате Е.П.Б., что он сам никогда не слышал, чтобы О. рассказывал ему о том, что он, О., лично видел нас; он также слышал продолжение разговора, что если бы Олькотт это сказал ему, то у него нашлось бы достаточно доверия к этому человеку, чтобы поверить в сказанное. К.Х. намеревался просить меня пойти к О. и сказать, чтобы он действительно рассказал бы мистеру Хьюму. К.Х. думал, что Хьюм будет рад узнать некоторые подробности. Желания К.Х. для меня закон. Вот почему мистер Хьюм получил это письмо от О. в то время, когда его сомнения уже улеглись. В то же самое время, когда я передавал своё послание О., я удовлетворил его любопытство в отношении вашего общества и сказал, что я о нём думаю. Олькотт спросил, чтобы я разрешил ему послать вам эти записки, на что я согласился. В этом весь секрет. По моим собственным соображениям я хотел, чтобы вы знали, что я думал о ситуации несколько часов спустя после того, как мой возлюбленный Брат ушёл от этого мира. Когда письмо дошло до вас, мои чувства до некоторой степени изменились, и я переделал заметку значительно, как я уже говорил раньше. Так как стиль Олькотта заставил меня смеяться, я добавил свой постскриптум, который относится исключительно к Олькотту, но тем не менее, мистер Хьюм целиком отнёс его к себе.

Давайте бросим это. Я заканчиваю длиннейшее письмо, какое когда-либо писал в своей жизни, но я делаю это для К.Х., и я доволен. Хотя мистер Хьюм может думать по иному, «марку адепта» надо искать в Шамбале, а не в Симле, и стараюсь держаться на должной высоте, каким бы плохим я ни был, как писатель и корреспондент.

М.

Письмо 27

Е.П.Б. – Синнетту

(Пометка М. написана в конце письма Е.П.Б. к Синнетту от декабря 1881 г. Из письма Е.П.Б. приведён только постскриптум. – Ред.)

Р.S. Вы ошиблись в своём предположении, что спиритуалисты поднимут крик на «Фрагменты» м-ра Хьюма. Ни одна газета их не заметила. В «Light» – ни слова, в «Medium» – ни вздоха, единственно «Spiritualist» поместил глупую короткую заметку, а также длинную и столь же глупую статью об этом сегодня. Я послала мистеру Хьюму статью Терри и ответ на него из Австралии. Он говорит, что ни один пункт не объяснён!! Мне больше нечего сказать. Я сказала м-ру Хьюму, что на эту новую статью от Терри я ответить не могу, поскольку мой стиль так явно расходится со стилем в «Фрагментах». И всё же «Хозяин» всегда говорил, что «Фрагменты» – это отлично написанная статья. О, Господи, что за жизнь!

Опять ваша Е.П.Б.

М. – Синнетту

«Хозяин» по-прежнему это говорит. Но «Хозяин» не будет больше просить м-ра Хьюма делать что-либо для Общества или же для человечества. М-ру Хьюму впредь придётся ездить на собственном «осле», также и мы останемся довольны своими собственными ногами.

М.

Письмо 28

Хьюм – Е.П.Б.

Симла, 4-го января, 1882 г.

(Письмо Хьюма к Е.П.Б. Комментарии на полях, написанные почерком М., обозначены – (к). Цифры в скобках относятся к комментариям М. в конце письма. – Ред.)

Моя дорогая Старая Леди.

И хоть я в отчаянии склонен временами верить, что вы являетесь обманщицей, полагаю, что люблю вас больше, чем любого из них.

Я только что разделался с последними страницами памфлета, который готовлю. Эти последние страницы являются выдержкой из вашего письма касательно мадам «Тэкла Лебендорф»**) Но ваше объяснение в этом случае не ясно, потому после того, как я пытался понять, что вы подразумевали, я полностью переписал его, исходя из моего внутреннего сознания; Будда знает, напал ли я на правильный след, я не знаю, но вы увидите пробные оттиски, и вы или Братья должны исправить любые ошибки.

(к) *) Как существуют испорченные натуры, которые начинают любить физическую уродливость в противоположность красоте, также существуют такие, кто обретает покой в моральной развращённости испорченных людей. Такие рассматривали бы обман как одарённость.

**) М-р Синнетт должен употребить своё влияние, чтобы запретить подобное злоупотребление доверием. Её письмо к м-ру Хьюму было частным. Случай может быть передан полностью. Опубликование имён, имён лиц, родственники которых ещё живы и проживают поныне в России, должно быть запрещено М.Б.

Этот памфлет состоит из (а) длинного письма, объявляющего теософию обманом и выставляющего все возражения против неё и Братьев, выдвинутые наиболее разумными людьми, которые не сомневаются в истинности фактов спиритуализма.

(к) Такие, как м-р Чаттерджи, например?

(б) Из значительно более длинного письма, увы, ужасно длинного, критикующего первое и выворачивающего его наизнанку.

В этом я сделал лучшее, что мог. Думаю, что оно читается довольно хорошо – оно не является неопровергаемым – (за это вы должны поблагодарить Братьев) (1), но оно приводит наиболее удачное объяснение каждому нескладному факту и даёт полнейшее обозрение всех благоприятных фактов. Я подразумеваю любого, кроме какого-либо Брата, и надеюсь, что если Братья существуют, некоторые из них могли бы, когда пробные оттиски будут перед вами, помочь нам намёками, которыми я мог бы подкрепить дело. Я использовал эту возможность, чтобы в большой мере пролить свет на принципы Эзотерической Теософии и вопросы, касающиеся Братьев и их modus operandi[29] и т.д. В этом письме имеется весьма многое. (2)

Но хоть я считаю, что доказал многое, хотя я могу убеждать других – я почти переубедил сам себя (3). Никогда, пока я не начал это защищать, я не сознавал крайнюю слабость нашего положения. Вы, дорогая старая грешница (и не были бы вы коснеющей во грехе в нормальных условиях?), являетесь самой опасной брешью из всех: полное отсутствие вашего контроля над настроением, ваша в высшей мере не-Буддо- и не-Христо-подобная манера говорить о всех, кто нападает на вас, ваши необдуманные утверждения вместе составляют обвинительный акт, который трудно опровергнуть; я полагаю, что выкарабкался из этого (4). Но хотя я могу заткнуть рты другим, я сам лично не удовлетворён. Теперь вы, возможно, скажете: «А разве вы лучше?» Я отвечу сразу: несомненно нет, вероятно, в некотором образе в десять раз хуже. Но ведь я не являюсь избранным вестником воплощения всей чистоты и добродетели, я – испачканная грязью душа, которая – хотя и кошка может смотреть на короля – не может даже взирать на Брата. (5) Теперь, я знаю всё о предполагаемом объяснении Братьев (6), что вы являетесь психологическим калекой – один из ваших семи принципов находится в качестве залога в Тибете, – если так, то тем больший позор для них удерживать имущество владельцев к большому ущербу для них. Но допустим, что это так, тогда я попрошу своих друзей, Братьев, «precisez»[30], как говорят французы: какой же принцип вы держите у себя, приятели?

Это не может быть Стхула-Шарирам, тело – это ясно, ибо вы могли бы, поистине, сказать вместе с Гамлетом: «О, если бы ты, моя тучная плоть, могла растаять!»

И это не может быть Линга-Шарирам, так как она не может отделиться от тела, и это не может быть Кама-Рупа, если бы было так, её потеря не объяснила бы ваши симптомы.

Также, конечно, это не Джив-Атма, у вас имеется избыток жизненности. Также это не пятый принцип или ум, ибо без него вы были бы «quo ad» относительно внешнего мира идиотом. Также это не есть шестой принцип, ибо без этого вы были бы дьяволом, интеллектом без совести; что же касается седьмого, так это всемирный, и не может быть захвачен никаким Братом и никаким Буддою, но существует для каждого соответственно той степени, в которой открыты глаза шестого принципа.

Потому для меня это объяснение не только неудовлетворительно, но само то, что оно предложено, навлекает подозрение на всё это дело.

(к) Весьма умно, но предположим, что это не является одним из семи отдельно, но всё? Каждый из них – «калека» и без возможности проявлять свои полные силы? И предположим, что таков мудрый закон далеко предвидящей власти!

И так во многих случаях: чем больше смотришь на вещи, тем меньше они кажутся водонепроницаемыми. Тем больше они напоминают выдумки, выдвинутые мгновенно, чтобы противостать неожиданному затруднению.

Если – как это вполне возможно – всё может быть объяснено, тогда я только сожалею о глупости Высших Существ, которые посылают вас сражаться с миром, вооружённой лишь частью ваших способностей, и тщательно окружают вас сетью таких противоречивых и компрометирующих фактов, чтобы сделать невозможным для самого любящего вас и никоим образом не менее разумного друга иногда отвратить мрачные сомнения не только относительно их существования, но и относительно вашей добропорядочности. (7)

В письме N2 я несомненно ответил на все возражения – до некоторой степени, – но если бы мне пришлось писать N3 от противной стороны, разве не мог бы я разбить в пух и прах по крайней мере некоторые из аргументов письма N2? Очевидно, со стороны никто не может.

(к) Как сказано ранее, для этого имеется полное основание. Ибо аргументы на обеих сторонах ошибочны и легко могут быть разбиты «в пух и прах».

Всё, что я могу сказать – если, как я всё ещё верю, взвесив доказательства, Братья существуют, – умоляйте и просите их так укрепить вас, чтобы в большей степени сделать вас такой, каким должен быть крупный духовный реформатор, и так укрепить наши руки, чтобы защищать вас и продвигать их дело. (8)

Итак, (в) – это письмо Олькотта с Цейлона – с одним пропущенным абзацем и несколькими изменёнными словами – ко мне, превосходное письмо; абзац, который мир сразу бы атаковал, как указывающий на трансцендентальный флирт между М. и его «наиболее утончённым образцом совершенной женственности», сестрой К.Х., я, естественно, вычеркнул, также как и отрывок о его предполагаемом выходе из тела в Нью-Йорке, который неубедителен и объясним, как простой сомнамбулизм.

(Следующий абзац написан поверх текста в оригинале красными чернилами М. – Ред.)

(к) М-р Хьюм поступил благоразумно, вычеркнув этот абзац в письме О., тем не менее, написание трёх слов не могло бы быть объяснено теорией сомнамбулизма, так как лунатики не проходят через плотные стены. Что же касается того предложения о сестре моего брата, никто, обладающий хоть какой-то учтивостью, и не подумал бы о выдаче этого публике. Публика, представляемая настолько вопиюще непристойной в мыслях, что даже один из её наиболее достойных вождей не может читать о чистой сестринской дружбе праведной женщины с пожизненным братом своего брата в оккультном исследовании без опускания до унизительной мысли о чувственной связи, должна быть лишь стадом свиней. И однако этот вождь удивляется, почему мы не придём в его рабочий кабинет и не докажем, что мы не являемся измышлениями безумной фантазии!

(г) Это ваш рассказ о Тэкле – переписанный, я надеюсь только, что он вполне правдив, и когда он достигнет России, что непременно произойдёт, люди его будут подтверждать, а не отвергать.

Там имеется предисловие, написанное крупным шрифтом, которое каждый, кто пожелает, может считать написанным Братьями или вами, или Президентом, указывающее, что эти письма, хотя никоим образом полностью не свободны от ошибок, всё же напечатаны, как проливающие некоторый свет на трудности, испытываемые многими, интересующимися Теософией. Пробные оттиски поступят к вам в своё время; усильте защиту, если можете вы или могут они; не пытайтесь ослабить нападение; самое надёжное положение всегда достигается путём выдвижения вами самими всего, что может быть сказано против вас.

Кстати, сколько экземпляров следует напечатать бенгальского перевода «Правил Женщин» и т.д. Синнетт напечатал лишь 100 английских, и кажется, что теперь ни одного не осталось! Нет смысла печатать больше бенгальских правил, чем по всей видимости будет использовано, но я считаю, что 100 слишком мало. Пожалуйста, скажите сколько, я оплачиваю печатание этого, и С.К.Чаттерджи, который отправляется в Калькутту и который приложил все старания к переводу, позаботится о печатании их. И я должен буду написать ему туда и сказать сколько экземпляров, так что, пожалуйста, не забудьте ответить определённо, сколько экземпляров.

Чаттерджи очень умный парень, но хотя он верит в спиритуализм или в спиритуалистическую науку, мне никак не удаётся заставить его принять на веру Братьев! Я только что послал ему письмо Олькотта и свидетельство Рамасвамиира с постскриптумом М. о том, что вы все являетесь dzing dzing. Большинство людей является dzing dzing по мнению прославленного.

Если они не существуют, то какой же романисткой вы должны быть! (9а) Вы несомненно создаёте ваши характеры весьма согласующимися. Когда же наш дорогой Христос, я подразумеваю К.Х., опять появится на сцене, он ведь наш самый любимый актёр (9б). Ну ладно, я полагаю, что они сами лучше знают, что им делать, но, по-человечески говоря, они совершают ошибку, ослабляя мои энергии, оставляя меня без какого-либо ясного факта об их существовании и таким образом утомляя меня сомнениями, могу ли я преподавать доктрины, которые, как бы они ни были чисты сами по себе, могут быть основаны на обмане, и которые, если основаны таким образом, никогда не могут принести какое-либо добро; сомнениями, не трачу ли я дурно своё время и умственные способности над химерой, время и силы, которые я мог бы посвятить какому-то более скромному, но, возможно, более истинному и более приносящему добро делу (9в). Однако, я нанялся на один год и в течение его буду делать всё, что могу, искренне и верно. Но если в пределах этого периода я не получу никакой уверенности, я уйду из Общества, почувствовав, что, истинно это или ложно, для меня это не является истиной. Я не откажусь от жизни (10), ибо она, как бы, возможно, несовершенно я ни преуспевал в ней, всецело привлекает меня. Если Общество основано на истине, то я, по крайней мере, принесу ему некоторую пользу всем тем, что написал и сделал. Если это так, то я не смогу принести большого вреда, и до сих пор я не шёл дальше того, чему верю.

Вы скажете, что это вполне похвально для вас. Но между вами и мною не должно быть никаких эвфемизмов, если завтра надо давать свидетельские показания. Я мог бы поклясться, что, согласно данному ныне совету, я верю, что вы являетесь абсолютно чистой женщиной, но я не могу поклясться, что вся история о Братьях не есть выдумка, хотя и мог бы поклясться, что в целом я верил в её большее сходство с правдой, нежели с ложью.

Синнетт, тем не менее – счастливчик, не имеет и тени сомнения, и с его убеждением, положением и способностями он будет надёжной опорой для вас и для Теософии, так что у меня будет меньше угрызений совести, когда я сниму с себя всякую ответственность за это дело, чем если бы вы остались без единого защитника во власти филистимлян.

Следующим я возьму письмо Терри и посмотрю, что из него смогу сделать. У меня ещё не было времени обдумать его как следует.

Я хотел бы, чтобы вы ввели меня в переписку с вашим пандитом из Трипликана и склонили его осчастливить меня ещё несколькими такими письмами, как это последнее. Если бы я только имел его до того, как писал эти фрагменты!

Привет Олькотту!

Всегда любящий Вас А.О.Хьюм.

(1) Которые отказались послать свои фотографии, чтобы иллюстрировать ожидаемое вскоре просмотренное и исправленное издание «Essays on Miracles» Хьюма.

(2) Это там имеется. Но большая интеллектуальность не всегда идёт сообща с большим распознаванием правильного и ложного.

(3) Несомненно. Существуют также натуры, настолько психологизированные своим же красноречием, так всецело покорённые своими собственными великими ораторскими способностями, что они первые поддаются этому очарованию. М-р Хьюм одинаково легко уверится или разуверится в любом убеждении, если только позволить ему самому разбираться по всем пунктам.

(4) Да, но какой ценой!

(5) Лицемерие не всегда есть «неизбежное бремя преступности», но часто – результат пустого кокетства со своей собственной натурой. Внутренний Хьюм принимает позы перед зеркалом внешнего Хьюма.

(6) Он ошибается, он не знает.

(7) Никогда для тех, кто знает её хорошо.

(8) И мы непременно сделаем это, когда настанет время.

(9а) Да, и каким скульптором и живописцем она должна быть, как она справедливо указала.

(9б) Этот человек богохульствует! К.Х. никогда не будет актёром ради удовольствия кого-либо. Пусть он сомневается в этом, долго он не будет сомневаться и скоро обнаружит свою ошибку.

(9в) Если у него есть малейшее сомнение, и всё же он делает это, то он не является честным человеком.

(10) Обращаю ваше внимание на одно предложение в моём письме к Скотту, в котором я упоминаю об определённых предполагаемых угрозах. Дата письма м-ра Хьюма – 4-ое января. Я появился перед Скоттом 5-го числа и написал, чтобы сказать, что я был рад, что смог это сделать без того, чтобы это выглядело уступкой предполагаемым угрозам. Кто бы ещё ни увидел нас, это никогда не будет м-р Хьюм. Он может уйти, но м-ру Синнетту не нужно порывать с ним.

Наконец, мы не одобряем в его настоящем виде памфлет м-ра Хьюма. Сравнительно мало членов Общества занимаются Оккультным изучением или же верят в наше существование. Его памфлет подвергает всё Общество и тому и другому. Там он совершает ошибку столь же очевидно, как и Уайлд из Лондона, выдвигая свои личные взгляды, а его предисловие, внушающее мысль, что мы являемся его авторами, лишь скомпрометирует Общество ещё больше.

Ваше предложение составить руководство для обучения новых членов одобрено К.Х. Посоветуйтесь с Мурадом Али и Олькоттом. К.Х. желает, чтобы я сказал, что у него нет возражений против того, что вы выпускаете второе издание, если только вы включите приложение и различные доказательства, которые за это время накопились. Он желает, чтобы вы оставались здесь столь долго, сколько вы только можете. Он напишет через Лишённого Наследства.

М.

Письмо 29

М. – Синнетту

Получено в январе 1882 г.

Мой нетерпеливый друг, разрешите мне, как человеку, обладающему некоторым авторитетом в ваших теософических медовых яствах, уполномочить вас «не считаться с правилами» на короткое время. Заставляйте их заполнить анкеты и посвящайте кандидатов сразу. Только что бы вы ни делали, делайте без отлагательства. Помните, вы теперь единственный. Мистер Хьюм в настоящее время погружён в свой указатель и ожидает, что я ему напишу первый и проделаю сперва пуджу. Я, пожалуй, слишком высокого роста, чтобы он мог легко дотянуться до моей головы, если у него имеются какое-либо намерение покрыть её пеплом раскаяния. Также я не намерен одеться в мешковину, чтобы изобразить сокрушение в том, что я сделал. Если он будет писать и задавать вопросы, всё хорошо, и я отвечу на них, если нет, то я приберегу свои лекции для кого-нибудь другого. Время не является для меня препятствием.

Получил ваше письмо. Я знаю ваши затруднения. Позабочусь о них. Велико будет разочарование К.Х., если по возвращении он увидит, что успеха так мало. Вы искренни, другие ставят свою гордость выше всего. Затем эти праяжские теософы – пандиты и бабу! Они ничего не делают и ожидают, что мы будем с ними переписываться. Глупцы и высокомерные люди.

М.

Письмо 30

Получено в Аллахабаде 1881-2

Заметка Редактора. – Отзвук сомнения в предложении «Если "Теософ" был бы также эволюционистом» заставляет нас мучительно осознать тот факт, что м-р Дж. Мэсси не является читателем «Теософа», если только он вообще когда-либо видел его. Иначе он не мог бы не знать того, что две трети членов Теософического Общества являются «эволюционистами» и что их журнал в первую очередь является таким. (Это написано почерком Хьюма – Ред.)

Вы вообще не схватываете смысл. Попросите м-ра Синнетта сделать это за вас, он поймёт, что этот человек хочет сказать, и ответит ему. Он сам вчера вечером вызывался на «что-нибудь более трудное», не дважды два, как он буквально сказал. Пусть тогда он, кто так чётко вёл себя в одном деле, поступает подобным образом и тем окажет услугу своему «прославленному» другу.

М.

Л.Н. лучше.

Письмо 31

М. – Синнетту

Получено во время краткого визита в Бомбее в январе 1882 г.

Несомненно, К.Х. и я очень хотели, чтобы вы – так как Скотт не мог присутствовать на годовщине – не то, чтобы принимали какое-либо участие в этом заседании, но просто присутствовали. Эта незадачливая организация ещё раз будет репрезентироваться без единого европейца с положением и влиянием. Но, конечно, никто из нас не хотел бы навязать вам способ действия – против вашей воли. Поэтому то, что я говорю, не должно быть истолковано как приказ или настойчивая просьба. Мы считаем, что это было бы хорошо, но вы должны подчиниться вашему собственному хладнокровному суждению, тем более, что может быть сегодняшний день отмечает кризис. Одна из причин, почему я пригласил вас, это было желание К.Х., чтобы вы были поставлены под известные магнетические и другие оккультные воздействия, которые благоприятно повлияли бы на вас в будущем.

Завтра я напишу больше, потому что я всё же надеюсь, что вы дадите нам день или два, чтобы у нас было время решать, что К.Х. может для вас сделать.

М.

Письмо 32

Космологические заметки, вопросы и ответы М. Синнетту.

Получено в январе 1882 г. в Аллахабаде.

Вопрос 1. Я представляю себе, что при конце Пралайи импульс, данный Дхиан-Коганами, не развивает ряды миров одновременно, а один за другим. Постижение процесса, в котором каждый мир происходит из своего предшественника после толчка начального импульса, может быть, лучше отложить до тех пор, когда я буду в состоянии представить себе работу всего механизма – цикла миров – после того, как все составные элементы его возникли.

Ответ. Рассуждение правильно. Ничто в природе не возникает внезапно, будучи подчинено одному и тому же закону постепенной эволюции. Осознайте только раз процесс Маха-цикла (великого цикла) одной сферы, – и вы поймёте все остальные. Один человек рождается подобно другому, одна раса нарождается, развивается и приходит в упадок, как и все остальные расы. Природа следует по тем же бороздам от «создателя мира» и до москита. Изучая эзотерическую Космогонию, устремитесь духовным зрением на физиологический процесс человеческого рождения: идите от причины к следствию, устанавливая... (В оригинале отсутствует часть страницы – отсюда неполнота фраз) по аналогии между... человека и мировым. В нашей доктрине... найдёте необходимым синтетическим ме... вы должны будете охватить всё... – то есть слить макрокосм... – косм вместе – прежде, нежели вы сможете... изучать части по отдельности или анализировать... их с пользою для вашего разумения. Космогония есть одухотворённая физиология мира, ибо существует лишь единый закон.

Вопрос 2. Что, по моему понятию, происходит в середине периода активности между двумя пралайями, т. е. манвантары. Атомы поляризуются в высшей сфере духовного истечения из-за покрова первоначальной космической материи. Магнетический импульс, который привёл к этому результату, переносится от одной минеральной формы на другую в первой сфере до совершения круга существования в этом царстве первой сферы и спускается током притяжения в другую сферу.

Ответ. Атомы сами собою поляризуются в процессе движения, устремлённые непреодолимой Силой в действии.

В Космогонии и в работе природы положительные и отрицательные (или активные и пассивные) силы отвечают мужскому и женскому принципу. Ваше духовное наполнение происходит не «из-за покрова», но есть мужское семя, попадающее в покров космической материи. Активный принцип привлекается пассивным, и Великий Наг (змий) – эмблема вечности притягивает свой хвост в пасть, образуя таким образом круг (циклы в вечности) в этом безостановочном преследовании негативного положительным. Отсюда эмблема лингама, фаллоса и этеиса. Единое и главное свойство мирового духовного принципа – бессознательного, но вечно деятельного жизнедателя – распространяться и проливать, тогда как мирового материального принципа – собирать и оплодотворяться. Вне сознания и бытия при разъединении они становятся сознанием и жизнью, сочетаясь. Отсюда так же Брахма – от санскритского корня «brih» – распространяться, расти или оплодотворять (Брахма есть животворящая, распространяющая сила природы в её вечной эволюции).

Вопрос 3. Расположены ли миры следствий в промежутках между мирами деятельности в серии нисхождения?

Ответ. Миры следствий не Локи или местонахождения. Они – есть тень мира причин, их души и миры имеют, подобно людям, свои семь принципов, которые развиваются и растут одновременно с телом. Таким образом тело человека привязано и остаётся всегда внутри тела его планеты. Его индивидуальный Джив-Атма (жизненный принцип) – то, что в физиологии называется животной душой – возвращается после смерти к своему источнику – Фохату; его Линга-Шарира будет вовлечена в Акашу; его Кама-Рупа вновь смешается с мировой Шакти – Силою Воли или мировой энергией; его «животная душа», заимствованная из дыхания Мирового Разума, возвратится к Дхиан-Коганам; его шестой принцип, втянутый или извергнутый из материнского лона Великого Пассивного Принципа, должен остаться в его собственной сфере как часть сырого материала, либо как индивидуализированная сущность, чтобы вновь родиться в высших мирах причин. Седьмой понесёт его из Дэва-Чана и последует за новым Эго к месту его рождения...

Вопрос 4. Магнетический импульс, который ещё нельзя рассматривать как индивидуальность, вступает во второй сфере в то же самое (вселенское) царство, в каком он пребывал в первой сфере, и пробегает весь круг воплощений до третьей сферы. Наша Земля для него всё ещё является сферой необходимости. Отсюда он переходит в восходящую серию – из самой высшей из них переходит в растительное царство первой сферы.

Безо всякого нового импульса творческих сил сверху его пробег кругом по циклу миров развил некоторые новые влечения или поляризацию, которые заставляют его облечься в растительную форму; в растительной форме он последовательно проходит цикл миров, причём весь этот цикл представляет ещё круг необходимости, (так как никакой ответственности в несознательной индивидуальности ещё не образовалось и поэтому на любом этапе своего прогресса он ничего не может сделать, чтобы выбирать одну или другую из открывающихся перед ним троп). Или, может быть, есть нечто даже в жизни растения, которое, хотя и не будучи ответственным сознанием, может направлять в ту или другую сторону в критические моменты своего продвижения?

Ответ. Эволюции миров не могут быть рассматриваемы отдельно от эволюции всего сущего. Ваши принятые представления о Космогонии с точек зрения теологии и науки не способствуют решению вами ни одной антропологической или даже этнологической проблемы, и они встают на вашем пути, как только вы пытаетесь разрешить проблему рас на нашей планете. Когда человек начинает говорить о создании и происхождении человека, он беспрестанно сталкивается с фактами. Продолжайте твердить: «Наша планета и человек были созданы», и вы всё время будете сражаться с твёрдыми, несомненными фактами, анализируя и теряя время на пустяшные подробности, не будучи в состоянии охватить всего. Но раз допустить, что наша планета и мы сами не более созданы, нежели эта снежная вершина, которая сейчас прямо передо мною (в доме нашего К.Х.), и что планета и человек являются лишь состояниями на данное время; что их настоящая видимость – геологическая и антропологическая – временная и лишь условность, сопутствующая им на этой стадии эволюции, которой они достигли в нисходящем цикле, – всё становится ясным. Вы легко поймёте, что подразумевается под «одним» и «единым» элементом или принципом в мире, притом андрогинным. Семиглавый змий Вишну Ананда, Наг (змий) вокруг Будды, великий дракон-вечность, кусающий своей активной головой свой пассивный хвост, из эманаций которого возникают миры, существа и предметы. Вы поймёте причину, почему первый философ провозгласил: «всё – Майя – за исключением этого одного принципа, который спит лишь время маха-пралай, «ночей Брамы».

Теперь подумайте! Наг просыпается, он испускает тяжёлый вздох, и этот последний посылается как электрический толчок по проводу, окружающему пространство. Направьтесь к фортепиано, наберите в нижнем регистре клавиатуры семь нот нижней октавы – вверх и вниз. Начинайте пианиссимо, крещендо от первой клавиши, и, ударив фортиссимо на последней нижней ноте, возвращайтесь диминуендо[31], извлекая из вашей последней ноты еле различимый звук – морендо пианиссимо (как я, к счастью для моей иллюстрации, нахожу это отпечатанным в одной музыкальной пьесе в старом чемодане К.Х.). Первая и последняя нота представляют вам первую и последнюю сферу, в цикле эволюции – наивысшую! Та, которую вы ударили один раз, есть наша планета. Запомните, вы должны изменить порядок на фортепиано: начинайте с седьмой ноты, а не с первой. Семь гласных, которые пелись египетскими жрецами семи лучам восходящего солнца и на которых звучал Мемнон, означали лишь это. Единый жизненный принцип: когда в действии, то движется круговращаясь, как это известно даже физической науке. Он движется кругообразно в человеческом теле, где голова является и есть для микрокосма (физического мира материи) то, чем для макрокосма (мира Мировых Духовных Сил) является вершина цикла. Подобно этому – образование миров и великий нисходящий и восходящий «цикл необходимости». Всё это – есть Единый Закон. Человек имеет семь принципов, зачатки которых он приносит с собою при нарождении. Подобно имеет их планета или мир. От первой до последней каждая сфера имеет свой мир следствий, прохождение через который предоставит место конечного отдыха каждому из человеческих принципов, за исключением седьмого. Мир А рождается, и вместе с ним, прилепившись, как ракушки ко дну корабля, развиваются из его первого дыхания жизни все живые существа его атмосферы, из зачатков до сих пор инертных, пробуждённых теперь к жизни первым движением этой сферы. Со сферой А начинается минеральное царство и пробегает круг минеральной эволюции. Ко времени её завершения сфера В проявляется в объективность и привлекает к себе жизнь, которая закончила свой круг в сфере А и сделалась излишком. (Источник, родник жизни неиссякаем, ибо это воистину Архана, осуждённая вечно прясть свою пряжу, за исключением периодов пралай). Затем появляется растительная жизнь на сфере А, и тот же процесс повторяется. В своём нисходящем беге «жизнь» с каждым состоянием становится грубее, более материальнее, в восходящем же – более бесплотной. Нет, и не может быть никакой ответственности до тех пор, пока материя и дух неуравновешен. До человека «жизнь» не ответственная в какой бы то ни было форме, не более, нежели утробный плод, который во чреве матери проходит через все формы жизни, как минерал, растение, животное, чтоб наконец стать Человеком.

Вопрос 5. Откуда он достаёт свою животную душу, свой пятый принцип? Пребывал ли его потенциал с самого начала в первоначальном магнетическом импульсе, который образовал минерал, или же при каждом переходе из последнего мира по восходящей стороне к сфере 1 он, так сказать, проходит через океан духа, ассимилирует какой-либо новый принцип?

Ответ. Таким образом, вы видите, пятый принцип развивается из него самого, ибо человек, как вы хорошо выразились, имеет «потенциальность» всех семи принципов в зачатке с самого момента его появления в мире причин в виде туманного дыхания, которое сгущается и твердеет вместе с родной ему сферой.

Дух или жизнь – неделимы. И когда мы говорим о седьмом принципе, это не качество, не количество, ещё меньше форма, которые предполагаются, но скорее Пространство, занятое в этом океане духа результатами или следствиями (благими, как все таковые каждого сотрудника природы), запечатлёнными в нём.

Вопрос 6. От высшей животной (не человеческой) формы в первой сфере он добирается до второй сферы. Немыслимо, чтобы он мог там опять спуститься до самой низшей животной формы, но как иначе он может пройти весь цикл жизни на каждой планете по очереди?

Если он совершает свой цикл спирально (т. е. от первой формы первой сферы до первой формы второй сферы и т.д., затем до второй формы первой сферы, второй, третьей и т.д., а затем до третьей формы первой сферы... n-ой), тогда мне кажется, что то же самое правило должно прилагаться к минеральным и растительным индивидуальностям, если у них таковые имеются, хотя некоторые сообщённые мне данные, кажется, этому противоречат. (Изложите их, и я их объясню и отвечу). Но пока что я должен работать с этой гипотезой.

Пробежав цикл в высшей животной форме, животная душа при своём следующем погружении в океан духа приобретает седьмой принцип, который наделяет её шестым. Это определяет её будущее на Земле и при завершении земной жизни имеет достаточно жизненности, чтобы удержать собственное притяжение к седьмому принципу, или тоже теряет его и перестаёт существовать в качестве отдельной сущности.

Всё это неправильно понято.

Седьмой принцип всегда присущ, как скрытая сила, каждому принципу, даже телу. Как Макрокосмическое Целое он находится даже в низшей сфере, но там нет ничего, что могло бы ассимилировать его с собою.

Ответ. Почему «немыслимо»? Высочайшая животная форма в сфере I или А, будучи безответственной (нет деградации падения для неё) погрузится в сферу II или В, как бесконечно малая частица этой сферы. Находясь, как вам было сказано, в восходящем беге, человек находит здесь даже самые низкие животные формы выше, нежели он сам был на Земле. Как можете вы знать, что человек, животное и даже жизнь на её начинающихся ступенях не выше в тысячу раз там, нежели здесь? Кроме того, каждое царство (у нас их семь, тогда как вы знаете только три) подразделено на семь степеней или классов. Человек (физически) – есть соединение всех царств, духовно же его индивидуальность нисколько не хуже от того, заключалась ли она в оболочке муравья, или же находилась внутри короля. Не внешняя или физическая форма обесчещивает или оскверняет пять принципов, но лишь умственная извращённость. Только на своём четвёртом большом круге, когда человек вступает в полное овладение своей энергией и достигает зрелости, он становится вполне ответственным, так же как на шестом круге, он может стать Буддою, а на седьмом, перед пралайей – Дхиан-Коганом. Минералы, растения, животное, человек – все они должны пробежать свои семь больших кругов в период деятельности Земли – Маха-Юги. Я не буду входить в подробности минеральных и растительных эволюций, но укажу лишь на человека или животно-человека. Он устремляется вниз как простая духовная сущность – бессознательный седьмой принцип (Парабрахман в отличие от Пара-Парабрахман) с зачатками других шести принципов, лежащих скрытыми и спящими в нём. Набираются плотности в каждой сфере его шесть принципов, проходя через миры следствий, а его внешняя форма-оболочка – в мирах причин (для этих миров или ступеней в нисходящем порядке мы имеем другие названия). Когда он достигает нашей планеты, он лишь прекрасный сноп света в сфере, которая сама ещё чиста и незапятнанна (ибо человечество и каждое живущее существо на ней увеличиваются в своей материальности вместе с планетой). В этой стадии наша Земля подобна голове новорождённого ребёнка – мягкая и с неопределёнными чертами, а человек – Адам, прежде, чем «дыхание жизни было вдунуто в его ноздри» (цитируя ваши собственные, искажённые писания для вашего лучшего понимания). Для человека и (наших планет) природы это есть день первый (посмотрите искажённые традиции в вашей Библии). Человек N1 появляется на вершине цикла сфер, на сфере N1, после завершения семи больших кругов или периодов двух царств (известных вам), и таким образом говорится о его создании на восьмой день (смотрите Библию, главу II; обратите внимание на стих 5-й и 6-й и подумайте, что подразумевается под «туманом», и стих 7-й, где Закон, мировой великий образователь, назван «Богом» христианами и евреями и понят как эволюция каббалистами). В течение этого первого большого круга «животно-человек» пробегает, как вы говорите, «свой цикл» спиралеобразно. По нисходящей дуге, откуда он начинает (после завершения седьмого большого круга животной жизни) свои собственные индивидуальные семь кругов, он должен войти в каждую сферу не как низшее животное, как вы это понимаете, но как низший человек, раз в течении цикла, который предшествовал его человеческому кругу, он проявлялся как самый высокий тип животного. Ваш «Владыка Бог», говорит Библия, глава I, стих 25 и 26, сотворив всё, сказал: «Создадим человека по образу и подобию Нашему» и т.д. и создаёт человека двуполой обезьяной! (исчезнувшей с нашей планеты) – самой высокой разумности животного царства, потомство которой вы находите в антропоидах наших дней. Будете ли вы отрицать возможность, что высочайшие антропоиды следующей сферы будут более разумны, нежели некоторые люди здесь – дикари, африканская раса карликов и наши веддхи на Цейлоне? Но человеку не предстоит подобное унижение, не нужно проходить через подобное унижение, раз он достиг четвёртой стадии своих циклических кругов, подобно низшим формам жизни и существ в течение его первого, второго и третьего круга. И пока он есть безответственное соединение чистой материи и чистого духа (ни одно из них ещё не осквернено сознанием их возможных потребностей и применений) первой сферы, где он выполнил свой местный семеричный круг эволюционного процесса, от самой низшей ступени до высочайшего вида, скажем, от антропоидов до первоначального человека, конечно, он вступает на сферу N2 как «обезьяна» (последнее слово употреблено для вашего лучшего понимания). В этом круге или стадии его индивидуальность так же спит в нём, как и индивидуальность утробного плода в период нарастания. Он не имеет ни сознания, ни чувств, ибо начинает как рудиментарный астральный человек, и прибывает на нашу планету как примитивный первобытный человек. До сих пор это есть лишь простое прохождение механического движения. Волевые действия и сознание являются самоопределяющимися и определяемыми причинами и желаниями человека, его разум и сознание пробуждаются в нём лишь тогда, когда его четвёртый принцип Кама созрел и закончен, благодаря своему контакту с Камами или энергиями всех форм, через которые человек прошёл в своих предыдущих трёх кругах. Человечество наших дней находится у своего четвёртого большого круга (человечество как род или вид, но не как раса, nota bene) в после пралайском цикле эволюций; и как его различные расы, так и индивидуальные особи в них выполняют, бессознательно для них самих, свои местные, земные, семеричные циклы, отсюда огромная разница в степени их умственного развития, энергии и т.д. Теперь каждая индивидуальность будет преследуема на восходящей дуге Законом воздаяния – Карма и Смерть соответственно. Совершенный человек или существо, которое достигнет полного совершенства (каждый из его семи принципов будучи зрелым), не будет рождаться здесь. Его местный земной цикл закончен, и он или должен продвигаться дальше вверх, или быть уничтоженным как индивидуальность. Незаконченные существа должны вновь рождаться или воплощаться. На своём пятом большом круге, после частичной Нирваны, когда зенит большого цикла достигнут, они будут ответственны с этого момента и впредь в их нисхождениях от сферы к сфере, ибо они должны будут появиться на Земле ещё более разумной и совершенной расой. Этот нисходящий бег ещё не начался, но скоро начнётся. Только сколько, какое множество будут уничтожены на своём пути!

Всё вышесказанное – есть правило. Будды и Аватары составляют исключение, ибо, воистину, мы ещё имеем нескольких Аватар, оставленных нам на Земле.

Вопрос 7. Животная душа, потеряв в последовательном прохождении кругового цикла, так сказать, инерцию, которая первоначально проносила её мимо отклоняющихся книзу боковых троп, попадает в низший мир на сравнительно короткий цикл, в течение которого её индивидуальность рассеивается. Но это может случиться только с такою животной душой, которая, будучи объединённой с духом, не развила устойчивого шестого принципа. Если бы она это сделала, и если шестой принцип, притягивая к себе индивидуальность завершённого человека, иссушил бы этим низший пятый принцип, так же как цветок алоэ, когда распустился, иссушает свои листья, тогда у животной души не было бы достаточно сил сцепления, чтобы начать другое существование в низшем мире, и она скоро была бы рассеяна в сфере притяжения этой Земли.

Ответ. Исправив ваши понятия по вышесказанному, вы теперь лучше поймёте.

Вся индивидуальность сосредотачивается в трёх средних или в третьем, четвёртом и пятом принципах. В течение земной жизни всё сосредоточено в четвёртом – центре энергии, желания воли. М-р Хьюм отлично определил различие между личностью и индивидуальностью. Первая еле переживает, последняя, чтобы успешно пробежать своё семеричное и восьмеричное продвижение, должна ассимилировать вечно жизненную мощь, пребывающую лишь в седьмом, и затем сочетать три принципа (4, 5 и 7-й) в один – шестой. Те, которые успевают в этом, становятся Буддами, Дхиан-Коганами и т.д. Главная цель нашей борьбы и посвящений заключается в достижении этого единения, пока мы ещё на Земле. Для тех, кто будут успешны в этом, нет ничего устрашающего в течение пятого, шестого и седьмого круга, но это – Тайна. Наш любимый К.X. находится на пути к этой цели, высочайшей за всеми нами на этой сфере.

Я должен вас поблагодарить за всё то, что вы сделали для наших друзей. Это долг благодарности, чем мы вам обязаны.

На некоторое короткое время вы от нас или от меня ничего не услышите. Готовьтесь.

М.

 

Письмо 33

«Лишённый Наследства» – Синнетту

Получено в Аллахабаде в январе 1882 г.

Конфиденциально

Уважаемый сэр!

Учитель проснулся и велит мне писать. К его великому сожалению, по некоторым причинам он не будет в состоянии в течение определённого периода представить себя потокам мыслей, с большою силою вливающимся с той стороны Химавата. Поэтому мне приказано быть той рукою, которая начертает вам его послание. Я должен вам сообщить, что он «совсем так же дружественен к вам, как до сих пор, и весьма удовлетворён и вашими добрыми намерениями и даже их выполнением, поскольку это находится в вашей власти. Вы доказали вашу любовь и искренность вашим усердием. Импульс, который вы персонально сообщили нашему любимому Делу, не будет остановлен; поэтому плоды его (слово «награда» избегается – его употребляют только для ханжей) не будут удержаны, когда баланс причин и следствий вашей Кармы будет подведён. Тем, что вы самоотверженно, на собственный риск трудились для вашего соседа, вы наиболее трудились для самого себя. Один год произвёл большие перемены в вашем сердце. Человек 1880 года едва ли узнал бы человека 1881 года, если бы их поставили лицом к лицу. Сравните их, поэтому, добрый друг и брат, чтобы вы могли полностью отдать себе отчёт, что сделало время или, вернее, что вы сделали со временем. Чтобы это сделать, размышляйте в одиночестве, заглядывая в магическое зеркало памяти. Так поступая, вы не только увидите свет и тени прошлого, но также возможный свет будущего. Таким образом, со временем Эго прежнего времени предстанет перед вами в своей обнажённой действительности. И также, таким образом, вы услышите меня непосредственно при ближайшей возможности, ибо мы не неблагодарны, и даже Нирвана не может предать забвению добро».

Это слова Учителя, так как с его помощью я в состоянии выразить их на вашем языке, уважаемый сэр. В то же время мне разрешено поблагодарить вас весьма горячо за действительное сочувствие, которое вы испытывали ко мне, когда небольшая случайность, происшедшая вследствие моей забывчивости, заставила меня заболеть.

Хотя возможно, что вы уже читали в современных сочинениях по месмеризму, как то, что мы называем «эссенция воли», а вы «флюид», передаётся от оператора к намеченному объекту, вы навряд ли сознаёте, насколько каждый человек на деле, хотя и сам того не сознавая, демонстрирует этот закон каждый день и каждый момент. Также вы не в состоянии вполне осознать, насколько тренировка на адептство увеличивает и способность испускать и способность воспринимать этот вид энергии. Уверяю вас, что я, хотя пока что только скромный ученик, ощущал ваши добрые пожелания, летящими ко мне, как выздоравливающий в холодных горах ощущает нежное дуновение, подувшее на него с долин, расположенных внизу.

Я также должен вам сказать, что в некоем мистере Беннете из Америки, который вскоре прибудет в Бомбей, вы можете признать человека, который, вопреки национальному провинциализму, так неприятному для вас, и слишком большой склонности к неверию, является одним из наших агентов (несознательно для него самого) по осуществлению освобождения мысли Запада от суеверных вероучений. Если вы можете найти пути, чтобы дать ему правильные представления о действительном нынешнем и потенциальном будущем состоянии азиатской, а в особенности индийской мысли, это доставило бы радость моему Учителю. Он желает, чтобы я в то же время довёл до вашего сведения, что вы не должны быть так преувеличенно щепетильны в отношении взятия на себя работы, оставшейся не законченной мистером Хьюмом. Этот джентльмен предпочитает делать только ему угодное безо всякого внимания к чувствам других людей. Его нынешний труд – пирамида зря истраченной интеллектуальной энергии. Его возражения и доводы рассчитаны только на самовозвышение. Учителю жаль, что он находит в нём всё тот же самый дух крайнего неосознанного эгоизма, который совершенно не считается с полезностью делу, чьим представителем он является. Если он вообще кажется заинтересованным в этом деле, то потому, что ему возражают, и он ощущает в себе прилив воинственности.

Таким образом, ответ на письмо мистера Терри, посланный ему из Бомбея, должен бы напечататься в январском номере. Но будете ли вы так любезны позаботиться об этом? Учитель спрашивает. Учитель думает, что вы это можете сделать так же, как и мистер Хьюм, если вы только попытаетесь, так как метафизическая способность в вас находится только в дремлющем состоянии и вполне развилась бы, если бы вы только разбудили и вызвали к действию постоянным употреблением. Что касается нашего уважаемого М., то он желает, чтобы я уверил вас, что секрет вызываемой мистером Хьюмом любви к человечеству базируется на случайном присутствии в этом слове первого слога. Что же касается человеческого рода, к нему у него нет никакого сочувствия.

Так как Учитель не будет в состоянии сам писать вам в течение месяца или двух и более (хотя вы всегда услышите о нём), Он просил вас ради него продолжить изучение метафизики и не оказываться в отчаянии от этой задачи каждый раз, когда вам попадаются непонятные мысли в заметках Сахиба М., тем более, что единственной неприязнью в жизни М. является его неприязнь к писанию. Учитель посылает вам лучшие пожелания и, прося, чтобы его вы не забыли, приказывает мне подписываться самому.

Ваш покорный слуга Лишённый Наследства

Р.S. Если вы захотите написать Ему, Учитель будет рад получать от вас письма, но Сам он не будет в состоянии отвечать. Вы это можете сделать через Дамодара К. Маваланкера.

Л.Н.

 

[19] «Четверть часа Рабле». Непродолжительный, но тягостный промежуток времени, когда необходимо найти выход из затруднительного положения. (Источник выражения – анекдотический случай из жизни французского писателя Рабле (ок. 1494-1553): ему предстояло расплатиться с хозяином гостиницы в Лионе, но денег не оказалось, и только находчивость помогла писателю избавиться от этих неприятных обстоятельств).

[20] Во имя общественного блага; для общей пользы.

[21] Стейнтон Мозес – спиритуалист, писавший под псевдонимом «М.А.(Оксон)».

[22] Клевки.

[23] Сердечное согласие. Употр. в знач.: 1) Дружеское взаимопонимание между двумя государствами или народами, закреплённое договором, соглашением и т.п. 2) Дружеские, благожелательные отношения между кем-либо.

[24] «Довод к человеку», т.е. предназначенный убедить конкретного человека, но не опирающийся на достаточные основания и не решающий существа спора или дела.

[25] Или всё, или ничего.

[26] В англ. версии «dikshita».

[27] Эклектическое Теософское общество Симлы, местный филиал Теософского Общества в Симле. Мистер Хьюм был его первым президентом.

[28] В англ. версии «Qui bono then?»

[29] Способ действия.

[30] Уточните.

[31] Музыкальные термины: пианиссимо – самый тихий звук, крешендо – постепенное усиление звука, фортиссимо – самый громкий звук и диминуэндо – постепенное ослабление звука.

К началу страницы → К оглавлению Писем Махатм

 
 

 
html counterсчетчик посетителей сайта
TOP.proext.com ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU